Финно-угры и балты в эпоху средневековья - Валентин Васильевич Седов

изготовленные из бронзового листа (табл. LIX, 21, 23). Одни из них сужаются книзу, другие равноширокие. Последние нередко по поверхности пышно украшались валиками, поперечными полосками металла, сканью и «городками» зерни. Конической формы ножны — более ранние (VI–VII вв.), а равноширокие — более поздние и датируются в основном VIII–IX вв. Ножны первого типа есть в Поломских могильниках и в Варнинском, а второго типа — в Варнинском и Мыдланьшайском могильниках.

Важным предметом вооружения были и копья. Их наконечники железные, в основном двух типов — ланцетовидные и пиковидные (табл. LIX, 8, 13). Последние были бронебойными. Найдены при раскопках и железные втоки копий, имеющие вид невысоких конусов. Наконечники стрел двух типов — ланцетовидные и бронебойные, шиловидной формы. Последние рассчитаны на поражение противника, одетого в кольчугу. Из Поломского I и II, и Варнинского могильников происходит и серия двушипных метательных дротиков (табл. LIX, 9). Наконечники их, как и наконечники копий, все втульчатые. В мужских погребениях могильников Поломских I и II, и Варнинском обнаружены боевые топоры, по форме близкие салтовским. Они узколезвийные с молотковидными обухами и овальными в сечении отверстиями для прямых рукоятей (табл. LIX, 2, 5, 6). Топоры эти легкие, вес каждого около 300–400 г. Дата топоров этого вида — конец VII–VIII в. Как уже говорилось, в могильниках найдены и остатки сложных клееных луков с костяными накладками, берестяные колчаны для стрел, крюки для подвешивания колчанов. Предметы конского снаряжения представлены удилами, уздечными наборами и стременами. Для более ранних погребений характерны удила с прямыми и эсовидными псалиями. Более поздние удила, относящиеся к VIII в., двусоставные, кольчатые (табл. LIX, 12, 16, 17). Стремена салтовских типов и все они относятся к VII–VIII вв. У них прямые подножия и высокие петли. Остатки седел в погребениях не найдены, хотя, несомненно, они были в употреблении в то время.

Носители поломской культуры имели, видимо, родо-племенную организацию. Каждое поселение принадлежало нескольким большим семьям, связанным родственными отношениями, но не исключено, что первоначально имевшим различное происхождение. Форма и размеры жилых построек, как и общий характер могильников, говорят о существовании патриархальных больших семей, каждая из которых насчитывала, очевидно, 10–15 человек. Хозяйственные угодья были распределены между поселениями. Отмечаются большие участки земли, слабо заселенные, которые использовались только как охотничьи угодья.

Сложение поломской культуры происходило в IV–V вв. при заселении слабо освоенной долины р. Чепцы выходцами с соседних территорий. По мнению В.Ф. Генинга, определенную роль в сложении поломской культуры сыграли не только племена местного камско-пермского этнического круга, культура которых хорошо фиксируется в материалах ранних погребений Варнинского могильника, но группа племен угро-самодийского этноса. Последний участвовал, согласно В.Ф. Генингу, в генезисе не только в поломской, но и в других культурах Прикамья, в частности в харино-ломоватовской и, особенно, в сылвенской.

По всем имеющимся материалам усматривается прямая связь между поздними этапами поломской культуры и ранними этапами чепецкой, а также непосредственный переход одной культуры в другую. Это видно особенно явственно по материалам могильников поломской культуры, наиболее поздние погребения в которых относятся уже к чепецкой культуре, а также по приемам домостроительства и особенностям хозяйственной деятельности. Так, в могильнике Мыдлань-шай большая часть погребений принадлежит чепецкой культуре. Та же картина наблюдается в Поломских могильниках. В Варнинском могильнике значительное число погребений относится к поломской культуре, а небольшая часть — к чепецкой.

Преемственность культур особенно ярко проявляется в женском костюме. Судя по данным раскопок, основой его и в поломской, и чепецкой культурах было длинное подпоясанное платье, поверх которого надевался кафтан. И платье, и кафтан подпоясывались ремнями. К переду костюма и к поясу пришивались собранные в пучки кожаные шнуры с надетыми на них металлическими пронизками (табл. LX, 35), о которых уже было сказано. Племенные украшения поломской культуры (табл. LX, 1–4, 9, 10) плохо изучены.

Далеко не все исследователи согласны с тем, что в сложении средневековых удмуртов и коми-пермяков принимали активное участие верхнекамские и чепецкие племена. В свое время Е.А. Халикова высказала предположение, что верхнекамские и чепецкие памятники I и начала II тысячелетия н. э. принадлежали каким-то неместным этническим группировкам, вошедшим впоследствии в состав Волжской Болгарии (Халикова Е.А., 1970, с. 301). Эту точку зрения отстаивал и А.Х. Халиков (Халиков А.Х., 1979, с. 70), предложивший искать предков удмуртов и коми-пермяков «не южнее верховьев Волги, Камы и Вычегды». В свете новых, полученных за последние годы материалов эта точка зрения представляется малоубедительной, как и мнение В.Б. Ковалевской, которая попыталась передатировать ранние комплексы Поломских могильников и отнести их ко времени не ранее VIII в., поставив под сомнение принятые датировки ранних этапов поломской культуры (Ковалевская В.Б., 1969, с. 84–91). Ошибочность таких датировок, правда с большим запозданием, показал В.Ф. Генинг. Дав аргументированную датировку деталей поясных наборов из погребальных памятников Прикамья, он косвенным образом доказал, что ранние поломские погребения принадлежат к V–VII вв. (Генинг В.Ф., 1979б, с. 96–105).

Удмуртские племена в IX–XV вв.

Чепецкая культура. (Р.Л. Розенфельдт)

Изучение археологических памятников, оставленных удмуртскими племенами в эпоху средневековья, началось еще в прошлом столетии. В 1887–1889 гг. А.А. Спицын первым произвел раскопки и разведки средневековых городищ и могильников по рекам Вятке, Чепце, Пижме и среднему течению Камы. Особенно результативными были исследования древнеудмуртского могильника Чемшай (Спицын А.А., 1893б, с. VII; с. 1–191). В 1885–1888 гг. по р. Чепце и верхнему течению Камы вел археологические разведки с небольшими раскопками Н.Г. Первухин (Первухин Н.Г., 1896, с. 13–121, 128–160, 161–173). В 1906–1908 гг. древнеудмуртские могильники XI–XIII вв. Чабьяшай, Данчашай, Шайшур раскапывались П.Г. Тарасовым и В.Д. Емельяновым (Тарасов П.Г., 1909, с. 115, 116; 1910, с. 108; Емельянов В.Д., 1912, с. 166, 167).

В 1902 г. А.А. Спицын на основании имевшихся к тому времени материалов сделал попытку систематизировать археологические памятники Вятского края. Помимо комплексов, относящихся к ананьинскому и пьяноборскому времени, он выделил средневековые памятники, разделив их на несколько периодов. Это была первая научно обоснованная классификация археологических памятников названного района. И основным ее источником послужила известная коллекция древностей, собранная Ф.А. и А.Ф. Теплоуховыми (Спицын А.А., 1902).

В 1909–1913 гг. по заданию Сарапульского музея на р. Каме работал Л.А. Беркутов. Он обследовал почти все известные к тому времени городища на территории