«Химия и жизнь». Фантастика и детектив. 1965-1974 - Борис Васильевич Зубков

— Удивляться не стоит, друзья. Вы помните, я еще в Ленинграде предполагал, что похищение ткани из музея должно быть связано с Картом. Так оно и получилось.

Удивляться и в самом деле было нечему. Просто было непривычно и противно. К этому времени мы уже немало знали о Ченснеппе и Карте, о их могущественных концернах. Отношения между ними нельзя было назвать враждебными. Просто главы двух фирм всегда были непримиримыми конкурентами, такими, как их отцы и, вероятно, деды.

Тягаться с Ченснеппом, имевшим огромные плантации каучука на Паутоо, Карту было трудно. Выход был только один — синтетический каучук. И он появился. Изделия из него получались не только дешевле изготовляемых из натурального, но и в ряде случаев превосходили их по качеству. Это было ударом для Ченснеппа. Он стал особое внимание уделять исследовательским работам. Институт его был расширен, туда привлекли квалифицированных специалистов, появился и у Ченснеппа синтетический каучук, обострилась борьба за рынки сбыта. Борьба шла с переменным успехом. Возросли запросы промышленности, обе фирмы стали изыскивать новые способы производства и вскоре начали выпускать кремнеорганический, силициевый каучук. На рынке почти одновременно появились силициевые каучуки и с маркой Ченснеппа, и с маркой Карта.

Отэн Карт считал, что затрачивать средства на разработку прогрессивной технологии было, конечно, необходимо и даже выгодно, однако еще дешевле было просто выведать, как обстоят дела у конкурента. Немало служащих Ченснеппа приумножили свой заработок, своевременно сообщая о кое-каких производственных секретах фирме Отэна Карта. Он был в достаточной степени осведомлен об изысканиях института Ченснеппа, и только одна лаборатория, вернее, самая секретная ее часть оставалась для него неприступной. В отличие от остальных ею руководил не химик, а известный биолог Асквит, работавший с паутоанским ученым Куаном Родбаром. В лаборатории проводились исследования, связанные с загадкой древнего Паутоо, однако какие именно оставалось тайной.

В лабораторию Асквита проникнуть не удавалось. Несколько человек, работавших с Родбаром, — почти все паутоанцы — были совершенно неподкупны. Сам Родбар вел странный, отшельнический образ жизни. Паутоанец, сын одного из богатейших плантаторов Тансея, он юношей приехал в метрополию, закончил колледж и продолжил образование в Англии. По окончании Кембриджа вернулся в метрополию и вскоре получил место на кафедре столичного университета тогда это был единственный профессор паутоанец. Несколько лет назад он встретился с профессором Асквитом, который в это время уже занимался силициевой проблемой. Асквит предложил Куану Родбару сотрудничество; Родбар согласился, оставил университет и обосновался в институте Ченснеппа, в Таркоре. Больше о прошлом, о связях, семье и привязанностях Родбара почти ничего не удавалось узнать. Замкнутый по натуре, одержимый какой-то целиком охватившей его идеей, биолог, как моллюск в раковину, ушел за крепкие стены секретной ченснепповской лаборатории, где не только работал, но и жил.

— Чего же добивается Отэн Карт? — спросил я у Юсгора. — Видимо, ему не дают покоя лавры Нума Ченснеппа? Он что, и у себя намерен организовать такую же таинственную лабораторию, предложив руководство вам?

— Интересно, — подхватил Мурзаров, — кажется, в метрополии стало модным поручать руководство подобными лабораториями ученым-паутоанцам. Там Родбар, у Карта — Юсгор.

— Нет, дело, конечно, не в моде. Карт позволил себе роскошь быть откровенным. Он считал, что мне, как паутоанцу, да еще знакомому с профессором Куаном Родбаром, легче будет устроиться в Таркоре. Ну и если я проникну туда, то… то я должен буду информировать концерн Карта о работах, ведущихся в секретном отделении лаборатории Асквита — Родбара.

— Каков наглец!

— Я ему так и заявил.

— И он приказал вас вышвырнуть из своего сугубо абстрактного кабинета.

— Ничуть. Кнопку он действительно нажал, в кабинете появился его личный секретарь, принесший лед и виски. Вот тут-то Отэн Карт стал обольщать меня, предлагая условия такие, от которых, как он полагал, отказаться немыслимо. Разумеется, я отказался и от виски, и от «сказочного» вознаграждения за подлость. Тогда он довольно ловко все обернул в шутку, однако сумму уменьшил вдвое и предложил работать у него в лаборатории. Я сказал Карту, что не покину университет в Макими. Карт по-прежнему любезно пытался объяснить мне разницу между возможностями Паутоанского университета и теми, которые будут созданы для меня его концерном.

— Что же вы ему ответили?

— Индонезийской пословицей: «Пусть на чужбине идет дождь золотой, а у нас каменный, все равно на родине лучше». Карт понял меня и поубавил любезность. Теперь, вероятно, я нажил себе сильного и злобного врага.

— Вас это очень огорчает?

— Как вам сказать, Ханан Борисович?.. Скорее, вызывает озабоченность. Наше положение сложно и трудно. Мы, правда, никогда с вами не заблуждались на этот счет. Но знаете, при всех трудностях и сравнительно небольших силах не хватало нам только борьбы с Картом да, пожалуй, еще и с Ченснеппом. Но надо признаться, огорчает меня другое. Подлость врага — это полбеды, а вот то, что я не сумел удержать друга от явно недобропорядочного поступка, — вот это уже беда! Худжуб оставил нас и поступил на работу к Ченснеппу.

— Худжуб?

— Да, представьте себе. В столице метрополии Западного Паутоо он успел разведать больше, чем вся сыскная система Отэна Карта. В Таркоре, у Ченснеппа, профессор Куан Родбар работает с зародышами, найденными Вудрумом.

— Этого не может быть!

— Юсгор, надо думать, Худжуб ошибся. Вероятно, его ввели в заблуждение. Вы рассказали ему о наших изысканиях в Ленинграде?

— Разумеется. Я показал Худжубу добытые нами документы, фотокопию завещания. Это его не убедило. Он продолжал настаивать на своем.

— И все же Худжуб ошибается. Как могли попасть зародыши в Европу? Давайте, друзья, обсудим. — Мурзаров положил свой большой блокнот на стол и стал в колонку, нумеруя, записывать высказываемые соображения по порядку. Проку в этом было мало. Просто Ханан Борисович несколько успокаивался, когда вооруженная пером его рука привычно бегала по листу бумаги. Мы перебирали все варианты, так и не найдя ни в одном путь к разгадке.

— Юсгор, а что вам известно о судьбе Шираста? Не тянется ли ниточка от него?

— Шираст? Его постигла участь всех остальных членов вудрумовской экспедиции. Только несколько позже. Яду досталось ему, видимо, поменьше. Он успел все же добраться до Макими. Заболел и умер он уже там, в городской больнице.

— Значит, он… Впрочем, он ничего не мог. У него была коробка с обломками, подсунутыми Шорпачевым, и Золотая Ладья. Он ничего не мог знать о намерении Вудрума запрятать зародыши в тайник.

— Совершенно верно, Алеша. Материалы экспедиции, отчеты о ней после смерти Шираста действительно попали Гуну Ченснеппу, их унаследовал Нум Ченснепп, но о тайнике с зародышами упоминается только в завещании Вудрума, содержание которого знали