Земля мечты. Последний сребреник - Джеймс Блэйлок

я видел, – сказал Пиккетт, надев шапку. – Я бы решил, что она восковая статуя, если бы не знал иного. Или автомат. Я не доверяю таким лицам. Их невозможно прочесть.

Эндрю кивнул, он возился с полным каких-то гранул пакетом на верстаке. На пакете черным фломастером было нацарапано что-то нечитаемое – химическое название.

– У нее весь словарь – штук сорок дежурных фраз, в большинстве из них упоминаются «скрэббл» и чай, а еще смена простыней у бедняжки Наоми. Это все в ней запрограммировано. А как по мне, то я считаю, что за всем этим кроится какой-то темный мотив.

Пиккетт смотрел, как Эндрю раскрывает пакет, а потом закрывает его. Судя по его виду, чувствовал он себя не в своей тарелке.

– Забыл: оно как называется – хлоро-что?

– Хлорофацинон[37], – сказал Эндрю. – Нет, я его еще не замешал. Влажную кукурузную муку смять в лепешки. – Он положил полиэтиленовый пакет на верстак, словно его содержимое показалось Эндрю отвратительным на вкус. – Я думал разложить тут вокруг лепешки, словно я травлю опоссумов. Тогда Розе придется относиться ко всему этому делу серьезнее.

– Это конечно, – сказал Пиккетт. – А что если ты и в самом деле отравишь кого-нибудь… скажем, опоссума? Или кота, не дай бог. Ты уже после этого никогда не отмоешься.

Эндрю посмотрел на муку в пакете.

– Я бы возненавидел себя, если бы отравил кого-нибудь. Я планировал это как уловку, хитрость для отвода глаз. И все только потому, что похищение котов не удалось. Я уверен, что Роза меня раскусила. Поэтому мне нужно было идти дальше этим же путем, чтобы она начала сомневаться. Чтобы поняла, что эта история с опоссумами – дело серьезное.

– Ты это серьезно говоришь – про историю с опоссумами? Мой тебе совет – оставь ты это занятие. Брось и забудь. Ведь тут поблизости ни одного опоссума нет. Ты об этом забудешь – и все забудут.

Эндрю тяжело вздохнул.

– Вообще-то они есть. Мне кажется, один из них живет под домом. Оттуда мне и пришла в голову эта мысль.

– Ну так действуй! Укажи на него Розе. Вот тебе свидетельство прямо у тебя под носом.

– Я не могу раскрыть, что на самом деле опоссум всего один, пусть он и живет под нашим домом. Она захочет его изгнать оттуда.

Пиккетт в упор посмотрел на Эндрю, словно пытаясь придать какой-то смысл бессмыслице.

– Значит, ты хочешь сказать, что, кроме яда, дохлого опоссума в комнате Наоми и твоих страхов быть застуканным на крыше посреди ночи, на самом деле тебе нужно только защитить того опоссума, который живет у вас под домом?

Эндрю пожал плечами, потом едва заметно кивнул.

– Они такие смешные ребятки, а какой у них нос и все остальное.

– Тогда я ничем не могу тебе помочь, – сказал Пиккетт. – У тебя не приоритеты, а винегрет какой-то.

– Я не выношу разговоров о «приоритетах». У меня от них голова болит. – Эндрю взял пакет с ядом. Ему вдруг показалось, что в пакете прячется змея, свернулась там кольцами и лежит. Или паучье гнездо. – Я должен выкинуть это в мусорный бачок. Немедленно, пока у меня мысли не сбились. Только не говори Шато, ладно? Не хочу, чтобы он знал, что я выпросил у него пять фунтов для отравления несуществующих крыс.

Пиккетт помотал головой.

– Выкинь его. Я бы так и поступил. Я боюсь ядов, в особенности, когда тут Пенниман ошивается. Один бог знает, что окажется у тебя в пиве.

Эндрю кивнул.

– Решено. – Он вышел из гаража на свет божий. Пакет он бросил в другой бачок и оттащил его в другой конец двора, подальше от гаража, чтобы люди из Борю по дератизации не залезли в него, когда приедут за дохлым опоссумом.

– Я оставил удочку и коробку со снастями в гостиной, – сказал Пиккетт, вдруг вспомнив об этом.

– Так сходи за ними. А я пока свои соберу. Не хочу сейчас в дом возвращаться.

Почему-то мысль столкнуться нос к носу с Розой наполняла его страхом. Он подождет, пока все не уляжется.

Только Пиккетт собрался в дом, как входная дверь захлопнулась и появилась миссис Гаммидж с сочащимся ситечком от кофейника, полным горячей кофейной гущи. Она улыбнулась им.

– Не могу вылить это в раковину, – сказала она. – Засорится септик.

– У нас нет септика, – Эндрю улыбнулся ей в ответ. – У нас нормальная канализация.

Она пересекла двор, сняла крышку бачка, только что передвинутого Эндрю, посмотрела подозрительно внутрь, потом вытрясла гущу.

– В этом бачке нет ни одного опоссума, – веселым голосом сказала она, нагибаясь, чтобы поднять крышку. Она установила крышку на место с громким хлопком и поспешила в дом, бормоча что-то про «бедняжку Наоми» и «уж так испугалась». Потом ее голос смолк.

Дверь хлопнула еще раз, и Пиккетт застыл на месте, глядя на пустое крыльцо. В его глазах появилось то пустое, опасное выражение, которое означало, что он что-то замыслил и начинает прозревать. Он погрузился в заговоры, участником которых был, собирал их, разбирал, думал о рыбе-собаке, об ассасинах, и огнях в небе, думал о Маниуорте и Пеннимане, думал о дядюшке Артуре, который едет посреди туманистой ночи по нефтяным полям на своем красном автомобиле с электроприводом, автомобиль подпрыгивает на ухабах, а дядюшка вглядывается в темноту, вероятно, ищет в ней характерное сияние взявшегося вдруг словно ниоткуда фонаря, который в миг просветления откроет ему тайную борьбу международных банков, нескончаемые махинации правительств. Он резво развернулся и отправился в дом за удочкой.

Глава 3

Лишь круги бегут упрямо,

Ничего там больше нет…

Роберт Льюис Стивенсон. «Зеркало реки»[38]

Что бы ни происходило, оно вызывало ощущение ночи вокруг происходящего, ощущение, что двадцать веков сражений и предательств, цивилизаций и подвижек континентов приближаются к неумолимому концу. Что-то завершало полный круг, сутулясь на ветру с востока. Ветер был горячий и разреженный, ветер пустыни с запахом полыни и речного русла срывал дранку по ночам, разбрасывал листья платанов и нес на себе морскую пену, слизнув ее с хребта холодного северного волнового вала, налетавшего на сваи пристани и обрушивавшегося на почти безлюдный весенний берег.

Ветер бесплодно трепал газету в руках Жюля Пеннимана, который сидел за столом красного дерева близ старой пристани и пил черный кофе из пенополистироловой чашки. Он сидел там, лениво попивая по глоточку кофе и над верхним краем газеты поглядывая на океан, а душой чувствовал, что в мире что-то ослабло, что-то пробудилось и накатывает