Ее Вечное Синее Небо - Лана Асан

там, на небе, – Сабина улыбнулась, вспомнив свои детские представления о седобородом старце, восседающем на троне посреди облаков. – Мои предки поклонялись Тенгри – Голубому Небу, практически не разграничивая понятия «Небо» и «Бог» – для них они были тождественны. Для меня же небо – это скорее место обитания моего бога, его обитель. Я не хожу ни в церковь, ни в мечеть, не соблюдаю ритуалов, не знаю молитв, но я верю, что там, наверху, есть кто-то, кому я небезразлична, кто меня оберегает и хранит. Я называю его просто бог – не православный, не мусульманский, не католический, – мой личный бог, к которому я могу обратиться в любое время и в любом месте, когда у меня возникнет такая потребность. Для общения с ним мне не нужны священники, обряды, храмы… Только я и он. И полная свобода самовыражения. А тенгрианство… Для меня это отзвук из прошлого, помогающий понять, чем жили и за что боролись мои праотцы. Хотя их вера – точнее, то, что мы о ней знаем, – во многом совпадает с моим мироощущением.

– Вот как? И в чем же?

– Вам правда интересно? Вы ведь знакомы с этим культом.

– На самом деле, совсем немного. И я бы не возражал с вашей помощью пополнить свой интеллектуальный багаж.

– Боюсь, я не самый надежный источник информации: теолог из меня никакой. И вы, пожалуй, переоцениваете степень моих познаний.

– Но мне любопытно ваше мнение, и уж позвольте мне самому судить о ваших познаниях. Так чем же вам импонирует вера в Тенгри?

– Ну, во-первых, тем самым отсутствием вспомогательных элементов – книг, храмов и ритуалов, о котором я говорила.

– То есть ни подобия Священного Писания, ни священнослужителей, ни унифицированных культовых обрядов у тенгрианства не было?

– Некоторые исследователи полагают, что у тюрков была священная книга – «Псалтырь», но мне это кажется сомнительным. Мы ведь вообще мало знаем об истории тюркоязычных кочевых народов именно потому, что они почти не оставили после себя письменных свидетельств – за исключением, может, древнетюркских «каменных книг». Или же рукописи были утеряны, и ученые вынуждены черпать сведения из самых разных источников – древнегреческих, персидских, китайских, арабских, русских…

– Простите, что перебиваю. Вы упомянули каменные книги. Что вы имели в виду?

– Рунические надписи, выбитые на каменных стелах. Ну и надгробные эпитафии.

– Значит, письменность у древних тюрков все-таки была?

– Конечно. Руническая, согдийская, древнеуйгурская, позже арабская. Однако бóльшая часть исторических сведений и тысячелетиями накопленного опыта и знаний передавалась все же в устной форме – через песни, предания, легенды. Поэтому, вероятно, и суть тенгрианства, его основы не нуждались в письменной кодификации – они были у древнего кочевника в крови.

– И вы считаете, что в этом достоинство этой религии?

– Я считаю, что это ее отличительная черта, ведь тенгрианство не просто религия – это мировоззрение, и притом возникшее абсолютно естественно, без участия жрецов или пророков, без священных книг. У меня дух захватывает, когда я думаю, из тьмы каких веков пришла эта вера, сохранившая самые ранние представления человека о мире. И мне нравится, что в ней нет мудреных обрядов и кем-то прописанных правил, а есть только искреннее, не навязанное извне почитание Небесного Бога и постулаты, в соответствии с которыми человек должен жить, оставаясь Человеком.

– А вы в курсе, как важны для людей те самые книги, обряды и ритуалы, необходимость которых вы так упорно отрицаете? Люди живут в этих рамках, по этим законам и не мыслят без них своего существования. Это и способ их бытия, и их пропуск в рай.

– Да, и это их выбор. Я никого не разубеждаю, не отговариваю и уж тем более не возьму на себя смелость утверждать, хорошо это или плохо. Просто это не мой путь, ведь каждый из нас волен выбирать свою дорогу. В конце концов, суть любой религии – привести человека к Богу, но в тенгрианстве, на мой взгляд, этот путь менее извилист и замысловат, он не завален нагромождением излишних условностей и церемоний, он прямой и открытый. Вот ты и вот Бог – у тебя над головой. Вы один на один, вы говорите с Богом без посредников и кем-то установленных правил, и вам не нужно соблюсти миллион формальностей, чтобы до него достучаться. Вы представляете себе жизнь древнего номада? Она фактически проходила в седле, и никакие стены и крыши не могли помешать его общению с тем Вечным Синим Небом, которое он боготворил и сыном которого себя считал. Даже находясь в своем жилище (вы ведь видели юрту?), он имел постоянный доступ к Небу через шанырак – отверстие в куполе, которое, кстати, всегда было сакральным объектом, имевшим отношение к небесному своду. Но это уже другая история… А вообще, наверное, Бог есть в каждом из нас, независимо от того, верим ли мы в него или нет, и называется он совесть. И если попросту жить по совести, это и будет соблюдением тех заповедей, которые практически одинаковы у всех религий.

– Тут я с вами согласен…

– И я, возможно, все идеализирую, но, как мне кажется, для тенгрианского мировосприятия было характерно интуитивное следование «небесным законам» – принципам морали и нравственности, которые не претерпели значительных изменений с той поры. Насколько мне известно, у тюрков не было понятия греха, но это не означает, что им была неведома добродетель. Они считали себя Сынами Неба, поэтому превыше всего ценили свободу, справедливость, порядочность, широту души. Почитайте казахские эпосы – для любого батыра (степного рыцаря, если хотите) нет ничего важнее защиты родной земли. Он презирает трусость и предательство, а потере чести и достоинства, которые ставит выше собственной безопасности и материального благополучия, предпочитает смерть. Кроме того, казахи всегда почитали аруахов – духов предков, поэтому ответственность за свои поступки они несли не только перед Небом, но и перед дедами и прадедами, а это, согласитесь, не могло не накладывать отпечаток на их морально-нравственные устои.

– То есть такого понятия, как «воздаяние за грехи», у них не было, и они вели (ну или хотя бы старались вести) праведный образ жизни исключительно по своей доброй воле?

– Хороший вопрос, об этом я как-то не думала. Кажется, в детстве папа рассказывал, что Тенгри, желая покарать виновного за недостойные дела, поражал его ударом молнии, и, если она попадала в человека или дом, считалось, что те навлекли на себя гнев Тенгри. Но я сомневаюсь, что вероятность такой расплаты могла повлиять на свободолюбивого тюрка, заставив его жить праведно не по велению сердца,