Таежные отшельники - Игорь Назаров

Агаша осталась на реке — заделывает дырки в платине. Остальные ещё работают. День сегодня прохладный, пасмурный, тянет низкие тучи, ветер тревожно гудит в деревьях. В избе сильно прохладно. Затапливаю печь. Сижу, зажался в комочек, впитываю приятное тепло, идущее от печки. Вскоре заглянула ко мне Агаша, якобы проверить по времени свои часы, наверное, беспокоится о моем самочувствии. Убежала вновь доделывать загородь, а затем пришла и принесла яичко. «Выпей! При сердце-то хорошо». И в добавок подарила теплые вязаные носки. Состояние остается паршивым, беспокойство, не знаешь, куда себя деть, сердце жжет и поддавливает. Весь вечер сижу и лежу в избе. Остальные постоянно приходят и интересуются как я. Они все собрались у костра, варят козлятину. Мне не до посиделок.

20 сентября /вторник/.Сегодня должен прилететь вертолет, так мы договаривались с авиаторами. Но погода с утра плохая, все небо затянуто тучами. Правда, видимость высокая, горы открыты, снег на них сошел. Даже «Тутанхамон» помолодел, его седые борода и усы исчезли.

Самочувствие кислое, остается тяжелая голова и одышка. Умывание, бритье, завтрак. На случай прилета вертолета, собираем вещи, складываем рюкзаки. За завтраком Анна угощает ребят медовухой, сваренной уже на Еринате. Всей артелью уговариваем Агафью поехать к родственникам и в серьезной и в шутливой форме. Но результат один — ехать не согласна. В ответ нам она все рассказывает, как плохо себя чувствовала в Киленске. На предложение выехать, обследоваться и лечиться в Таштагол или Красноярск отвечает: «Страшно это-то. Страшно! Да и в вертолете езда не могу, еле доехава, все омертвило. Сердце-то поди останавливалось? За руку-то держал» — спрашивает Агафья меня, имея ввиду наш полет на Горючий ключ в прошлом году. «Нет, сердце не останавливалось!» — отвечаю. «Остальное-то все омертвило. В дороге, когда на машине ехала (у родственников) тоже останавливались несколько раз — тянуло, рвало», — продолжает Агафья. На вопрос о том, позволяет ли ей религия убрать оперативным путем опухоль в животе, четко не ответила: «Страшно! Стра-шш-нно это!».

Несмотря на плохое самочувствие, пришлось давать интервью перед камерой Михаила Яковлевича для его будущей передачи или фильма. Получилось, на мой взгляд, вяло и не выразительно.

Ребята сегодня таскают мешки с мукой и крупой от избы на нижний лабаз у Ерината. Агафья считает, что там они лучше сохранятся. Но как она зимой будет, особенно в случае болезни, доставать их и приносить в избу? Я чувствую себя ущербным, что не могу помочь в этой тяжелой работе.

Ухожу в тайгу. Западнее избы Агафьи, метрах в 150, есть обрыв скалы высотой 40–50 метров, а внизу неистово летит Еринат, вспенивая свои воды на больших валунах. Очень красиво смотреть на это зеленоватое летящее стекло воды. Правда, погода сегодня не располагает к созерцанию. Утром 4 градуса тепла, а днем всего 7, временами моросит легкий как туман дождичек. Уже 13 часов 40 минут, а вертолета все нет. Улетим ли сегодня? Для меня в таком состоянии это особенно важно. Вчера ребята даже предлагали включить «КАСПАС-САРСАТ» и вызвать помощь.

Возвращаюсь к костру. Через 10 минут слышу звук вертолета. Действительно с Абакана он прошел в верховья Ерината. Через 12 минут возвращается назад к Абакану. Мы уже частично стащили вещи на косу Ерината, а он улетел. Прилетит ли? Но уже 14 часов 25 минут, а вертолета нет.

В ожидании ведем последний разговор с Агафьей об отъезде. «Приезжай в конце сентября, в октябре. Пришлем тебе Анну или Антонину, ухаживать за хозяйством. Приезжай лечиться!» — «Нет, нет!». Подарили Агафье фонарик, красный мешок из-под хлеба для отпугивания медведей. Лев Степанович напоследок записывает рассказ Агафьи об Ерофее, его проделках.

В 14 часов 45 минут из верховьев Ерината появляется желто-голубой вертолет. Мы кидаемся вниз к реке. Он делает полукруг и садится на косе. Кто-то выскакивает из него, набирает в бутылку воду из реки, и когда впереди идущие Михаил Яковлевич, Анисим и Анна подходят к вертолету, тот неожиданно взмывает вверх и уходит по каньону Абакана. Немая сцена как в «Ревизоре». Агафья говорит, что этот вертолет из Горно-Алтайска, т. е. не наш. Остается только горестно вздохнуть.

Сидим на вещах, как дураки (почему «как»?) у лабаза на речке. Агаша потихоньку сообщает доктору, что сегодня у нее пришли месячные. Также потихоньку в шутку спрашиваю: «Значит, не беременна?» — Смеется. «Так не от кого, никого-то не было?». Взял удочку, стоящую невдалеке, попробовал рыбачить в ямке у Туй-дая с этой стороны реки. Ни одной поклевки. В 16 часов поднимаемся снова к избам. Я затапливаю печь, ребята пилят дрова.

На курятнике у Агафьи обнаруживаем целый ящик бутылок с подсолнечным маслом. Зачем? Оказывается, что она делает из него светильник с фитильком. Что ж, раз сломан ветряк и электричество погасло, приходится коротать долгие зимние вечера и при таком освещении. Голь на выдумки хитра! А пока Агафья вновь принимается за рассказ о прошлом годе. По её словам, Ерофей говорил, что в прошлый наш приезд вертолет специально не прилетал так долго за нами. «Пусть Черепанов пешком идет!». Потом уж прилетели только из-за меня и Николая Петровича Пролецкого. Не знаю, было ли так на самом деле или это для красного словца сочинил Ерофей. Как говорит Агафья, оба ружья 12-го калибра забрал Ерофей, а 28-го калибра взял Алексей с Владимиром. У Агафьи осталась одна старенькая двухстволка 16-го калибра, которой опасно пользоваться. По этому поводу Агафья говорит: «Опасно стрелять, сила бьет в плечо, стволы старые, жаржовели. Дробовыми бьет, а как пулевыми? Там сильне заряд. Опасно!» Это был ответ на мой вопрос о возможности защиты данным ружьем от медведя и волков. Во время разговора Агафья перебирает в руках свою старую самодельную лестовку. Интересуюсь, почему не пользуется подаренной новой. Оказывается, подаренной красивой лестовкой Агафья пользоваться не будет, т. к. она сделана из искусственной, а не из натуральной кожи.

Агафья распрашивает меня о моих детях. Светлану хорошо, помнит и вспоминает добрым словом. Узнав, что Света вышла замуж, говорит: «Теперь-то уж, наверное, не приедет». И в голосе чувствуется нотка сожаления.

У Агафьи пока ещё нет собственной печати, тем не менее, в моем командировочном удостоверении она старательно выводит: «Прибыв на Еринат 2 сентября 7502 года. Выбыв из Ирината…. (дата ещё неизвестна) семь тысящ пятьсот второй. Агафья».

Вертолет сегодня так и не прилетел. Временами накрапывает дождь, не похоже, что завтра будет летная погода. К вечеру 7 градусов тепла.

Варим ужин и как всегда ведем разговоры у костра. Сегодня они идут вокруг религии и веры, но с прицелом на переезд Агафьи к родственникам. Меня к таким разговорам подталкивает понимание реальной опасности для жизни Агафьи внезапных осложнений от наличия опухолевидного образования. Особенно сегодня старался, после медовухи, Михаил Яковлевич, доводы его были убедительны хоть для кого, но до Агафьи они не доходили. Её устои сломать невозможно! Таежница утверждает: «Я-то истинного корня до Никоновского, других не осталось». С осуждением говорит о собратьях по вере в Киленском: «Даже наставника нет. Послушала их — нет у них старого корня». Кроме того, в «мир» выходить ей не велел тятенька, Максимила и её помощник, который жил у неё 5 дней. Конечно она вспоминает, что там болела «легкими» — «Страшо!». В конце концов, Агафья так разволновалась, что даже сказала, что может уйти в лес и там «замереть». Пришлось срочно успокаивать её, что насильно её никто никуда не повезет, и увести в избу ужинать. Ясно, что о выезде в Киленское или другое место сейчас не может быть и речи. О лечении и операции также.