Мировая история в легендах и мифах - Карина Кокрэлл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— О, да у вас имеются и книги Мартино де Боэмия! А ведь не далее как позавчера здесь, в Лиссабоне, мне посчастливилось встретиться и поговорить с ним самим. Ученейший, изумительный человек! Мы проговорили не менее часа, — сообщил Христофору приор. Он был явно в восторге от этой встречи с известным географом, и ему не терпелось с кем-то поделиться. — Кстати, синьор де Боэмия полностью согласен с идеями синьора Тосканелли во всем, кроме употребления сырого чеснока для предотвращения простуды. — Марчена добродушно засмеялся, — И независимо друг от друга эти географы изобразили очень сходную модель нашего мира. Это ли не удивительно?! — Судя по голосу, приор был в искреннем восторге и в полной уверенности, что собеседник понимает, о чем идет речь.
Христофор бросил на кастильца заинтересованный взгляд. А гость продолжал оглядываться и рассматривать карты, отлично прикрывавшие дранку на давно не штукатуренных и не беленых стенах, словно что-то искал.
— Да вот и она! Это ли не чудо Господне? Карта Тосканелли! — вскричал Марчена хорошо тренированными легкими проповедника, даже заставив Христофора вздрогнуть. Пухлым пальцем приор указывал на карту, тщательно и не без некоторого артистизма скопированную Христофором с экземпляра, полученного из Флоренции.
Ученый флорентиец отрицал правильность расчетов окружности Земли самого Птолемея — аксиому для большинства географов. Доктор медицины Тосканелли поражал всех своей разносторонностью: он успевал заниматься и финансовыми делами в банке Медичи, и чистой математикой; он помогал строить грандиозный флорентийский собор «Дуомо» своему другу архитектору Брунеллески, и делал компасы и гномоны, и наблюдал кометы, и чертил карты мира, и вел переписку как с безвестными навигаторами, так и с португальским королем, сообщая ему об открытии рассчитанного им «короткого» пути из Европы в Азию, и даже переводил с греческого Страбона. И когда он все это успевал?
С тех самых пор как Христофор достал карту Тосканелли из ящика с пряными опилками и развернул ее, она сильно занимала его мысли: ведь карта показывала океан совсем не таким безбрежным, как рассчитал Птолемей. А на пути к Индии и Китаю в океане изображен был большой остров Сипанго! Там корабли могли бы сделать остановку, запастись провизией и пресной водой! Христофор так много думал об этом с того самого дня (месяц назад), когда впервые увидел карту, что даже недодал сдачи одному почтенному пожилому лоцману из Белема. А потом не выдержал — и написал самому синьору Тосканелли. Он задавал ученому флорентийцу несколько вопросов, которые могли быть вполне растолкованы как сомнения в некоторых деталях его стройной теории (за помощь с грамматикой Христофору опять пришлось кормить ненасытного школяра!). Откуда же было Христофору знать, что авторы любых теорий вот этого как раз очень не любят — каверзных вопросов. Возможно, Тосканелли решил поставить на место дилетанта, возможно, была другая причина, но безвестный лиссабонский картограф все-таки получил от ученого флорентийца ответ! Сам этот факт вдохновил Колумба несказанно, хотя конкретных и вразумительных ответов послание не содержало. Прекрасная бумага и солидная печать укрепили опасные мысли навигатора: раз ответил такой известный ученый, может, и королевский секретарь не так уж недосягаем?
— Карта Тосканелли показывает, что океан совсем не так велик, как считают, и уже поэтому заслуживает внимания, — сдержанно ответил Христофор и, чуть пораздумав, добавил: — Я писал синьору Тосканелли, и он мне ответил.
Заросли бровей колыхнулись удивленно:
— О чем же вы ему писали, сеньор Колон?
— О вещах практических, по поводу плавания через Океан.
— Вы моряк? — спросил францисканец. Мог бы и не спрашивать: по рукам Христофора с задубелой кожей, в застарелых лиловых мозолях от канатов все и так было видно.
Надо заметить, несмотря на то, что идея непознанных земель за морями страшно увлекала Марчену, передвижение по воде давалось святому отцу нелегко, более того, его буквально выворачивало наизнанку, когда бы он ни путешествовал, даже по относительно спокойному морю. Поэтому, услышав ответ Христофора, он покачал головой уважительно.
— Пятнадцать лет на палубах кораблей, святой отец…
— Пятнадцать лет… — вежливым эхом отзвался приор. Он затруднялся определить возраст Христофора — вроде бы и молод, но на висках уже очень сильно серебрилось…
— И вот как ты думаешь, моряк, возможно ли, если все время плыть на запад, из Португалии… или, скажем, Кас-тильи, — доплыть ли через океан до этого… острова Сипанго, или Антиллы, или даже Индии, богатой золотом и специями, как советует достопочтеннейший Тосканелли?
Отец Марчена остановился в лиссабонском францисканском аббатстве по приглашению местного приора и ясно видел: в Лиссабоне лихорадка открытия новых земель проникла даже за монастырские стены. Да и то сказать! Португальцы с досадной для испанцев регулярностью «наталкивались» на какие-нибудь доселе неоткрытые острова и прибавляли их к своей растущей империи. Отец Марчена тяжело вздохнул: в Португалии скапливаются несметные богатства из африканских колоний и новооткрытых океанских архипелагов, а в это время Кастилья одиноко истекает кровью в священной войне с маврами, очищая от них Европу. («Дана же такая сила благочестия и воинского таланта слабой женщине — светлейшей Изабелле, да хранит ее Господь!») Марчена часто бывал при дворе и давно уже попал под обаяние своей королевы — пламенно благочестивой, обворожительной и стремительно нищающей от военных расходов! Португальцам, столетия назад избавившимся от мавров, теперь наплевать на испанский Крестовый поход, на кастильскую Реконкисту! Их куда больше заботят «золотые тельцы» африканских копей. Ему, христианину и кастильцу, не пристало стоять в стороне и не приложить всех усилий, чтобы содействовать своей королеве в восстановлении Справедливости и торжества Santa Fe — Святой Веры! А раз так, то отец Марчена никогда не отказывал хорошему другу и королевскому исповеднику Эрнандо Талавере, если тот просил что-нибудь кому-нибудь передать в Лиссабоне или привезти что-нибудь из Лиссабона обратно, прекрасно понимая всю опасность таких услуг. А вскоре Талавера и сам все поведал ему до конца, намекая и на возможный мученический венец во имя святого дела. И даже это приора не испугало. Воистину, в Марчене героический дух наполнил совсем не героическую оболочку.
— Доплыть до восточных стран, если все время плыть Океаном на запад? — задумчиво переспросил итальянец картограф из-за своей конторки. — Думаю, доплыть возможно куда угодно, святой отец, если у тебя добрый корабль, вдоволь пресной воды, бакалао и веры.
Марчена посмотрел на собеседника с интересом.
— Несомненно, вера должна предшествовать всему остальному? — тихо и твердо поправил францисканец Христофора.
— Несомненно, святой отец, несомненно. Но и доплыть — это полдела. Важно ведь — и вернуться!
— Если верить ученейшим сеньорам — Тосканелли и Боэмия, которые, на мой взгляд, весьма и весьма аргументированно заключили, что западный океан не так уж велик, а Азия гораздо ближе, чем считал Птолемей, переплыть океан и вернуться становится выполнимой задачей, не так ли?
Христофор не спешил с ответом.
— Говорят, что оба они заблуждаются, сеньор Колон. Но не могут же заблуждаться сразу двое замечательных ученых!
По тому, как итальянец на него посмотрел, было очевидно: к своим делам за конторкой он уже не вернется.
— Святой отец, мне далеко до ученых. Всему, что я знаю, я научил себя сам и сделал кое-какие собственные расчеты… — Марчена улыбнулся этому самоуверенному «собственные расчеты»: с такими-то натруженными руками палубного матроса, в которых трудно и представить-то себе перо, если бы он не видел сейчас его ручищу с пером за конторкой! А Христофор продолжил: — Я провел больше года, внимательно изучая книги различных географов и навигаторов, святой отец, и мне стало ясно одно…
Христофор вдруг энергично бросил перо на конторку. Оно упало на пол, но рыжий картограф не обратил на это абсолютно никакого внимания. Марчена наблюдал с удивлением: человек, который только что спокойно делал записи за прилавком, изменился разительно. Теперь он со страстью жестикулировал, словно заполняя своими большими руками почти всю лавку:
— Мы все меряем этот мир по-разному, на свой лад! И неизвестно точно, какое расстояние имели в виду древние, рассчитывая свои «лиги» и «мили». Можно предполагать! Но не знать наверняка! А значит, невозможно точно рассчитать размер Океана. И даже если бы это было возможно, мало кто видит другую трудность: время меняет все — людей, береговые линии, даже то, где стоят созвездия на небосклоне. Вот все уверены, что прав Птолемей. А ведь в его время даже звезды стояли по-другому. Я сравнивал. И это еще не все. Однажды допущенная кем-нибудь из ученых ошибка в расчетах или описка переписчика или переводчика повторяется из книги в книгу, умножается, искажает все последующие расчеты. А если таких ошибок несколько?!