Сны инкуба - Лорел Гамильтон

— Анита? — спросил Натэниел. Он вошёл и встал как можно дальше от нас, где я могла его видеть. — Это как ardeur, только ещё хуже, сильнее.

Вид у него был почти перепуганный, а в руках он держал охапку салфеток в пакетах.

Я хотела бы извиниться, или сказать что-то цивилизованное, но Байрон подо мной шевельнул бёдрами, и это слабое движение вернуло моё внимание к лежащему подо мной мужчине. Глаза его потемнели, как небо перед бурей. Глядя в них, я удивлялась, как я могла вообще счесть их нежными. Он столько времени проводил, изображая обаятельного юношу, которым был когда-то, но сейчас по этим глазам я видела, насколько он взрослый.

— Делай меня, — сказал он, и потом тише: — Делай, делай.

Он повторял снова и снова, тише и тише, пока дыхание его не стало шептать:

— Делай меня.

Я нагнулась к нему, прижалась ртом к губам, и было так, будто я ощущала душу его в длинном туннеле тела, и знала, как просунуться туда и выдернуть её оттуда. Я в эту секунду знала, что могу питаться от него всего, от самой его сути. От той божественной или же инфернальной искры, что делала его вампиром. Могла съесть его целиком, оставив только красивый труп.

Я с криком оторвалась от поцелуя, потому что побуждение съесть его было почти неодолимым. Голод требовал. Требовал его целиком. А я не могла съесть его целиком. Не могла. Я так с ним не поступлю. Ни с кем не поступлю. Впервые в жизни я поняла, что имеют в виду, когда говорят о судьбе хуже, чем смерть, и что секс — не эта судьба.

Я могла бы утолить ardeur, и тогда это тёмное побуждение уйдёт, но даже при желании пока не получалось. Я не знала тела Байрона. Попыталась просто сесть на него, но дважды мы скользили друг по другу, не входя. Я заорала от досады, и он сказал:

— Отпусти мою руку, лапонька, и я помогу.

Между нами возникла рука, и я не сразу поняла, что это рука Натэниела. Она держала презерватив.

— Мы же не знаем, где он бывал.

Я зарычала, но он зарычал в ответ:

— Единственный способ подцепить что-нибудь от вампира или ликантропа — это когда он трахнет кого-нибудь, у кого что-то есть, а потом тебя. Хочешь рискнуть?

— Отпусти мне руки, любимая, и я надену все, что ты хочешь.

Я выпустила его руки, и он чуть пошевелился — ровно сколько надо было, чтобы разорвать пакет и надеть эту штуку. Потом он вернулся к тому, с чего мы начали — он прижимается ко мне, но не внутри у меня. Взяв меня руками за бедра, он приподнял меня, одновременно шевельнув тазом. И скользнул в меня одним плавным движением, от которого у меня запрокинулась голова, а он заорал:

— Да!!

Когда я снова взглянула на него, серые глаза обессмыслились, губы полуоткрылись. Я хотела накрыть их своими, снова на краткий миг ощутить вкус его души. И тут я поняла, что с нами борется не ardeur, не только он. Что-то ещё, более тёмное, более злое. Я-то считала, что нет ничего хуже секса с чужими, но ошиблась. Байрон не был моим другом, я не умею так быстро заводить друзей, но он не был плохим человеком. Мне он нравился со всеми его «рыбоньками» и «зайчиками». Мне понравилось, как он при первом знакомстве сказал, что нет, он не тот Байрон, и что вообще лорд Байрон не был из наших, это просто слух, распущенный людьми, которым нужен был повод сжечь его у столба в одной из стран Старого Света. Хотя, если бы он знал, что великий поэт утонет, не дожив до тридцати, он бы ему такое предложил.

Байрон мне нравился. Смерти он не заслуживал. У меня в голове гудело злобное эхо; я подумала, что это Примо, потом поняла, что не он. У него не было такой силы, чтобы влезть из другой комнаты, тем более через мои и Жан-Клода щиты. Я спросила себя: куда пойдёт сила, если я высосу её из Байрона? И бросила этот вопрос Жан-Клоду, открыв ему самые тёмные желания у себя в голове.

— Это не наш голод, — сказал он.

— А кто это?

— Она — Дракон, — сказал он у меня в голове напряжённым голосом.

— Она сотворила Примо, — сказала я, и только тут поняла, что говорю не вслух.

— Она использует его как проводник собственной силы.

— Как нам это прекратить?

Байрон вдруг выдвинулся из меня и вбил себя снова, шевельнув тазом и ногами. Моя концентрация разлетелась к чёртовой матери, и я только могла смотреть на него.

— Мужчине хочется знать, что девушке с ним не скучно, — сказал он, но улыбка не сопровождала это шутливое замечание.

Жан-Клод эхом прозвучал у меня в голове:

— Так же, как и с Моровен. Пошлём ей что-то, чего ей не понять.

— Мне угадать? — спросила я, и снова не вслух.

— Секс или любовь, ma petite. Что ещё у нас есть?

Не знаю, что бы я на это ответила, потому что Байрон меня повалил, повалил удивительно быстрым движением, и из меня не вышел — что труднее, чем может показаться. Вдруг я оказалась на полу, таращась на него, держа руки у него на плечах, потому что за них как за ближайший предмет я ухватилась, падая. Он осклабился на мой удивлённый вид и сказал:

— Ты слишком мало шевелишься, любимая. Дай я тебе покажу, как это делается.

От двух быстрых ударов внутрь у меня перехватило дыхание, потом он приподнялся, будто хотел заняться неправильными отжиманиями, не отрывая паха от земли. Улыбка у него исчезла, он нахмурился.

— У тебя кровь идёт, рыбонька.

Я и забыла про запястье. Проследив за его взглядом, я увидела, что оно кровоточит. И пятна крови на моей синей кофточке.

— Салфетку, пожалуйста.

Наверное, мы оба с Натэниелом не сразу поняли, к кому он обращается и зачем. Натэниел разодрал пакет и дал его Байрону. Очень неловко мне было лежать под чужим мужчиной, когда рядом с нами склонился Натэниел. Ещё более неловко, чем когда Ричард видел меня и Дамиана. Почему-то хуже, будто мне следует попросить прощения.

Наверное, я бы так и сделала, но Байрон прижал марлю к моей раненой руке, прижав руку к полу. Сразу возникла резкая боль, я ахнула, глядя ему в лицо. Он прижал вторую мою руку, сам навалился сверху, и мне было ни охнуть, ни вздохнуть.

Я бы, наверное, пожаловалась, но Жан-Клод у меня в голове ревел:

— Ma petite, мне срочно нужно есть. Ты слишком медлишь с Байроном.

— Ты уже большой вампир, кушай сам, — сказала я, и это было вслух.

— Ты понимаешь, на что ты даёшь разрешение, ma petite?

— Сегодня — да. Помоги мне, Жан-Клод. Ешь, ради Бога, ешь!

Байрон остановился, наклоняясь надо мной:

— Что-то не так?

— Мы для него, очевидно, недостаточно быстро шевелимся.

Почти злобная ухмылка исказила лицо Байрона:

— Ну, это мы исправим, рыбонька, исправим.

И он исправил. Он выдвигался из меня длинными волнообразными движениями тела и вбивал себя вновь. Как будто толчок начинался от плеч и шёл, танцуя, вдоль тела, пока не вбивался в меня. Оказавшись внутри, он делал движение бёдрами, от которого он будто вращался во мне. Волнообразные танцевальные движения всем телом. Это не было быстро в смысле скорости, но было очень быстро в других смыслах.