Фронтовые повести - Адий Шарипов

Признание подруги обезоружило Валю. Что сказать Нине? Запретить встречаться? Глупо. Оставить все как есть? Валя понимала, что никто из товарищей сегодня не мог подсказать приемлемого выхода из создавшегося положения.

— Зайдешь? — спросила Нина, когда они подошли к ее дому.

— Нет, домой пора, — отказалась Валя.

— Не сердитесь на меня, — сказала на прощанье Нина. — Я не подведу. А там и наши вернутся…

Сейчас трудно судить как Нину, так и ее товарищей, в конце купцов смирившихся с создавшимся положением. После разговора с Ниной ничто не изменилось, все продолжало идти как прежде. И это было первым предвестником неминуемой беды, ибо одно, даже самое незначительное нарушение дисциплины неизбежно ведет к новым, более серьезным.

Как-то Алекс признался Нине, что с него хватит: он не хочет, не может больше служить у гитлеровцев— устал, насмотрелся… Кроме того, с некоторых пор к нему вдруг резко изменилось отношение в части: он то и дело ловит на себе настороженные взгляды сослуживцев, все чаще слышит в голосе начальства плохо скрываемое раздражение. По-видимому, его в чем-то подозревают. Дела его так плохи, что, знай он, как пробраться к партизанам, ушел бы немедленно…

Карпова без разрешения организации спрятала Алекса на подпольной конспиративной квартире. Нина знала, что существует хорошо налаженная «цепочка», по которой подпольщики вывели в лес, к партизанам, не один десяток людей. Эта «цепочка» должна была спасти и Алекса.

Подпольная организация вновь была поставлена перед свершившимся фактом.

— Ты поставила под угрозу всех! — горячился Алтай, ожесточенно расхаживая по комнате. — Понимаешь, всех! Ее, ее, его! — Он тыкал пальцем на молча сидевших товарищей. — У тебя что на плечах? Ты о чем думала?

— Человек оказался в беде, и моя обязанность — помочь ему, — защищалась Нина.

— Помочь! Почему ты не посоветовалась? Мы — что выдали бы его гестаповцам? Он бы сегодня уже был в лесу.

— Так в чем дело?

Алтай едва сдержался, чтобы не выругаться.

— А в том, пустая твоя голова, что приметы его уже розданы всем полицейским! Ты понимаешь? Как его теперь выведешь? Его схватит первый же патруль. Судить тебя надо! — добавил сурово Алтай. — По всей строгости. За нарушение конспирации, за нарушение дисциплины. Из-за тебя, из-за твоего легкомыслия может полететь все, что мы наладили.

— Где он сейчас? — спросил хмурый Ольхов.

— Как где? — Алтай все еще не мог успокоиться. — В погребе сидит. Нашли тоже убежище! Сколько он там высидит? Хватит у него терпения? Да и кормить же его надо! А кто из хозяев часто в погреб бегает? Это же сразу любому бросится в глаза. Любому!

Теребя в руках платочек, Нина сидела с опущенной головой. На глазах девушки навернулись слезы.

— Ладно, Алтай, — вмешалась Валя. — Криком делу не поможешь. Не выбрасывать же теперь человека на улицу. В погребе ему сидеть, конечно, не сладко. Да и кормить его — Алтай тут прав — придется по ночам. Когда мы его сможем увести в лес?

— В ближайшие дни нечего и думать! — отрезал Алтай.

— Действительно, опасно, — подтвердил и Владимир.

— Ах, Нинка, Нинка, — вздохнула Валя. — Бить тебя некому! Ладно, будем надеяться, что все обойдется.

Целую неделю Алекс отсиживался в темном, сыром погребе, пережидая, пока гестапо прекратит розыск сбежавшего переводчика. Наконец было замечено, что количество патрулей на улицах уменьшилось. Самое же главное — сняли ночные посты на дорогах, выходящих из города.

Посоветовавшись с Валей, Володя Ольхов решил сам вывести переводчика из Велиславля. Встретив Нину, он сказал:

— Предупреди своего, что сегодня пойдем.

— Кто поведет? — спросила Нина.

— А тебе не все равно?.. Ну, ладно, ладно, опять плакать! — сказал он, заметив на глазах девушки слезы. — Вот сырости-то накопила!

Нина поспешно вытерла глаза.

— Ребята… — забормотала она. — Я же понимаю… Ну, виновата. Ну, убейте меня, накажите.

— Давай-ка, слушай, без истерики! — прикрикнул Володя. — Честное слово, как ребенок. В общем, предупреди его, я зайду ночью.

Он повел переводчика глухими переулками. Несколько раз они перелезали через заборы и пробирались огородами. Алекс едва поспевал за своим неутомимым проводником. За время сидения в погребе он осунулся, оброс и ослаб от голода.

Выбравшись на южную окраину города, молодые люди прошли вдоль дороги. Как было условлено заранее, на пятом километре их должна была встретить подвода.

— Подожди-ка, — негромко произнес Владимир, слегка коснувшись плеча своего спутника: его острый, наметанный глаз различил впереди темную неподвижную преграду. Это была таловая роща, место встречи.

— Сюда, — сказал Владимир, сворачивая к роще. Залегли в высокой траве. Стояла глубокая тишина.

Ждать пришлось долго. Несколько раз, приподнявшись из травы, Ольхов вглядывался в полуночную тьму.

Алекс сорвал и принялся жевать пресную травинку. Он целый день ничего не ел.

Неожиданно Володя привстал. Насторожившийся Алекс услышал дребезжание тележных колес. Кто-то ехал по дороге, приближаясь к роще.

— Наши, — шепнул Володя, вглядываясь в темноту. Он приложил ко рту ладони и негромко заквакал. Подвода остановилась. С брички спрыгнул какой-то человек и подошел к канаве.

— Идем, — сказал Владимир, поднялся и широко зашагал по высокой траве.

Переводчик плохо соображал, что с ним происходит. Когда городские кварталы остались позади, он почувствовал, что спасен. Но вместо прилива бодрости, он испытал огромную усталость. Ему захотелось сесть и на минуту, на две забыться. Однако его молчаливый попутчик стремительно уходил вперед, и ему, чтобы не отстать, не потеряться, приходилось напрягать все свои силы. Когда Володя свернул с дороги и опустился в траву, переводчик облегченно вздохнул: его провожатый вовремя догадался сделать передышку. Еще несколько минут — и у него подкосились бы ноги.

Для Алекса все происходило как во сне. Он почти бессознательно подчинился приказу подняться и идти. Над его головой стояло высокое небо в холодном мерцании созревших звезд; впереди, еле обозначаясь, маячил силуэт подводы. До слуха его долетел шелест шагов проводника, направлявшегося к дороге. Затем Алекс услышал негромкий разговор.

Высокая трава мешала идти, хватала за ноги. Алекс стал разводить ее руками. Он приблизился к широкой канаве, измерил ее взглядом и понял, что перепрыгнуть через нее у него не хватит сил. Он спустился к сыпучему склону и, согнувшись, стал карабкаться вверх. В последний раз оттолкнувшись руками, он вылез на дорогу, выпрямился и устало проговорил:

— Ну, здравствуйте!

И вдруг испуг горячей волной прошел по всему его обмякшему телу: человек, рядом с которым стоял его провожатый, был в высокой немецкой фуражке и длиннополом плаще.

Мысли переводчика разбежались. Немец? Офицер? Почему?.. Пока он приходил в себя, человек в форме немецкого лейтенанта спокойно вполголоса беседовал с Володей. Владимир повернулся к Алексу и указал на лейтенанта:

— Поедешь с ним, — и, простившись, растворился в густой полуночной тьме.

— Далеко ехать? — спросил Алекс, усаживаясь в бричку.

Лейтенант промолчал. Он разобрал вожжи, быстро погнал лошадь по пустынной дороге.

На рассвете они подъехали к большому сараю, стоявшему за околицей деревушки, — в таких сараях в деревнях молотят хлеб.

Лейтенант обернулся к Алексу и приказал:

— Ждать здесь. Завтра утром за тобой придут. В деревню не ходить.

Алекс побрел в сарай и зарылся в огромный ворох соломы.

Проснулся он, когда в щели ярко светило солнце. Долгое время лежал, прислушиваясь к тому, что происходит за стенами сарая. Он уловил шелест травы, затем ему померещился человеческий голос. Алекс припал к щели.

На зеленом лугу, неподалеку от сарая, паслось несколько тучных ленивых коров, и одну из них, ласково называя по имени, подзывала женщина с ведром в руке.

Страх, испытанный им в городе в ожидании ареста, отодвинулся куда-то в сторону. В это тихое солнечное утро Алексу показалось, что все его испытания счастливо миновали и остались позади.

— Тетка, эй, тетка! — негромко позвал Алекс, приоткрыв дверь.

Женщина оглянулась и от испуга выронила ведро.

— Ты что? Ты что тут делаешь? — спросила она, озираясь по сторонам.

— Не бойся. Я свой, свои. Хлеба нету?

— Подожди. Сейчас принесу. — И женщина, подобрав ведро, побежала в деревню.

Через несколько минут Алекс увидел, что в деревне полно солдат и несколько человек направились к сараю. Они снимали на ходу винтовки и растягивались по лугу, охватывая сарай полукольцом. Алекс отпрянул от стены, пырнул в ворох соломы и затих.

«Мимо, мимо, мимо!»— стучала спасительная мысль. Он зажмуривался, сжимался в комок, не переставая надеяться на чудо.