Брак по любви - Моника Али

знал, что его сын, по его выражению, «подастся в СМИ». Фильм Арифа показали на паре местных фестивалей документального кино – еще один его триумф. Люси по-прежнему в декрете. Они пока не обзавелись собственным жильем, потому что Ариф полон решимости копить деньги самостоятельно и ни от кого не принимать подачек. Похоже, что он наконец-то повзрослел!

Ясмин написала про свою работу, отделение, новых коллег, и целый абзац – про ежедневные поездки на работу в Брайтон. Про Ранию, про квартиру, про то, сколько хлопот доставил грузчикам кофейный столик Рании из песчаника, когда они затаскивали его вверх на четыре лестничных пролета. Про Ма, про Бабу, про Вспышку. Рассказала обо всем, так ничего и не сказав.

В своем письме Джо рассказал, что посещает в Глазго собрания группы поддержки под названием «Анонимные сексуальные и любовные аддикты». В Эдинбурге такой группы не оказалось, так что ему приходится ездить в другой город. Он писал, что извинения перед людьми, которым вы причинили боль из-за своей зависимости, – часть двенадцатишагового процесса выздоровления, но просил, чтобы она ни в коем случае не чувствовала себя обязанной за что-либо его прощать. Ясмин долго над этим размышляла. За что его прощать? Он с самого начала говорил, что его достали случайные связи. Да, он не пояснил, что именно это значит, но она ведь не расспрашивала. Однажды он попытался ей открыться, но она его остановила. Не хотела знать.

Он написал, что его психотерапевт, проводивший с ним онлайн-сеансы, скоропостижно скончался от сердечного приступа. Джо сожалел, что не поблагодарил его как следует, пока у него был шанс. В каком-то смысле, как бы пафосно это ни звучало, Шандор спас мне жизнь. Или, может, лучше сказать, что он спас меня от жизни, которой я не хотел, и дал мне возможность начать новую, лучшую. Жаль, что я не сказал ему этого, хотя, скорее всего, он и так это знал.

Без Шандора, объяснял Джо далее, он никогда бы не понял первопричину своей зависимости. А без этого понимания смог бы разве что подавлять ее, что и делал, пока они были вместе, – за исключением единственного случая, хоть он и не хотел преуменьшать свою вину, – тогда как Шандор дал ему возможность преодолеть зависимость, вместо того чтобы ее сдерживать.

Гарриет была безутешна. Ошарашена. Разъярена. Напугана. Но главным образом ушла в отрицание. Сначала она отказывалась признавать, что в том, что ее подход к воспитанию сына был немного нездоровым и уж тем более деструктивным, есть хоть крупица правды.

Сейчас она уже это пережила, – писал Джо. – Это был длинный и темный туннель, но, как я и ожидал, она из него выбралась. (Иногда, хоть и не часто, я в этом сомневался.) Ей потребовалось время, чтобы понять, что я не обвиняю ее, а возлагаю на нее ответственность. Это не одно и то же. Как только до нее это дошло, она начала слышать меня как следует. Мы стали разговаривать по-настоящему. И, что самое замечательное, она осознала кое-что невероятно важное о собственном детстве.

Ясмин отхлебнула из кружки. Без молока кофе был таким горьким, что она вернулась в кухню, чтобы добавить ложечку сахара.

Ясмин стояла за стойкой, помешивая ложкой в кружке. Клац-клац, звяк-звяк. Пузырьки на поверхности, разводы вокруг ободка. Она была в стольком не права, так мало понимала. Ошибалась насчет Арифа и Люси. Не понимала Бабу. Делала всевозможные неверные суждения и допущения. Недооценивала Ма, видела в ней только Ма, а не живого человека. Уж точно не выдающуюся женщину, которой она оказалась. Кроме того, неверно оценивала отношения Ма с Гарриет, воображала, будто Гарриет могла заинтересоваться ей только в качестве временного экспоната или домашней питомицы, которую можно приласкать и бросить. Недооценивала их обеих – и Ма, и Гарриет. Навешивала ложные ярлыки на Пеппердайна, который всегда был с ней откровенен. Он был добр и доступен. Она – ни то ни другое. И однако, она умудрилась обвинить его в том, что не дал ей волшебную пилюлю от целого клубка проблем. Она ошибалась даже насчет Рании, своей лучшей подруги, которую осуждала за то, что та вечно права и неуязвима.

И Джо.

«Это я постоянно была уверена в своей правоте, – думала Ясмин, наблюдая за описывающей круги ложкой. – И по большей части ошибалась».

Но в одном она была права, хоть в свое время и твердила себе, что это глупость. В отношениях Гарриет и Джо было что-то не так. Она не понимала этого, считала себя необоснованно ревнивой. Или неуверенной в себе. Или закомплексованной. Успокаивала себя, когда Гарриет заходила поговорить с Джо, пока он был в душе.

Я не понимала этого, но чувствовала. Нужно ли написать это – что-нибудь вроде этого – в письме? Что он почувствует, если она напишет? А если не напишет?

Ясмин сделала глоток кофе – слишком сладкий, – и вылила остальное в мойку.

Гарриет вернулась к написанию мемуаров о детстве. Она сообщила об этом, когда приходила поужинать на Бичвуд-Драйв.

Джо объяснил, почему это произошло. Гарриет наконец нащупала свой сюжет – скрытые инцестуозные отношения между ней и ее отцом. Без всяких просьб со стороны Джо она пообещала, что опишет только собственное детство и ни словом не упомянет про него. Она училась уважать его границы и стремилась это доказать. Это прогресс, – написал Джо. – Могу смело утверждать, что мы оба делаем успехи.

Гарриет и Ма по-прежнему дружат. На прошлой неделе Ма позвонила и сказала включить радио, потому что Гарриет давала интервью про сексуальные домогательства на рабочем месте и активизацию совершенно новой волны феминизма. Интервьюер представил ее как «Гарриет Сэнгстер, феминистку, активистку и обозревательницу», на что та сказала: «Я активистка, писательница и интеллектуалка, дорогуша. Прошу вас, постарайтесь быть точным».

Джо спрашивал, не приедет ли Ясмин в Эдинбург на выходные. Она могла бы остановиться у него в квартире, или, если предпочитает, он мог бы забронировать ей где-нибудь номер. Они договорились остаться друзьями, но, может быть, теперь, узнав о нем правду, она этого не захочет. Если так, он поймет.

Может, после времени порознь твое мнение поменяется. Любовь снова вырастет.

Ясмин не верила в любовь. Она напомнила себе об этом. У нее взмокли ладони и ускорился пульс.

Джо хотел, чтобы она приехала в Эдинбург, и всякий раз, как она об этом думала, что случалось частенько, в ее теле происходила химическая реакция. Как именно он выразился? Письмо лежало на ее кровати. Ясмин каждый день перечитывала его сразу по пробуждении.

Она плюхнулась на одеяло, схватила письмо и поискала нужную страницу. Вот. В этой части. Прямо тут.

Наверное, я слишком на многое надеюсь, но было бы здорово, если бы ты приехала на выходные. Я был бы очень рад тебя видеть. Остановись здесь, или я забронирую тебе номер. Неподалеку есть гостиница. Я не стану тебя винить, если ты никогда больше не захочешь общаться. Но мне будет невероятно грустно, потому что я по тебе скучаю. Жаль, что все не сложилось по-другому. Жаль, что я не вел себя иначе. Надо было рассказать тебе все в самом начале. Я не могу исправить прошлое и предсказать будущее, за исключением одного: я никогда больше не повторю прежних ошибок. Скорее всего, мне предстоит совершить новые. Не стану оправдывать себя. Мне кажется, у меня нет такого права, я и без того уже обнаглел, за что могу только извиниться. Не отвечай сразу. Или вообще не отвечай, если не хочешь.

Ясмин свернулась клубком, прижала колени к груди и закрыла глаза с такой широкой улыбкой, что казалось, улыбается все ее тело.

Окситоцин. Дофамин. Норадреналин. Выброс гормонов. Вот что происходит. Только и всего. Физиология. Простая физиология.

Жизнь штука не простая. Ты не знаешь,