Грехи и подвиги - Ирина Александровна Измайлова

с собой. – Только этого нам и не хватало! Но ведь крестоносцы едва ли смирятся с этим? Они же не смогут сразу понять, как это им выгодно – сохранить за собой Святую землю и не охранять ее, ибо она останется под охраной магометан! Им подавай Иерусалим, а позади пускай остаются чужие города и крепости… Они не позволят Ричарду пойти на такой союз!

Муталиб не без удовольствия созерцал эту вспышку: ему не очень нравилась самоуверенность Ожера Рафлуа. Пускай, пускай позлится! Или он думает, что, соорудив замок на месте Соломонова храма и получив начатки Тайных знаний, можно за какие-то сто лет научиться управлять судьбами людей и стран? И называться Избранными? В какой-то мере, можно, наверное. Всякий, кто мешает воцарению христианства, даже и, называясь его именем, уже избран. Но наглость храмовников вечно напоминает: они из того же теста, что и остальные рыцари, им тоже не чужда страсть к власти внешней, их тоже на многое подвигает гордыня, а не мудрый расчет. Пусть, пусть спотыкаются на своем пути! Может, научатся чаще спрашивать совета у тех, кто все же умнее.

Чуть выждав, шпион проговорил:

– Я не думаю, что крестоносцы смогут запретить Ричарду поступать так, как он задумает, он слишком силен. Но ты, мессир Ожер, будешь не очень достоин знаков своего ордена мудрецов, если не сможешь расстроить договор, который захотят заключить меж собой король Англии и султан Египта и Сирии. А для начала хорошо бы устроить так, чтобы рыцарь, которого взяли в плен вместо короля, не был выкуплен. Уж поверь, его гибели Львиное Сердце никогда не простит Салех-ад-Дину.

Глава 7. Неожиданная помощь

– Ох, не нравится мне это! Куда он мог подеваться?

С этими словами Луи тревожно огляделся. Они сидели на берегу неглубокого, искусственно прорытого канала, огибавшего пышный фруктовый сад. Вид созревших краснощеких персиков, согнувших упругие ветви, слив размером чуть не с кулак, гранатов, трескавшихся от зноя так, что их зерна, будто драгоценные рубины, сверкали на солнце, – все это, вместе с головокружительным ароматом, могло бы возбудить аппетит даже у человека, обычно равнодушного к фруктам. Но двоим лазутчикам, устроившимся возле оросительного канала, в тени старой, уже почти осыпавшейся сливы, было не до лакомства. Они слишком волновались. Один за своего друга и молочного брата, другой – за своего господина. А сейчас еще приходилось волноваться и за нового товарища, обещавшего вскоре вернуться.

Луи и Ксавье нарушили запрет Ричарда Львиное Сердце и проникли в занятую сарацинами Яффу, взяв с собою Рамиза-Гаджи, без которого их затея, и так-то совершенно безумная, была бы вообще чистым самоубийством.

Правда, пробраться в город оказалось гораздо легче, чем им казалось. Некогда мощную крепость никто не охранял. Более того, весь ее гарнизон и большая часть войска, которое привел с собою Саладин, стремительно отступив от Арсура, были заняты разрушением крепостных стен и укреплений и разорением всех городских дворцов и зданий, из которых выносилось и увозилось все, хоть сколько-нибудь ценное.

Рамиз, обсуждая рискованную разведку с рыцарем и оруженосцем, предложил довольно простой план: выдать себя за странствующих жонглеров, которых каким-то образом занесло в самые неспокойные места. Действительно, хотя жители и покидали обреченный город (втайне, как многие другие, призывая проклятия на голову султана), но в небольших, прилепившихся к Яффе ремесленных поселках, а также и на окраинах, внутри разрушаемых городских стен, было еще немало тех, кто либо не хотел уходить до последнего часа, либо решил остаться, надеясь на «будь, что будет!» В основном то была беднота, для которой утрата дома означала голодную смерть либо нищенские скитания.

На одной из таких окраин «жонглеры» устроили свое представление, воспользовавшись умением Луи метко бросать ножи. Чтобы вызвать восторг двух десятков ткачей и горшечников, понадобилось всего лишь по очереди поставить возле ствола старого тополя одетых в живописные лохмотья Рамиза и Ксавье и всадить клинки у них над головой и подмышками. Затем Рамиз подставил сложенные ладони, и Ксавье, презрев свою хромоту, ловко взобрался на его плечи, после чего водрузил себе на голову небольшой кувшин. Снова свистнул нож, и в стороны брызнули желтые черепки, а толпа завопила от восторга. Как ни страшились жители Яффы завтрашнего дня, понимая, что султан собирается уйти, бросив их на произвол судьбы, но можно ли не повеселиться, хотя бы уж напоследок. Правда, в брошенный на сухую землю платок накидали не более десятка мелких медных монеток, зато одарили жонглеров парой свежих лепешек, несколькими смоквами и узелком изюма.

Кажеся, никого не смутило, что зазывал жителей и вел с ними разговоры в основном только бойкий Рамиз (сын эмира так ловко изображал из себя бродягу, что ни у кого это не вызвало сомнений). Метатель ножей и второй его помощник, по словам зазывалы, были родом из Персии и плохо говорили по-арабски, хотя и понимали этот язык хорошо. В Яффе персов видывали редко, да и проявлять любопытство и допытываться, как это их сюда занесло, никто не стал.

К концу представления в толпу затесались несколько воинов, из тех, что занимались разорением города, но устали от этой нелегкой работы, да двое неплохо одетых людей, возможно, даже из свиты султана. Они тоже с интересом следили за представлением, и кто-то кинул в платок Рамиза одинокую серебряную монету. Однако когда жонглеры закончили свои упражнения, этих людей уже не было – должно быть, они боялись надолго оставлять свои дела.

Фруктовый сад, в котором разведчики решили остановиться, был, судя по всему, брошен – его владельцы решились покинуть опасные места, а значит, здесь христиан вряд ли могли потревожить – даже явись сюда сарацинские воины, у них скорее всего не вызовут подозрения бродяги, расположившиеся на отдых.

Посовещавшись, все трое решили, что проникнуть в стан сарацин сможет один Рамиз – он был свой. А узнать что-либо о плененном под Арсуром рыцаре возможно было только у воинов: жители окраин, с которыми заговаривал юноша, даже не слыхали о пленнике. И вот отважный Рамиз-Гаджи скинул драный халат и заплатанные шальвары и поверх шелковых рубашки и штанов надел спрятанные в узелке кольчугу и шлем. В Яффе было столько людей, одетых подобным образом, что ни у кого не возникло бы вопроса, откуда взялся еще один.

– Судя по солнцу, он ушел часа полтора назад, – воскликнул Луи, убедившись, что они по-прежнему одни на берегу канала, и можно заговорить по-французски безо всякого риска. – Что могло с ним случиться?

– Вы подозреваете его в измене, мессир Луи, или