КГБ. Мифы и реальность. Воспоминания советского разведчика и его жены - Галина Львовна Кузичкина (Кокосова)

приказ: «Все это ерунда. Выпустить ее!» Офицер КГБ спросил, может ли он получить подтверждение этого приказа в письменной форме. Тогда на другой стороне провода раздалась такая сильная матерная брань с угрозами, что спорить было совершенно бесполезно. Жена Сирака вернулась в Иран.

Все это, конечно, стало известно в резидентуре. После этого отношение Шебаршина к донесениям агентов о госпитале изменилось. Когда в очередной раз офицер безопасности посольства Леваков положил перед ним очередную главу истории госпиталя, Шебаршин, даже не читая донесение, швырнул его назад Левакову и сказал:

— Я больше никогда не хочу видеть эту блевотину! И слышать об этом госпитале больше не желаю!

— Что же, — спросил Леваков, — оставить их в покое? Пусть себе воруют?

— Это не наше дело! — раздраженно говорил Шебаршин. — Наше дело заниматься разведкой, а не копаться в грязном белье. Мы не отвечаем за моральное состояние советской колонии. Это дело партийных органов. Вот пусть они этим и занимаются.

— Но вы ведь прекрасно знаете, Леонид Владимирович, какие отношения существуют между партийными органами и госпиталем, — с издевкой сказал Леваков.

— Я хочу вам напомнить, товарищ Леваков, что сейчас не 37-й год, — еще больше раздражаясь, сказал Шебаршин, — и КГБ больше никогда не вернется к методам работы того времени. Мы никогда больше не будем подменять партийные органы!

Это был удар ниже пояса. Обвинить старого офицера Левакова, проведшего всю свою карьеру в активной разведке, в сталинских методах работы только за то, что он как честный человек старался вести борьбу с невообразимой коррупцией, было просто непорядочно со стороны Шебаршина. Его, конечно, понять можно было. Он прекрасно знал, что ничего КГБ не может против партии и людей под ее защитой. И пытаться что-то изменить было бесполезно. Именно поэтому Шебаршин и предпочел быть ближе к послу Виноградову, пусть хоть и жулику, но члену ЦК КПСС, Именно поэтому он предпочитал не беспокоить больше Центр проблемами с госпиталем и другими видами коррупции. Что может сделать один человек? Только нажить себе неприятности. Для того чтобы сделать карьеру где угодно в советской системе, включая и КГБ, необходимо угождать ПАРТИИ. А именно карьера и была важна для Шебаршина. Он ведь ради этого и перешел из МИДа в КГБ.

Не обращал наш резидент никакого внимания и на ситуацию в советском торговом представительстве, где коррупция была также на высоком уровне. Об этом постоянно докладывали офицеры резидентуры КГБ, работавшие в торгпредстве. Сам торгпред Виктор Константинович Словцов был чемпионом в этом деле. Он устраивал конкуренцию между иранскими компаниями, претендовавшими на контракты с советским торгпредством. Побеждала в этом соревновании та иранская компания, которая предлагала Словцову большую взятку. Он эти взятки спокойно брал. А кого ему было опасаться? Посол и представитель ЦК партии были его друзьями, резидент КГБ поддерживал с ним связь как с агентом КГБ. Огражден со всех сторон.

В октябре 1978 года в резидентуру прибыл новый офицер линии «КР» Сергей Поляков. Он был сыном того самого высокопоставленного сотрудника ЦК КПСС Александра Васильевича Полякова, который отвечал за все, что происходило в Иране и с которым у меня была беседа в ЦК перед выездом в командировку. По прикрытию Сергей Поляков работал в консульском отделе. Он был вице-консулом и отвечал за работу с советскими гражданами. Без преувеличения, с самого первого дня своего пребывания в Тегеране и до моего отбытия из Ирана Поляков как офицер-разведчик линии «КР» резидентуры КГБ не делал абсолютно ничего. У него не было ни одного оперативного контакта ни с иранцами, ни с представителями третьих стран. В операциях резидентуры он участвовал только в качестве обеспечения. Все свое время он посвящал консульской работе по советской колонии, практически как чистый дипломат. Для резидентуры он был бесполезен. И нужно ли удивляться, что никто и никогда, включая и резидента, не упрекнул Сережу в ничегонеделании. Как можно? Ведь его папа дал указание не подвергать Сережу опасности. Складывалось курьезное положение. Шебаршин давил на офицеров, требуя повышения результативности в работе, и при этом оставлял Полякова в покое. Наконец резидент нашел выход. Он изобрел для Сережи специальное задание, которое заключалось в написании раз в неделю обзорной телеграммы о состоянии в советской колонии. Для Полякова это не представило особой проблемы, так как можно было переписывать все содержание из подобной же обзорной телеграммы политической разведки.

Будучи офицером контрразведки и занимаясь вопросами советской колонии, Поляков имел самое непосредственное соприкосновение со всей информацией о коррупции, которая поступала в резидентуру. Он прекрасно все знал о после и о представителе ЦК, о госпитале, о торгпредстве и, как мне казалось, откровенно всем этим возмущался. Видя, что Москва ничего не делает в отношении коррупции, он божился в отпуске обо всем рассказать своему отцу. Он считал, что его отец может что-то изменить. Однако один из старших офицеров резидентуры сказал мне наедине после того разговора:

— Ничего не выйдет из благих Сережиных намерений. Ты знаешь, кто тогда звонил из ЦК в КГБ и приказал немедленно выпустить жену директора госпиталя Сирака обратно в Иран? Александр Васильевич Поляков, Сережин папа.

Александр Васильевич Поляков был той самой рукой в ЦК КПСС, которая покрывала все, что отрицательного творилось в Иране. Интересно, знал ли об этом Сергей?

Я никаким депрессивным влияниям обычно не подвержен. Однако то, что происходило вокруг в советской колонии и во всей нашей стране, оставляло очень удручающий осадок. Я старался забыться в работе, благо ее у нас в линии «Н» всегда было много. Однако мне в голову все чаще и чаще приходили мысли о том, ради чего и для кого мы все это делаем? Кто пользуется конечным результатом нашего труда? Партийная мафия? Ради какой такой идеи мы ведем эту работу? Ведь идея коммунизма оказалась иллюзорной и лживой. Это мы видим на практике каждый день в стране построенного социализма. Так ради чего мы рискуем сами и, более того, подвергаем смертельному риску иностранцев, убеждая их сотрудничать?

Вдруг в этой беспросветности появился небольшой луч света. Начались события в Польше.

Я с большим интересом рассматривал фотографии в журналах, посвященных польским событиям. Всматриваясь в хмурые лица молодых рабочих, я видел решимость. «Вот оно, начало конца. Жаль, что это началось не в России», — думал я. Все эти мысли я не скрывал от своих приятелей. Большинство из нас с полным одобрением относились к событиям в Польше.

* * *

С конца 1979 года объем работы линии «Н» резидентуры КГБ в Тегеране значительно увеличился в связи с выводом в страну