Интервью длиною в годы: по материалам офлайн-интервью - Борис Стругацкий

Почему в последнее время так пышно, к сожалению, в России расцвел русский национализм и даже фашизм?

Nataly. Kazan, Россия — 30.03.03

Причин тому много. Тут и реакция на медленные и неуверенные реформы, проводимые «проклятыми демократами-евреями». И страх за Россию, которая, как некоторым кажется, может вот-вот развалиться, как развалился Союз. И — главное, по-моему, — свободы: свобода слова, свобода мнений, свобода высказываний и заявлений, которыми воспользовался застарелый и вечный великорусский шовинизм. Он ведь никогда не умирал и всегда был — крутой, махровый, настоянный на зоологическом антисемитизме, ксенофобии и презрению-неприязни к иноверцам, «гололобым» и «чучмекам». Добавьте к этому извечное наше желание «твердой руки», «ежовых рукавиц» и «раскаленной метлы» — и вот вам готовенький русский фашизм, диктатура русских националистов во всей своей красе.

Вы пишете, что Русская нация переживет и нас и наших внуков. А не кажется ли Вам, что именно в этом корень всех бед человечества — в национализме? Мне кажется, будущее человечества возможно только при условии отказа от разделения себя на нации. Что Вы думаете по этому поводу? Как мы можем перестать быть русскими, а стать землянами?

Андрей Кирик. Санкт-Петербург, Россия — 11.04.99

Национализм — это страшная штука, Вы правы. По сути своей, национализм — это слегка цивилизованная ненависть волосатого дикаря к такому же точно дикарю, но из того племени, что за рекой. Эта волосатая пещерная ненависть успела за истекшие века обрасти теоретическими вытребеньками и красивыми словами, но ненавистью быть не перестала и продолжает оставаться опасной, как и всякая ненависть. Что бы ни говорили националисты, но национализм может быть полезен разве что во время оборонительной, справедливой, отечественной войны, да и то надо следить за ним в оба глаза, чтобы из орудия сопротивления агрессии не превратился он в орудие уничтожения и насилия.

Я не верю в сколько-нибудь скорое исчезновение наций. Да я и не думаю, что национализм проистекает из такого разделения. Скорее уж наоборот: РАЗДЕЛЕНИЕ на нации есть следствие живучести национализма. Не в понятии «нация» кроется опасность (наоборот, нация это — культура, это — язык, это — история), но в понятии «национализм». Нации пусть живут, а вот от национализма надо избавляться. Как? Не знаю. Но ведь избавились же мы от свирепых, человеконенавистнических проявлений религиозного чувства? Живем же мы без человеческих жертвоприношений. Без промискуитета. Без прославления жестокости. От одних свойств волосатого дикаря мы избавились основательно, другие загнали в тень морали, — значит, можем что-то? Значит, не без пользы проходят столетия? На это вся надежда, что мы все-таки меняемся «под скальпелем Природы и Искусства».

У меня имеется навязчивое мнение, что стержневой темой через большинство Ваших работ проходит мысль о терпимости к другим, не похожим на тебя. Даже в «Волнах гасят ветер» тема ксенофобии использовалась, наверное, скорее не как одно из средств отбора будущих люденов, а как средство донести читателю мысль о необходимости научиться воспринимать другой мир (в широком понимании этого слова) с адекватной степенью уважения и понимания. И в «Жуке», как в предшественнике «Волн», наверное, ключевым моментом является не вопрос «Должен ли был Сикорски убивать Абалкина», а вопрос «Как нам побороть свой страх и отвращение перед тем, что нам непонятно или не соответствует нашим представлениям о морали и другом образе жизни». Прогрессивное развитие и диалог (контакт) может начаться только при условии, когда все стороны преодолеют взаимный страх и отвращение… Правильно ли я это понял?

По-моему, национализм, антисемитизм, гомофобия и т. п. — все суть одно, дающее начало различным формам фашизма и его питающим…

Максим Лузин. Klaipeda, Lithuania — 17.06.99

Вы поняли нас абсолютно правильно. Названная Вами идея присутствует у АБС практически во всех их произведениях, независимо от темы и сюжета. И насчет национализма и прочего я с Вами абсолютно согласен.

Любопытно, что когда мы только-только начинали писать (середина 1950-х) идея национализма казалась (по крайней мере в нашем кругу) совершенно изжившей себя, — идея без будущего, вся оставшаяся в прошлом, абсолютно и навсегда дискредитированная нацистами. Ан нет! Жив курилка. И нас с Вами еще переживет. К сожалению.

Как Вы относитесь к слову «патриотизм» и связанному с ним понятию?

Алексей Попович. Нальчик, Россия — 17.07.99

Патриотизм — это любовь к своей Родине, к родным местам, к привычному с детства образу жизни. Чувство это схоже (по всем своим свойствам и качествам) с любовью к родителям. Практически все, что можно сказать о любви человека к своим родителям, можно повторить и по поводу патриотизма. Беда в том, что в реальной жизни патриотизм очень часто путают с национализмом. Национализм выдается (зачастую — вполне искренне) за любовь к своему народу, но, в действительности, это не столько любовь к своему народу, сколько презрение и неприязнь к другим народам. Самые крутые националисты всегда норовят спрятаться за понятие патриотизма — именно поэтому кто-то из великих сказал: «Патриотизм — последнее прибежище негодяя».

Вы коснулись в одном из Ваших ответов этнического аспекта, сказав, что АБС — русские, а Ваш отец еврей. Каково, по-вашему, определение еврея?

Alex Nevski. Израиль — 27.04.00

Я не специалист в этих вопросах и представления не имею, как их решает «большая наука». И решает ли она их вообще. Как известно, в нацистской Германии евреем считался всякий, у кого была среди дедушек-бабушек хоть одна еврейская особь. В Израиле евреем считается (автоматически) тот, у кого мать — еврейка. Мне же принадлежность к той или иной национальности всегда казалось совершенно случайным и абсолютно несущественным фактом биографии каждого наугад взятого человека. К сожалению, обстоятельства нашей (советской) жизни сплошь и рядом были таковы, что этой принадлежности придавалось большое (иногда — решающее) значение. Не вдаваясь в теорию, я для себя решил этот вопрос так: я родился в России, всю жизнь свою прожил в России и (даст бог) в России же и умру; я не знаю никаких языков, кроме русского; мне не знакома ничья культура так же хорошо, как русская; наконец, мама моя — русская (с примесью украинской крови). Эрго: я — русский по самосознанию своему и своему «самоопределению». Однако же, если кто-то вознамерится обращаться со мною как с евреем, в ущерб моей чести и в поношение мне и еврейской нации вообще, я немедленно признаю себя евреем и буду носить это самоназвание с гордостью и, если угодно, с вызовом, и не потому, что так уж люблю евреев (я никакую национальность не выделяю ни в смысле любви, ни в смысле неприязни — это было бы дико и глупо), а потому, что ненавижу антисемитизм и вообще любое проявление агрессивного национализма. Не знаю, ответил ли я на Ваш вопрос. На всякий случай вот еще одна дефиниция: по моим представлениям национальность определяется языком и культурой, все остальное (состав крови, цвет глаз и волос, оттенки кожи и даже общий темперамент) — суть вторично и малосущественно.

Почему в Ваших произведениях все ярко выраженные евреи (Вайнгартен, Кацман) неопрятны, шумны, брызжут слюной, размахивают руками, перебивают окружающих, не вписываются в нормальные размеры и не тактичны? Вы писатель и, разумеется, должны отдавать себе отчет о том, какие образы оживают из Ваших произведений.

Arkadiy Trofman. Baltimore, USA — 14.01.02

Боже мой! Уж не подозреваете ли Вы АБС в скрытом антисемитизме? Но у нас ведь есть и симпатичные евреи — например, штурман Валькенштейн из «Далекой Радуги» и ПХХIIВ. Что же касается Вайнгартена, то по замыслу авторов он вообще из немцев, у него и фамилия-то не еврейская, а немецкая… Впрочем, я понимаю, что доказывать про того или иного персонажа, что он не есть еврей, занятие такое же безнадежное, как доказывать, что ты не верблюд. (Я помню, сколько интеллектуальной и эмоциональной энергии потратили мы, доказывая редакционному начальству, что наш Юрковский — Владимир Сергеевич, между прочим, а не Аронович какой-нибудь, — не принадлежит к проклятому племени. Как я понял гораздо позже, у начальства наш герой ассоциировался, видимо, с Юровским, который, действительно, БЫЛ, да еще вдобавок участвовал в расстреле царской семьи.) Поэтому я ничего доказывать сейчас не стану, а сообщу только (в свое оправдание), что и отчетливый еврей Кацман, и вовсе не еврей Вайнгартен, и несомненный Семен Мирлин (из «Поиска предназначения») — все они имеют совершенно реальных прототипов, которые именно «неопрятны, шумны, брызжут слюной, размахивают руками, перебивают окружающих, не вписываются в нормальные размеры и не тактичны». Ну что тут поделаешь? При всем при этом они умны, по-своему очаровательны и безусловно достойны быть запечатлены в качестве героев. Что мы с ними и проделали.