Жертвы времени (СИ) - Евгения Федорова

— Сколько ударов ты положишь ему за побег? — вдруг прозвучал голос, который был мне прекрасно знаком. Я резко обернулся. У стены конюшни стоял Оружейник, но выражение его лица не обнадеживало. Когда-то именно это он хотел получить от меня за украденный меч.

— Двадцать пять ударов, — сухо отозвался Северный, выдержав паузу.

— Двадцать, — поправил мага учитель боя.

Я почувствовал легкое недовольство Северного, которому помешали позабавиться. Впрочем, по взгляду мага было понял, что Оружейник может многое требовать, в том числе и повиновения. Возможно, заступись он за меня, и Северный бы отступил вовсе.

«Ну что же, двадцать ударов, я сам буду считать!» — ожесточенно подумал я.

— Слышал, ты поборол его, — с поразительной злобой прошипел над самым моим ухом подошедший маг.

— Нет, — тихо ответил я, подивившись тому, что о произошедшем кто-то заговорил вслух. Выходит, еще кто-то кроме нас троих стал свидетелем того поединка или… Мастер опять недоглядел.

— Я так и думал, — удовлетворенно кивнул Северный за моей спиной, будя во мне противоречивую, едкую ярость. Не раз я убеждался, что лучше держать язык за зубами, и в который уже раз нарушал принятое ранее решение быть сдержанным.

— Я не хотел причинить ему вред и лишь слегка ранил…

Молчание между нами взорвалось бешенством, бальзамом пролившимся на мою гордость, но дальше наступил черед Северного. Маг бесшумно отступил, и первый удар, скользнувший поперек спины от шеи через лопатку, застал меня врасплох. Я дернулся, но скорее от неожиданности — боль пришла секундой позже. Внутри меня все сжалось. Я прикусил губу, почувствовал во рту солоновато-тошнотворный вкус крови.

Удар ложился за ударом, конец бича захлестнул ребра, рассек кожу. Теплая струйка потекла по боку, скатываясь под ремень брюк. Неужели его ненависть так велика?

«Ты сам виноват, — одернул я себя, — достаточно было попросту промолчать! Дурак, теперь никакой пощады не жди, ведь ты добился того, что недоступно Северному уже многие годы».

Девятнадцать.

В глазах у меня начало темнеть. Удары уже не приносили столько боли, но отбирали силы. Пальцы рук, обмотанные рубашкой, впились в каменную кладку, ноги подрагивали. Еще чуть-чуть, и я упаду.

Двадцать… двадцать один!

Похоже, Северный решил бить меня до потери сознания или до мольбы, но просить его я не стану!

Внутри все умерло, остались лишь ярость и боль. Бич рванул меня по спине в двадцать второй раз, когда Оружейник, очнувшись от созерцания и поняв, в чем дело, громко сказал:

— Хватит, Северный, или ты разучился считать?

Его ледяной тон отрезвил и меня. Я почувствовал за собой лавину разочарования и повернулся на негнущихся ногах, предельно аккуратно опуская руки и сильнее закусывая губу.

— Мальчик расплатился с тобой, чего еще ты хочешь?

Оружейник наградил меня спокойным взглядом, в котором было сложно что-либо прочесть, повернулся и пошел прочь.

Я перевел взгляд на мага. Бич в его руке был занесен для удара. Северный, спохватившись, опустил его, перехватив хвост у основания так, что конец по-прежнему лежал на камнях мостовой.

Отчаянное предчувствие кольнуло сердце, Оружейник уходил, и Северный тоже обернулся, удостоверившись, что тот скрылся из виду. Выдержав долгую паузу, он качнул бичом.

— Продолжим? Нам больше никто не будет мешать, обещаю.

Я попятился, но бежать было некуда.

— Так кто тебя прятал все это время?

— Никто, Северный, — рассердившись, я неотрывно смотрел в водянистые глаза мага. — Если ты мне не веришь, то можешь прочесть мои мысли…

«… если, конечно, умеешь», — едко закончил я про себя.

Северный широко раздул ноздри. Я уже был готов улыбнуться, когда вдруг понял, что стою на четвереньках у его ног, а в висках пульсирует боль.

— Конечно, — медленно и раздельно проговорил Северный, — я умею. И могу себе это позволить — не испытывать к тебе жалость, в отличие от нашего общего терпеливого друга. Мастер стал тебе другом, ведь так? Невиданное дело, носиться с человеком, как с писанной торбой.

Рукояткой бича Северный поднял мой подбородок и заставил посмотреть на него. Улыбка на тонких губах сказал мне все.

— Тебе понравилось? Тебе всегда это нравилось?

— К демонам! — прохрипел я.

— Продолжим! — цинично заключил Северный и за шею поднял меня, толкнув на стену. В следующую секунду он придавил меня к камням, не давая отстраниться. И дело было не в боли, которую я испытал, ударившись спиной. Речь шла о том, с чем сталкивались люди, попавшие в подземелья Форта. То, что жило в стенах города, с радостью набросилось на меня, почувствовав усталость, кровь и боль. Оно вцепилось, ворвалось вихрем в мысли.

— Правда, — задумчиво проговорил Северный, глядя в сторону, — удивительное создание здесь живет? Чувствуешь его прикосновения? Понимаешь его силу?

— Северный, — хрипло проговорил я, — думаю, ты уже изучил меня вдоль и поперек. Нет никаких секретов, ничего, что могло бы послужить тебе. Так зачем это?

Маг резко вернул на меня полный непонимания взгляд. Я, прищурившись, встретил его, хотя уже ничего не видел перед собой. Я созерцал мириады картин разом, лица, искаженные ужасом, видения разрушения города и то, что вовсе не был в состоянии осознать, но заставлял себя не забывать о том, кто я и где нахожусь.

— Как вышло, что город скрыл тебя?

— Я слишком многого не знаю о святилище, чтобы ответить на твои вопросы, Северный.

Мне удалось оттеснить видения. Они по прежнему мелькали перед внутренним взором, но теперь я видел непонимающее лицо мага перед собой. Глаза его превратились в узкие щелочки.

— Почему они не сводят тебя с ума?

Маг вдруг отступил, давая мне возможность отодвинуться от стены. Лицо его вновь незаметно изменилось в темноте: приобретя мертвенную бледность, оно закаменело.

— Помни свое место, ублюдок, — проговорил он, неторопливо сворачивая бич в кольцо. — Я запрещаю тебе выезжать куда-либо боле. Только с моего разрешения.

Он круто повернулся и ушел, покинув площадь по той же улице, по которой пошел Оружейник.

Я, как во сне, подошел к бассейну и, склонившись над ним, плеснул в лицо немного воды.

Никто не остановился поглазеть на то, что произошло, даже конюхи предпочли убраться восвояси. Казалось, никому нет до этого дела. Выше по улице мать звала своих заигравшихся детей спать. Из конюшни донеслось приглушенное стенами ржание.

Мастер когда-то солгал, обещая публичное унижение. Он просто манипулировал моими поступками, заставляя делать то, что ему нужно. Он грозил мне поркой, уверив, что это постыдное наказание, но я не испытывал сейчас никакого стыда. Вообще ничего, разве что досаду.