«Химия и жизнь». Фантастика и детектив. 1965-1974 - Борис Васильевич Зубков

Таким, с винтовкой, готовым к походу, и увидел его профессор Евдокимов. В первый и последний раз. В Петрограде Шорпачев не нашел никого из семьи Вудрумов: Наталья Сергеевна умерла в начале восемнадцатого года. Смятение и неуверенность овладели молодым человеком: кому передать пакет? Шорпачев понимал, что Вудрум доверил ему нечто огромное, чувствовал, как значительно сделанное русским ученым открытие, и хорошо знал, что Иван Александрович хотел сохранить его в тайне, боясь доверить людям, которые не могли быть его единомышленниками. Из разговоров с Вудрумом, из его записей в дневниках Борис Шорпачев знал о профессоре Евдокимове и перед отправкой на фронт пошел к нему. Весь вечер и часть ночи они просидели вдвоем в большой нетопленной комнате у керосиновой лампочки, вспоминая дорогих им обоим людей. Елизар Алексеевич в своих записках очень подробно и тепло описывает эту встречу, свои впечатления о молодом человеке, пронесшем через полмира завещание ученого, рассказывает, как ранним утром проводил Шорпачева, готового к походу, и замечает, что больше ничего не слышал о славном русском парне.

Нам тоже больше ничего не удалось узнать о Борисе Евграфовиче Шорпачеве, сыгравшем такую значительную роль во всей вудрумовской эпопее, с честью выполнившем обещание, данное Вудруму, и отдавшем жизнь за то, что стало его главной правдой.

А завещание? В бумагах профессора Евдокимова его не оказалось. Мы подняли не только архивные материалы, касавшиеся самого Елизара Алексеевича, но и разыскали уйму документов о его друзьях, знакомых, сотрудниках, учениках. Терпение наше и настойчивость были вознаграждены: в одном из писем его сотрудника мы обнаружили фразу, казалось не имевшую к нашим изысканиям прямого отношения: «От Елизара Алексеевича, дабы, не откладывая, выполнить его поручение, прямо поехал к Колесникову…» Письмо было написано за день до смерти Е. А.Евдокимова. Мы сочли, что поручение это, вероятно, было серьезным, и начали перебирать всех Колосниковых, которые могли быть знакомы профессору Евдокимову. Трудные поиски увенчались успехом. Иван Петрович Колесников, старинный знакомый Елизара Алексеевича, работал в то время в архиве Академии наук. Естественно, возникло предположение: не отправил ли перед смертью профессор Евдокимов завещание Вудрума на хранение в архив?

В архивах Академии и был найден пакет с адресом тайника, черновики писем Вудрума, копии отчетов экспедиции — словом, все то, что профессор Евдокимов счел наиболее важным. Эти материалы и легли в основу наших изысканий.

Юсгор ликовал больше нас всех: его поездка в СССР оказалась успешной. Предположение, что только в Советском Союзе можно найти ключевой материал к силициевой проблеме, блестяще подтвердилось.

Теперь наша «ударная группа» обрела цель совершенно определенную поскорее на Паутоо! Мы покончили с надоевшими нам архивными изысканиями и жаждали действий: разыскивать Сиреневые Кристаллы, зародыши, продолжать работу с загадочным метеоритом. Юсгор считал обязательным, как можно скорее приступить к поискам, а когда получил письмо из метрополии от своего друга и сотрудника молодого паутоанца Худжуба, стал настаивать на необходимости нашей совместной поездки на Паутоо. Юсгор всегда самым лучшим образом отзывался о Худжубе, но вместе с тем опасался излишней порывистости, а подчас и безрассудности в действиях этого молодого человека. Увлекающийся, не умеющий ждать, он тревожил уравновешенного, рассудительного Юсгора и вместе с тем импонировал ему своей живостью и глубокой порядочностью. Худжуб имел все основания стать хорошим ученым. Его помощь и энергию Юсгор ценил, но никак не мог справиться с буйным нравом своего соотечественника.

Письмо Худжуба насторожило Юсгора, да и нас: Худжубу стало известно, что интерес к силициевой загадке возрастает. Ему удалось узнать в метрополии Западного Паутоо, что Фурн, доверенное лицо владельца каучукового концерна Отэна Карта, человек изворотливый, наглый и вместе с тем умный и хитрый, успел побывать в СССР, по-видимому с целью разведать все возможное о работах Вудрума.

Юсгор мог успокоить Худжуба. Фурн не имел никакой возможности пробраться в архивы Академии наук, но сам факт внимания к наследству Вудрума заставлял задуматься, спешить с поездкой на Паутоо, коль скоро мы не хотели, чтобы нас опередили в метрополии Западного Паутоо.

Нельзя не сказать, что получение адреса тайника сразу же изменило положение нашей «ударной группы». Раньше у нас, кроме энтузиазма, ничего не было, теперь мы располагали уникальными документами, конкретными планами исследований. Институт космической химии, который наиболее сочувственно относился к нашим намерениям, начал самым настойчивым образом хлопотать в нужных инстанциях, доказывая необходимость посылки на Паутоо небольшой группы советских ученых.

Множество совещаний, докладов, демонстрации привезенных Юсгором экспонатов, доказывающих, что наука действительно столкнулась с явлением совершенно особенным и, как знать, быть может, грозным… Немало уговоров, настойчивых просьб, надежд и огорчений — и наконец решение состоялось: профессор Мурзаров и я получили длительную командировку в Восточный Паутоо.

Разумеется, время, ушедшее на эти сугубо организационные дела, было не зря потеряно. Мы неустанно продолжали вести работу, изучая кусок метеорита (осколок статуи Небесного Гостя), привезенный Юсгором вместе с окаменевшей пеной и рукой Лавумы. Скептиков теперь становилось все меньше. Наши исследования, проведенные в Институте космической химии, уж очень убедительно показали, что впервые за всю историю изучения метеоритов, этих пока единственных посланцев неведомых миров, человек столкнулся с новыми, совершенно особенными формами жизни, о которой можно достоверно сказать, что эта жизнь силициевая. Современные средства науки позволяли глубже, чем во времена Вудрума, проникнуть в силициевую проблему.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

И вот, настал день, когда Мурзаров и я покинули Москву. Конечно, вспомнили Вудрума и его друзей… Снежный осенний петербургский день, горсточка русских людей, отправляющихся за тысячи миль, чтобы совершить замечательное открытие, людей, собственно говоря, не получивших почти никакой поддержки на родине, вынужденных надеяться только на самих себя и вскоре попавших в зависимость от Гуна Ченснеппа. Да, тревожно было Ивану Александровичу Вудруму на борту маленькой «Азалии», уходившей в черноту Балтики! Мы с Мурзаровым вылетели на Паутоо в комфортабельном реактивном лайнере, который за двенадцать часов лета перебросил нас в Макими. Дело, конечно, не в изменившихся технических средствах. Мы не испытывали опасений Вудрума прежде всего потому, что у нас на родине оставались единомышленники, была возможность в любое время получить помощь многих десятков научных учреждений.

Итак, мы летели в Макими. Часы полета, несмотря на комфорт, оказались довольно утомительными. Развлекаться созерцанием земли, ушедшей от нас куда-то вниз, на глубину девяти тысяч метров, нам не удалось, да почему-то и не очень хотелось. Облачность почти на всей трассе мешала наблюдениям, и мы только кое-когда узнавали знакомые по географическим картам очертания морей, иногда правильно определяли, над каким местом пролетаем, а в общем