Опаленные крылья любви - Самсон Агаджанян

— Не-е-ет! — душераздирающе крикнула Люба. Она попыталась вырваться из рук женщин, но те удержали ее.

Умар с отцом подняли носилки с телом Аслана и направились к калитке. Все выжидательно смотрели на Азнаура. Тот, прихрамывая, последовал за Кархмазовыми. За ним потянулись и другие мужчины. Только Ахмед опустился на землю, обхватил голову руками и в бессильной ярости заскрежетал зубами.

Словно во сне Умар похоронил сына. Не раз приходилось ему глядеть смерти в глаза и при этом никогда не терять рассудок, но смерть сына так на него подействовала, что он слег.

Несколько дней он пролежал в постели. Не ел и не пил. Мать и отец днем и ночью не отходили от него. Неподвижными глазами он молча смотрел в потолок. Мать, обеспокоенная состоянием сына, боясь, что тот потеряет разум, потребовала от мужа, чтобы он поднял его с постели. Анвар хмуро окинул взглядом жену.

— Оставь его в покое. Сам встанет.

Постепенно к Умару стали возвращаться силы. Анвар, увидев осмысленный взгляд сына, тихо попросил:

— Вставай, сынок, мать извелась.

На следующий день, рано утром, Умар пошел к могиле сына. Поднимаясь по тропинке в гору, где на поляне, окруженной деревьями, расположилось кладбище, он издали увидел возле могилы Аслана Любу. Он замедлил шаг. Встречаться с ней не хотелось. Люба тоже увидела его и решила уйти. На краю обрыва они встретились, остановились, их взгляды скрестились. В одних глазах стояла неприкрытая ненависть, в других — боль. Люба прошипела:

— Будь ты проклят! Придет время — и ты кровавыми слезами будешь плакать!

Умар терпеливо ждал, когда она замолчит, но та расходилась все больше и больше. На нее страшно было смотреть. Он схватил ее за руку, сильно придавил. Она замолчала.

— Почему в смерти сына ты обвиняешь только меня? Когда Аслан закончил школу, я просил тебя, чтобы ты разрешила мне увезти его с собой, но ты не послушалась. Ты сама подтолкнула его к тому, чтобы он бросил университет и пошел служить к Дудаеву. И ты этим гордилась.

Она вырвала свою руку и, с ненавистью глядя ему в глаза, крикнула:

— Он, как настоящий мужчина, пошел свою Родину защищать! А ты, как трусливый шакал, спрятался в Узбекистане.

Покачивая головой, он с сожалением посмотрел на нее.

— Тебя даже смерть сына ничему не научила. Твоя Родина, о которой ты так печешься, вот и преподнесла тебе подарок, Был бы он со мной, ничего бы с ним не случилось.

— Лучше ему лежать в могиле, чем жить с тобой!

Он до боли сжал огромные кулаки и, с трудом удерживая себя от того, чтобы не сбросить ее с обрыва, угрожающе произнес:

— Уйди с дороги!

Она увидела свирепое его лицо, испугалась и, оттолкнув его в сторону, стремительно побежала по тропинке вниз. Он молча посмотрел ей вслед, повернулся и стал подниматься по тропинке вверх к поляне, где находилось кладбище. Пройдя немного, позади себя услышал вой. Оглянувшись, увидел Любу: она сидела на земле, обхватив голову руками, и раскачивалась из стороны в сторону. В какой-то момент у него дрогнуло сердце, возникло желание вернуться к ней, утешить, но вспомнились ее слова: «Лучше ему лежать в могиле, чем жить с тобой», — и охладили его порыв.

Возле могилы сына Умар опустился на землю, рукой провел по свежему холмику, тихо произнес:

— Доброе утро, сынок…

Из-за гор медленно выходило багрово-красное солнце. Его лучи золотистым светом скользили по склонам гор. Высоко в небе величаво парил орел. Стояла необыкновенная тишина. Умар с тоской поднял голову к голубой бездне Вселенной и, словно обращаясь к таинственной силе, произнес: «Ответь мне, в чем я провинился перед тобой?» Вселенная молчала. Орел по-прежнему гордо парил над землей. Умар сидел и мучительно размышлял над смыслом пройденной жизни. Искал для себя ответ, но его не было.

Просидел он до самых сумерек и лишь с наступлением темноты поднялся, в последний раз окинул взглядом могилу сына.

— Прости, сынок, что не смог уберечь тебя от смерти.

Спускаясь но тропинке, при свете луны впереди он увидел одинокую фигуру. Возникла мысль, что это брат Любы и, не сбавляя шаг, стал подходить к нему. На тропинке, опираясь на палку, безмолвно стоял отец. Некоторое время они шли молча. Первым заговорил отец.

— Ты когда собираешься уезжать?

— Завтра.

— Может, побудешь с нами еще пару дней? Мать неважно себя чувствует.

— Хорошо, отец. Поеду в субботу.

Они опять шли молча. Умар мучительно размышлял, сказать отцу, что у него есть сын или лучше об этом написать… Неожиданно, словно кто-то его дернул за язык, произнес:

— Отец, у меня в Ташкенте сын растет. Ему уже больше года.

Тот резко остановился:

— Повтори, что ты сказал?

Стараясь не смотреть на отца, он рассказал, как родился сын, как умерла Наташа. Когда он замолчал, Анвар недовольно спросил:

— Почему ты нам об этом не писал?

Склонив голову перед отцом, Умар молчал.

— Когда мы его увидим?

— Через месяц у меня отпуск и я его привезу.

— Не спеши. Надо повременить. Если Люба узнает, что у тебя есть сын, она подтолкнет братьев, чтобы тебя убили.

С приходом к власти Дудаева они стали хозяевами здесь. Настоящие головорезы, таких еще белый свет не видел. Всех держат в страхе.

— Я их не боюсь.

— Я знаю, что ты их не боишься, но не забывай, что у тебя растет маленький сын. Одного ты уже похоронил, хочешь и этого лишиться? К осени мы сами приедем к тебе. А Наташу жалко. Хорошая женщина была…

В субботу утром, попрощавшись с родителями, Умар уехал в Минводы. В аэропорту он купил билет до Ташкента. Самолет улетал вечером и, чтобы скоротать время, Умар поднялся на второй этаж, в зале ожидания нашел свободное место. Он сидел и без всякого интереса смотрел на пассажиров, которые беспрерывно передвигались по залу. Время проходило томительно медленно. До отлета оставалось больше пяти часов, и он решил подышать свежим воздухом. Выходя из здания аэропорта, возле стеклянных дверей лицом к лицу столкнулся с мужчиной, который с трудом нес огромный чемодан. Умар молча уступил ему дорогу. Тот мельком взглянул на него и уже прошел мимо, но неожиданно остановился и громко произнес.

— Умар?

Умар повернулся и узнал Бирюкова, с которым учился в военном училище.

— Валера? — не веря своим глазам, спросил он.

Они крепко обнялись.

— Ты куда летишь? — спросил Умар.

— Провожаю сына в Москву на учебу. А ты в Ташкент?

Умар удивленно посмотрел на него.

— Откуда узнал, что в Ташкент лечу?

— Про тебя, дружище, я все знаю. Героев Советского Союза с нашего курса не так уж много. Я рад за тебя… Умар, через тридцать минут улетает самолет. Провожу сына, и мы с тобой посидим в ресторане, поговорим. Не возражаешь?

К ним подошел сухощавый стройный парень, скромно остановился в стороне и стал ждать, когда отец обратит на него внимание. Бирюков увидел сына, подозвал его.

— Знакомься, сынок. С этим генералом мы учились в военном училище и притом в одном отделении. Он был моим командиром.

Паренек улыбнулся.

— Мне о вас отец много рассказывал.

По радио объявили, что заканчивается регистрация билетов на Москву. Бирюков поднял сумку и вместе с сыном побежал к стойке, где проходила регистрация. Умар, глядя Бирюкову в спину, почувствовал щемящую тоску. Память оживила далекие безмятежные курсантские годы…

Минут через десять к нему подошел Бирюков.

— Все. Теперь я свободен. Пошли в ресторан.

Официантка окинула взглядом суровое лицо генерала и посадила их за удобный столик.

— Что будем заказывать?

Бирюков взял меню и стал рассматривать.

— Две бутылки французского коньяка…

Официантка быстро записала заказ, молча кивнула головой, ушла. Бирюков посмотрел на Умара.

— Плачу я.

— Видно, солидную пенсию получаешь? — усмехнулся Умар.

— На мою пенсию только один раз можно сходить в приличный ресторан, и то в одиночку, — смеясь, ответил Бирюков.

Минуты через две официантка принесла холодную закуску и спиртное, налила его в рюмки, пожелав приятного аппетита, ушла. Бирюков поднял рюмку, с улыбкой посмотрел на Умара.

— Если бы ты знал, как я чертовски рад нашей встрече! Давай выпьем за это.

Они выпили и некоторое время молча ели салат. Немного погодя Бирюков спросил:

— Умар, а ты кого-нибудь из ребят нашего взвода видел?

— Троих, не считая тебя.

— А ты первый, кого я увидел. Интересно, где сейчас наш замкомвзвода Русин? Наверно, давно уже в генеральских лампасах ходит.

— Он погиб.

Бирюков, пораженный услышанным, не донеся вилку ко рту, замер. Для него это был настоящий удар.

— Когда?

— Под конец войны, в Афганистане.

— Жаль! Какой мировой парень был. Даже не верится, что его нет в живых. Это уже третий, кто погиб, из нашего взвода.