Таежные отшельники - Игорь Назаров

Что называется «по горячим следам», Михаил Яковлевич берет интервью у Агафьи. На микрофон в его руке она не обращает внимания, но камера, стоящая на треножнике чуть в стороне её несколько настораживает, старается отвернуться, но реакция спокойная, уже не бежит и не прячется, как это было несколько лет назад. Агафья рассказывает Михаилу Яковлевичу о своих болезнях при посещении родственников в Киленском. Высказывает мысль, что «так я заражусь и будет кашель, легкие будут болеть». Михаил Яковлевич рассказывает Агафье, как люди собирали по 100–200 рублей, чтобы мы смогли купить ей муку, крупу и прилететь сюда, старается подвести её к мысли о необходимости выезда к людям. «Если легкие-то заболеют, то вся нагрузка ляжет на сердце» — говорит Агафья в ответ. «Здесь-то легкие не болят. Поедешь, вот этого-то я боюсь, и скоропостижно получится» — отвечает Агафья на уговоры Михаила Яковлевича выехать к родственникам.

К разговору подключаюсь я. Рассказываю Агаше о Киленском, как мы там побывали, о родственниках, которые так ждут её, о домах, которые они согласны передать ей на житьё. Расписываю все преимущества и прелести, особенно усадьбы, стоящей отдельно от других. Однако вновь слышим аргументы против: нет у них братства; какой-то мужик на Пасху приставал к ней; Максимила не велела и т. д. Агафья разволновалась, и даже лицо стало сердитым. Успокаиваю, переключаем её вновь на подарки. Вручаем красные войлочные сапожки. Примерила, оказались в пору. Понравились, сидит на ноги посматривает — любуется. Так в них и ходила весь день.

Подул ветер и наш ветряк закрутил своими крыльями, теперь уже без всякой пользы для хозяйки здешних мест. А она продолжает свой рассказ о том, что сразу после приезда с Горячего ключа, когда был Алексей и Владимир, попила холодной воды, да вдохнула дыма от курящего Владимира, сразу «легкие заболели, кашляла, нос побежал». Думаю, что дым от курения тут не причем, очевидно привезла инфекцию от людей с Горячего ключа. «Принимала фалиминт, эритромицин 3 дня. Одну таблетку пенициллина приняла, но боле не принимала — на сердце вредно, Ерофей говорил. Быстро поправилась, только кашель две недели /был/».

Уходим с Агафьей в избу — нужно её осмотреть. Пульс у неё сегодня 68 ударов в минуту, ритмичный, Артериальное давление нормальное — 115/80 мм рт. ст. Тоны сердца ритмичные, чистые, шумов нет. В легких дыхание везикулярное, прослушивается по всем легочным полям, хрипов нет. Живот мягкий, печень и селезенка не пальпируются. В животе определяется большое 10х20 см. опухолевидное образование, распространяющееся подковообразно слева над лоном и уходящее в правую подвздошную область, вершиной не доходя 4 см до подреберья. Опухоль плотная, слегка бугристая, вершина её легко смещаемая из правой половины живота к середине и даже в левую половину. Если сравнить размеры опухолевидного образования с прошлогодними, то оно резко увеличилось. По словам Агафьи опухоль уменьшается после месячных. В настоящее время месячные должны были быть 4 дня назад, но не пришли. Вероятно, это все же не аппендикулярный инфильтрат, как я думал раньше, а миома матки. Опухолевидное образование в правой подмышечной области по консистенции напоминающее добавочную молочную железу или мягкую липому в прежних размерах 5х5 см., легко смещаемое. Лимфатические узлы нигде не увеличены. При пальпации позвоночника болей нет, диска позвонка, пальпировавшегося в прошлом году, не определяется. Отмечается болезненность и некоторые ограничения в движении в правом плечевом суставе и лопатке. Эти места несколько раз натер «Виватоном». Гелем этого препарата натер также кисти рук, кожа которых растрескалась и имеет трещины. Вагинальное исследование по понятным морально-этическим причинам не проводил.

Конечно, нужно Агафью обследовать в стационарных условиях и оперировать. Предложил ей поехать в Таштагол или в Красноярск. Отказалась. Объяснил опасность и возможные осложнения от опухоли в животе (разрыв с кровотечением, сдавление, перекрут и др.), что с такой болезнью оставаться одной нельзя, т. к. в любой момент может наступить тяжелое осложнение. Спросила: «Есле разорвется, кровь наружу пойдет?». Объяснил, что может пойти и в живот. — «Это-то плохо!». Страха и волнений на лице нет. На мои уговоры поехать обследоваться и лечиться в город находится много отговорок. Подключившаяся к разговору Анна тоже приводит довод, даже говорит, что у ней самой тоже была киста яичника и только операция спасла ей жизнь. Пробую уговорить Агафью поехать только на несколько дней, чтобы обследоваться. «Так хозяйство-то не бросишь!». Предлагаю оставить по хозяйству Анну или привезти Антонину Трефильевну. Очень не твердо соглашается: «Это-то можно». Но совершенно очевидно, что это согласие только для того, чтобы мы от неё отстали, а ехать она никуда не собирается.

В 17 часов 30 минут решили идти на рыбалку. Наладили удочки и отправились на Еринат удить в три руки — Анна, Михаил Яковлевич и я. Прошли все ямки на Туй-Дае, под скалками на Еринате — рыба не брала совсем. Сменил мушки — толку нет, река как вымерла. Мои компаньоны потеряли терпение и ушли домой. Я прошел к верху по Еринату, места для рыбалки попадались хорошие, но рыбы не было. Увлекшись обследованием реки, тех мест, где я ещё не был ни разу, ушел довольно далеко. Но уже начинают спускаться сумерки, прибрежный ивняк темнеет и становится как будто гуще. Пора «подгребать» к нашей стоянке. Неужели рыба уже скатилась и я так ничего и не поймаю? На обратном пути, когда были уже густые сумерки на Туй-Дайской яме взялся таки крупный хариус. Леска зазвенела от напряжения, а сердце запрыгало от азарта. Еле выволок на гальку черноспиного с переливами хариуса, грамм на 700–800. Гордый, но с совершено равнодушным лицом, возвращаюсь к костру, где у стола сидят все наши. Видя мое унылое лицо, ребята даже не стали спрашивать про улов — все и так ясно. И тут, вдруг, перед носами сидящих, на стол плюхается огромная рыбина, которая как-бы подыгрывая мне с последним усилием бьет хвостом и изгибается дугой в переливающихся красноватых отсветах костра. У некоторых округляются глаза, а Агаша протягивает руку к хариусу и гладя его говорит: «Хороший. Крассиввыый!».

В мое отсутствие все разговаривали с Агафьей, об отъезде. Все доводы она парировала и отмела, при этом опять разволновалась. Анисим Никонович в сердцах махнул рукой и ушел в избу. Мое появление оказалось кстати и разрядило обстановку. Агафья принялась рассказывать, как Ерофей подключал ветряк напрямую, минуя регулирующее устройство и аккумулятор, от чего и испортил весь агрегат. С какой легкостью, пренебрегая инструкциями, народный умелец угробил дорогостоящий аппарат с таким трудом приобретенный, доставленный и установленный на Еринате. Но лезть с «топором в микроскоп», наверное, в характере Ерофея. Ведь несколько лет назад, он чуть не угодил под суд, когда, работая мастером на буровой на Волковском участке, сделал тяжелую аварию на буровой и полностью вывел ее из строя. Только высокое покровительство спасло его от суда и позволило податься в «охотники». Так что, стоимость ветряка для него, это ничто по сравнению с многомиллионными затратами на восстановление буровой, конечно, из кармана государства.