КГБ. Мифы и реальность. Воспоминания советского разведчика и его жены - Галина Львовна Кузичкина (Кокосова)

как в нее стали стучаться незваные гости. Опять стали разлетаться стекла окон. Мы смогли включить сигнализацию уже только из самого здания посольства. Вдруг мы услышали сильный грохот разбитого стекла и поняли, что разбита входная парадная дверь в зал для приемов. Мы срочно перешли по коридору в служебное здание посольства и закрыли за собой тяжелую стальную дверь.

Через несколько минут в эту дверь начали ломиться снаружи. Поскольку нападавшие находились теперь в закрытом коридоре, то было решено забросать их гранатами со слезоточивым газом. Двое пограничников-комендантов надели противогазы и, держа гранаты наготове, резко открыли дверь. За дверью оказались всего два молодых парня. Увидев здоровенных парней в противогазах с гранатами в руках и за ними мужчин с металлическими трубами, нападавшие тут же развернулись и так рванули по коридору, что комендантам даже не пришлось бросать гранаты.

Я поднялся в помещение резидентуры доложить резиденту о случившемся, высказать свое предположение о том, что атаки больше не будет. Нападавшие не выглядели так, что они готовы к атаке на референтуру. Шебаршин находился у специально протянутого между резидентом и референтурой полевого телефона, чтобы в случае необходимости подать сигнал к началу уничтожения документов. Пока такой необходимости не возникало. Из окна кабинета резидента было видно представительское здание посольства, в котором теперь хозяйничали нападавшие. Вот видно, что к окну изнутри приближается фигура, поднимает над головой тяжелый стул и бросает его в окно. Стекло разлетается вдребезги. Теперь можно рассмотреть этого человека. Это молодой парень с бородой и какими-то безумными глазами. Не знаю точно, но курение наркотиков было в Иране популярно всегда перед такого рода мероприятиями. Эта вакханалия продолжалась минут сорок, а затем стали появляться наши стражи революции. Было совершенно очевидно, что они специально разрешили нападавшим побуйствовать.

Постепенно все начало успокаиваться, и мы вышли из здания. Нашим глазам предстали результаты нападения, представительское помещение посольства было сильно повреждено. Разбиты старинные зеркала и хрустальные люстры, выбиты все окна, повреждены старинные столы, разбита представительская посуда, разгромлена кухня. Мемориальная мраморная доска о встрече Сталина, Черчилля и Рузвельта в 1943 году на Тегеранской конференции была также разбита на куски. А о таких мелочах, как телефоны, уж и говорить нечего.

Пункт радиоперехвата «Импульс» все время прослушивал переговоры стражей по радио. После окончания нападения они пересчитали количество нападавших, и у них получилось только восемь. Но их должно быть девять, говорили они. Это было еще одним доказательством, что стражам все заранее было известно о нападении. Кроме того, нападавшие выглядели типичными иранцами, а не афганцами. Однако в целом все обошлось довольно хорошо. Никто из советских не пострадал, и никого не захватили. Демонстрация у посольства продолжалась еще несколько часов, но мы уже были достаточно спокойны. Мы были уверены, что на большее, чем уже было сделано, иранцы не рискнут, по крайней мере в этот день.

«Нет худа без добра» — гласит русская пословица. Кому-то это нападение принесло значительную выгоду. Как уже упоминалось, при нападении была перебита представительская посуда, но какая именно это была посуда, на первом этапе это никого не интересовало. И вот в резидентуру от осведомителей поступили сведения о том, что в списке перебитой представительской посуды значатся прекрасный посольский фарфоровый сервиз и огромный хрустальный винный набор. Осведомитель доносил, что осколки битой посуды свалены в большом ящике в подвале посольства, однако следов лучшего фарфора и хрусталя там нет. Такие сведения резидентуру не интересовали. Мы уже давно привыкли к воровству вокруг нас и не обращали на такие «мелочи» внимания. Однако из чисто личного любопытства наш офицер безопасности решил проверить содержимое ящика с битой посудой и без удивления обнаружил, что осведомитель говорил правду. Ни дорого фарфора, ни хрусталя там не было.

Здесь надо дать пояснение тому, почему примеры, подобные приведенному выше, больше не интересовали резидентуру. Все время интересовали, а теперь вдруг перестали. Что же случилось?

Новый резидент КГБ в Тегеране Леонид Владимирович Шебаршин занял принципиально новую позицию по отношению к тому, что происходило в советской колонии. Как уже говорилось, Шебаршин не пользовался популярностью в Центре и ни с кем из резидентуры дружбы не водил. Его чаще можно было видеть в компании чистых дипломатов, чем офицеров КГБ. Первое время я считал, что он по всем правилам заботится о своей зашифровке и старается не показывать местной контрразведке свою принадлежность к КГБ. Что ж, это можно было только приветствовать. Вскоре он был в друзьях с советником Островенко, одним из самых презираемых людей в посольстве за неприкрытый карьеризм и бессовестный подхалимаж перед вышестоящим. Это тоже очень хорошо объяснялось. Островенко был давнишним осведомителем КГБ и теперь находился на связи у Шебаршина. Через Островенко, который был близок к послу, Шебаршин вскоре вошел в круг приближенных к Виноградову. Небывалый случай, Виноградов ведь ненавидел КГБ. И в этом не было ничего плохого. Гораздо лучше жить в дружбе с послом, чем постоянно враждовать.

И все это было бы ничего, если бы не отношение Шебаршина к коррупции в советской колонии. Каждый раз, когда начальник линии контрразведки или офицер безопасности докладывали ему о случаях подобного рода, он как-то морщился недовольно. Видно было, что не хотелось ему этим заниматься. Основная часть донесений агентов о коррупции касалась советского госпиталя в Тегеране, где все продолжалось по-прежнему, но с еще большим размахом при новом директоре Сираке. Этот Сирак развернул такую деятельность, что по сравнению с ним старый директор был мальчиком. Жалобы на разврат и коррупцию Сирака и его окружения поступали постоянно. Поначалу Шебаршин направлял их в Центр, вскоре положение изменилось. Все материалы на госпиталь Центр КГБ суммировал и направлял в ЦК. Там они, видимо, шли прямо в корзину для мусора, так как никакой реакции из ЦК не было. У Сирака там была поддержка. В конце концов Центр КГБ решил провести акции против Сирака самостоятельно, без санкции ЦК. Сирак, зная от своих покровителей о том, что он постоянно находится на прицеле у КГБ, не выезжал в отпуск в Советский Союз, опасаясь, что КГБ не выпустит его назад. Но вот жена его курсировала туда и обратно. КГБ решил не выпускать жену обратно в Тегеран и таким образом повлиять на Сирака. Так было и сделано. У мадам Сирак была аннулирована выездная виза. Но как только это случилось, в соответствующем подразделении КГБ раздался телефонный звонок из ЦК КПСС и оттуда потребовали объяснений, почему задержана жена директора госпиталя. Объяснения эти были даны. На это из ЦК был дан