Общая психопаталогия - Карл Ясперс

В аспекте содержания можно постулировать значение определенных физиогномических признаков, разработать классификацию фундаментальных типов, обрисовать схемы бинарных оппозиций и измерений и, в итоге, классифицировать любого человека. Такая систематика физиогномических типов всегда считалась сомнительной.

Рассматривая проблему исторически, мы должны отметить, что физиогномике человека посвящена обширная литература. В древнеиндийских писаниях на данную тему различались три типа (причем в качестве основания для классификации служили строение костей, очертания тела, размер гениталий, волосы и голос): «заяц», «бык» и «конь». В древности проблемы данного рода обсуждались и в Европе. В типологических сопоставлениях людей с животными всегда наличествует нечто впечатляющее, выходящее за рамки простой шутки, но и ного по их поводу сказать почти нечего. В XVIII веке физиогномика занимала умы образованных людей и, можно сказать, вошла в моду. Лих дал критический разбор проблемы, но не смог удержаться от самостоятельных экскурсов в данную область, а Гегель попытался охватить и решить проблему раз и навсегда. Физиогномике всегда было свойственно выдвигать на первый план устойчивые, не вызывающие сомнений, понятные элементы — например, трактовать конфигурации человеческого лица как «застывшую» мимику — и удовлетворяться этим.

Представитель духовного мира романтизма К. Г. Карус выдвинул еще одну систематическую теорию человеческой физиогномии, которую, благодаря тщательной разработанности соответствующей сравнительной методологии, можно рекомендовать любому интересующемуся данным кругом идей. Карус стремился «увидеть и понять весь мир как символ Божества, а человека — как символ Божественной Идеи души». Его символическая система, таким образом, включает в свой контекст, с одной стороны, весь Космос, а с другой стороны _ сферы морфологии и физиологии. С его точки зрения, символизм доступен созерцанию, но не сравнениям; это нечто прямое и непосредственное. Карус исследовал «результат творческой деятельности Идеи, организацию и в особенности целостный внешний облик человека», что по необходимости приводит к более отчетливому пониманию его внутренней психической сущности, его характера. Решающее значение имеет сам момент видения: это — «способность обнаружить ядро в скорлупе, природу психической Идеи в символе Формы». Карус стремился преобразовать это бессознательное видение в науку и практическое знание; он хотел выяснить, каковы фундаментальные принципы, которые могут быть применены к бесчисленному множеству отдельных людей, и какое практическое искусство нужно для того, чтобы уметь применять эти принципы в каждом отдельном случае. В его общих рассуждениях есть нечто глубоко впечатляющее и в какой-то степени подтверждающее наши неясные, туманные переживания; но попытки создать на этом основании научную концепцию оканчиваются у Каруса тем же, что и у других. Стоит ему перейти к частностям, как он перестает быть убедительным. Он измеряет (органоскопия), описывает поверхность тела согласно собственному методу моделирования (физиогномика), наблюдает за изменениями форм в течение жизни (патогномика). Он улавливает в свои сети все естественнонаучные открытия, все, что кажется подходящим материалом с точки зрения физиогномики. В результате он собирает огромную массу данных и, анализируя любую подробность, старается держать целое в поле своего зрения. Ему мы обязаны созданием первой и вплоть до наших дней единственной фундаментальной «научной» системы физиогномики.

В настоящее время невозможно указать на такие исследования в области физиогномики, которые выдержали бы сравнение с этими более ранними попытками в смысле тщательности, широкоохватности и глубины понимания человека. Тем не менее разговоры на «физиогномические» темы нынче в большой моде. Мы истолковываем и наблюдаем там, где в прежние времена объясняли и постигали или удивлялись и задавали вопросы. В процессе «физиогномического» мышления на поверхность выплывает великое множество самых удивительных идей, которые, хотя и не учат нас ничему особенному, все-таки не оставляют нас равнодушными.

Придерживаясь изложенных здесь воззрений на методы и историю исследований в области физиогномики, мы не можем не испытывать определенных сомнений относительно того, способно ли научное исследование дать хоть сколько-нибудь надежные плоды и тем самым вытеснить интуицию; это, однако, не должно служить основанием для игнорирования и забвения физиогномики как таковой. Хотя точное научное исследование в рамках физиогномики невозможно, она служит удачным средством для развития нашей чувствительности к форме. Наша способность реагировать на формы и конфигурации возрастает и культивируется благодаря представлению их как конкретных, доступных наблюдению целостностей, которые мы вполне можем принять, не придавая им при этом статуса данных, заслуживающих широкого эмпирического применения. Они скорее создают для нас некую «атмосферу», без которой, приступая к исследованию наших психиатрических реалий, мы были бы явно беднее. Благодаря художественному подходу мы получаем в наше распоряжение некий ни с чем не сравнимый элемент; но психиатр в нас всегда пытается представить наблюдаемые формы «типологически». Так или иначе, в данном случае на нас воздействует не столько «теория», сколько «искусство», обогащающее наше видение, но не понятийный аппарат.

1. Одним из опытов этого рода была знаменитая в свое время теория дегенерации (вырождения). Предполагалось, что в морфологических отклонениях физических конфигураций обнаруживается дегенеративная природа человека (так называемые знаки вырождения — stigmata degenerationis). Выявляются также характер человека, его предрасположенность к нервным или душевным болезням и в особенности его преступные наклонности.

Речь идет, в частности, о таких соматических аномалиях, как необычные телесные пропорции (например, слишком длинные по сравнению с туловищем ноги). особое строение головы (череп «башенкой»), отклоняющееся строение костей (слишком маленький подбородок, чрезвычайно слабо развитый сосцевидный отросток), аномальное строение зубов, высокое небо, заячья губа, слишком обильный или недостаточный рост волос на теле, волосистые бородавки, особая форма носа и ушей (на нее обращалось подчеркнутое внимание), «сцепленные» с кожей головы мочки ушей, большие растопыренные уши, выпуклый дарвиновский бугорок, подвижные уши.

Теория дегенерации пыталась проникнуть в глубинный субстрат жизни, из которой одновременно проистекают как психические, так и соматические явления. Предполагалось, что психическая дегенерация, выявляемая при психопатиях, психозах и слабоумии, дает о себе знать также и в соответствующих отклонениях от нормативной соматической конфигурации. В этой теории есть нечто интуитивно приемлемое для современного мышления; но все ее попытки сделаться чем-то большим, чем простое интуитивное постижение соматических конфигураций, привели лишь к крайнему сужению сферы ее применения.

В качестве дегенеративных (здесь мы не касаемся феномена прогрессирующего вырождения) должны трактоваться определенные признаки. выявляемые на уровне конституции, передающиеся из поколения в поколение в рамках одной семьи и сообщающие членам этой семьи некую характерность, распознаваемую иногда благодаря чрезвычайно слабо выраженным свойствам. В подобных случаях признаки дегенерации бывают связаны с аномалиями нервной системы или других соматических систем. Они возникают вследствие нарушенного развития и группируются в типичные синдромы морфологических и функциональных признаков (тремор, глухота и т. п.). Наиболее значимым примером может служить status dysraphicus.

Неоднократно подчеркивалось, что признаки подобного рода встречаются и у здоровых людей, тогда как при многих серьезных психических аномалиях их не бывает; тем не менее теория вырождения сыграла достаточно значительную историческую роль. и при всем критическом к ней отношении не следует сомневаться в ее достоинствах. Мы можем отвергать ее с научной точки зрения, но замолчать ее невозможно. Нам не приходится ожидать от нее практических последствий, но одновременно мы не можем остаться равнодушны к описанным формам. Дегенерация — это такое понятие, которое упорно не выдерживает испытания эмпирическими фактами. Поверхностное впечатление, будто с его помощью можно сказать нечто ценное о последних источниках жизни, не подтверждается. Тем не менее в одном отношении понятие дегенерации приносит пользу. Оно способно поддержать живой аналитический интерес к чему-то такому, что мы интуитивно замечаем, но не можем теоретически объяснить. С другой стороны, оно означает, что мы с самого начала оставляем в стороне исследования в области собственно физиогномики и трактуем признаки дегенерации в качестве симптомов — то есть отказываемся от физиогномического видения в пользу некоего суррогата естественной науки. Свойственный физиогномике символизм исчезает, но занявшая его место частная связь между симптомом и дегенеративным заболеванием не может быть принята на правах медицинского факта.