«Химия и жизнь». Фантастика и детектив. 1965-1974 - Борис Васильевич Зубков

Все найденное нами я погребаю. Завещаю открыть тайник только тогда, когда мои наследники по духу будут в состоянии овладеть великой силой неведомой жизни.

О тайнике знает только один человек. Я верю ему так же, как и Вам, а этим сказано все. С ним, с Борисом Евграфовичем Шорпачевым, я передаю это письмо и свои дневники. Попадет ли оно в ваши руки? Не знаю. Но ничего не поделаешь — другого выхода нет…

Страшно подумать о Натали. Сделайте что возможно для нее. Передайте: в последние минуты я был с ней.

Верьте, дорогой Парсет, я сделал все возможное для науки.

Ваш Вудрум.

10 июня 1914 года.

Остров Сеунор, на скале

близ развалин Верхнего Храма».

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Иван Александрович попросил Бориса вскрыть жестяную коробку. Когда это удалось, Вудрум вынул оттуда зерна и с его помощью уложил их в тайник.

Жестянку с окаменевшей рукой легендарной Лавумы, веткой из священной рощи и кусочком метеорита Вудрум отдал Шорпачеву с просьбой передать все это в Национальный музей Паутоо в Макими.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Часть вторая

●

ПОЯВЛЕНИЕ БИОСИЛИЦИТОВ

Если человек зависит от природы, то и она зависит от него. Она его сделала, он ее переделывает.

Анатоль Франс

Люди никогда не считают таинственным то, что служит им и приносит пользу, но только то, что грозит им опасностью или причиняет вред.

Карел Чапек

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Глава девятая

●

Тайник Вудрума

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

И Мурзаров, и я, изучив наследие Ивана Александровича Вудрума, оценили, как огромно, увлекательно и пока недоступно найденное. Что касается Юсгора, то для него многое уже было знакомо по материалам, имевшимся на Паутоо и в Европе. Теперь всех нас интересовало главное — где находки Вудрума? Сиреневые Кристаллы, Золотая Ладья, зародыши — все это надо было разыскать, исследовать — словом, продолжить труд нашего замечательного соотечественника.

Десятки лет нас отделяли от того времени, когда Вудрум начал работу над силициевой загадкой, а проблема оставалась такой же заманчивой, таинственной и, как знать, может быть, опасной. Ведь такие проблемы не остаются без своих исследователей. Не мы, так другие в конце концов придут и откроют миру еще неизвестное сегодня. Так бывало всегда. Что касается силициевой загадки, то с нею дело обстояло особенно сложно. Были все основания считать, что нас могут опередить, и вовсе не хотелось, чтобы кто-то другой выпустил духа из бутылки. Рассчитывали ли мы на свое проворство в этой соблазнительной и вместе с тем рискованной операции, считали ли себя способными совладать с этим духом и заставить его трудиться именно на нас? Разумеется. Во всяком случае нам хотелось надеяться.

Собранные материалы об экспедиции Вудрума вызвали горячую заинтересованность самых различных ученых, сделались объектом пристального изучения. Мурзаров, Юсгор и я в то время были «ударной группой». «Ударять» приходилось главным образом по неверующим, но очень нужным для осуществления наших намерений людям. Однако все это было весьма и весьма затруднительным. Да, рука окаменевшей Лавумы впечатляла, собранные нами документы вызывали самый живейший интерес, волновали, но нас спрашивали: «Ну и что же вы хотите? Каковы ваши намерения, планы?» А планы у нас были грандиозные и дерзкие. Мы хотели узнать, что представляют собой Сиреневые Кристаллы, за сотни километров ориентирующие Золотую Ладью, найти и изучить зародыши силициевой жизни. Мы хотели (но об этом еще не решались говорить на официальных совещаниях) оживить эти зародыши!

Само собой разумеется, что для этого прежде всего надо было иметь зародыши. У нас их не было. Мы собрали все материалы, касающиеся походов И. А.Вудрума. Мы знали, какие продукты запасались для экспедиции, в каком магазине и за сколько они приобретались. Но мы не знали самого главного: где завещание русского ученого, написанное в предсмертный час на острове Сеунор в июне 1914 года?

Дневники и часть писем Ивана Александровича Вудрума удалось найти у дочери профессора Евдокимова. Она бережно хранила их и, узнав о нашей работе, любезно предоставила их в распоряжение Института космической химии, рассказала о своем отце, который, уже будучи очень пожилым человеком, решил заняться систематизацией материалов, касающихся изысканий Вудрума, собрать о нем возможно более полный материал, написать работу об исследованиях своего так незаслуженно забытого друга, но не успел. В 1920 году его не стало.

Из черновых набросков, начатых Елизаром Алексеевичем в конце 1919 года, мы установили, как попали в Россию документы об экспедиции Вудрума.

Борис Шорпачев похоронил Ивана Александровича рядом с сыном и от привала у развалин страшного Верхнего Храма отправился в Макими. Трудно представить себе, сколь тяжким был этот путь через джунгли для молодого человека, только что потерявшего своих друзей. Одинокий, изголодавшийся, все время опасаясь, что и его могут отравить где-то таящиеся в зарослях враги, он брел едва проходимыми дебрями с одной только мыслью: во что бы то ни стало выполнить волю покойного, сохранить находки, дневники, завещание. Силы покидали молодого человека, порой казалось, что уже не преодолеть всех трудностей опасного пути, но он все же добрался до Макими. Здесь уже можно было сделать передышку, привести себя в порядок и, главное, выполнить хотя бы один наказ Вудрума — передать находки Национальному музею. Хранитель музея без всякого восторга принял жестянку, видимо не представляя себе толком, как велико значение находящегося в ней. Был момент, когда Шорпачев, почувствовав столь безразличное к находкам экспедиции отношение, хотел было забрать их у хранителя обратно, но не решился. Воля Ивана Александровича была для него священна.

Еще в Макими Шорпачев узнал, что в Европе началась война. Выстрел в Сараево отозвался даже на островах Паутоо. Надо было спешить. Не теряя времени, едва подправив немного здоровье, Борис пустился в длительное, трудное путешествие. Пока добирался до Голландии, Парсет умер. Передать завещание было некому. Последний, быть может самый сложный, участок пути и Шорпачев наконец в городе, откуда отправилась в 1913 году экспедиция Вудрума. В России гражданская война, разруха, голод. Родина встретила сурово, а на сердце радостно. Победа революции воспринимается молодым человеком, повидавшим мир, полный несправедливости и жестокости, всей душой. Ему неведомы сомнения, с кем быть. Он берет винтовку в