Горбачев и Ельцин как лидеры - Джордж Бреслауэр

новых институтов и политики. Задачи эти были как идейными, так и организационными, но в контексте, совершенно противоположном тому, с которым столкнулся Горбачев. После того как Ельцин завершил переворот против коммунистической идеологии и организации в 1990–1991 годах и против СССР в 1991 году, он столкнулся с проблемой создания новых основ порядка, способных заменить их.

Насколько он был эффективен в построении этих альтернатив? Как и в случае с Горбачевым в главе тринадцатой, мы сначала обрисуем контуры позитивных достижений Ельцина. Затем мы рассмотрим отрицательные стороны, а в его случае это: 1) жесткость систем, построенных Ельциным, и их неспособность адаптироваться к меняющимся требованиям внешней среды; 2) непомерные расходы, понесенные при достижении его целей; и 3) контрпродуктивное влияние стиля работы Ельцина после 1993 года на достижение заявленной им цели – цели, заключавшейся в закреплении его достижений путем «укрепления Российского государства». После этого мы сопоставим его успехи и поражения и в заключение сравним Горбачева и Ельцина с точки зрения их эффективности в деле укрепления и сохранения авторитета.

Ельцин как строитель системы: плоды персонализма

Как мы видели в предыдущих главах, Ельцин подходил к своему президентству с позиции персоналистического лидера. Он чувствовал себя при осуществлении руководства наиболее комфортно, когда ему не приходилось приспосабливаться к множеству институциональных ограничений. Также он считал, что именно такое лидерство необходимо для достижения его основных целей.

Персонализм Ельцина не следует рассматривать как очевидное препятствие на пути прогресса. Действительно, учитывая его стремление ниспровергнуть формальные структуры коммунистической власти и заменить их формальными организациями капиталистической экономики и либеральной демократии, – интегрированными в западные организации в территориальных границах Российской Федерации на декабрь 1991 года и способными оказывать сопротивление реставрации коммунизма и фашистской реакции, – можно утверждать, что в ближайшей перспективе его персоналистический подход к лидерству значительно способствовал достижению этих целей. Он форсировал изменения, создавшие общую базу для возникновения системы такого рода.

Так, он и его сотрудники разработали и добились ратификации Конституции РФ 1993 года, которая, несмотря на все свои недостатки, в конечном итоге обеспечила надежную конституционную основу для зарождающегося Российского государства. Парламентские и президентские выборы 1993, 1995, 1996 и 1999 годов прошли по графику, и хотя во многих отношениях они были отмечены процессуальными недостатками, их общие результаты, вероятно, не были фальсифицированы. Ельцин не поддавался уговорам многих из ближайших помощников отложить или отменить губернаторские выборы 1996–1998 годов, хотя они и угрожали ослабить его политическое влияние на региональные элиты. Он также устоял перед соблазном отложить президентские выборы 1996 года, хотя в январе его рейтинг общественного одобрения упал до однозначных чисел, и перед сильным искушением отменить выборы, распустить Думу и объявить вне закона коммунистическую партию [Ельцин 2000: 24–25]. Аналогичным образом он сопротивлялся призывам отложить или отменить парламентские выборы в декабре 1999 года. Ельцин также устоял перед соблазном отменить гражданские права, завоеванные российским народом при Горбачеве: свободу критики, собраний, вероисповедания и передвижения. Книги, газеты и телешоу регулярно глумились над президентом и высмеивали его. Они резко критиковали многие из направлений его политики, временами вызывая у самого президента ужас и шок. Они, однако, избежали санкций, несмотря на неприязнь Ельцина к личным на него нападкам.

Конечно, нельзя не отдать Ельцину должное за его отказ от свертывания прогресса, достигнутого его предшественником. Но мы также не можем считать такой отказ актом созидания. Следовательно, это скорее показатель его приверженности построению системы, основанной на некоем варианте либерализма, чем свидетельство его успеха как строителя государства в целом.

Что касается трансформации экономической системы, то Ельцин – во имя создания класса собственников, которые будут бороться против коммунистической реставрации, – провел программу приватизации, позволившую быстро передать государственную собственность в частные руки – со скоростью и в масштабе, превосходящими все, что наблюдалось ранее в мировой истории. Таким образом, Ельцин стал «основателем» олигополистической и клептократической, но тем не менее капиталистической российской экономики.

В своей политике в отношении российских регионов Ельцин продвигал серию договоров и соглашений ad hoc между Москвой и отдельными регионами и республиками, где гибко определялись соответствующие обязательства центра и периферии. Конституция 1993 года пыталась обуздать центробежные силы, приписав Москве сильную роль, но в этом документе многие области контроля оставались под совместной юрисдикцией, а механизмы разрешения неясностей и конфликтов были расплывчаты. Эта двусмысленность, а также последующие договоры и соглашения отражали стремление Ельцина к личной гибкости при заключении сделок с главами различных субъектов Федерации[443]. Они также учитывали преобладающие в то время реалии, к которым относились различные ресурсные базы регионов, неодинаковая решимость их лидеров, отсутствие консенсуса между региональными губернаторами и президентами республик относительно конституционных принципов, а также частая неспособность центра обеспечить выполнение своих требований другими способами. Только в случае с Чечней Ельцин использовал вооруженные силы, не оставив места для реализации своего гибкого подхода.

На международном уровне Ельцин стал одним из создателей Содружества Независимых Государств, призванного наладить мирные отношения между государствами – преемниками Советского Союза. Хотя в своей риторике он защищал права «русскоязычных», проживающих в государствах-правопреемниках, он также настаивал на мирном решении таких вопросов и отвергал аргументы тех, кто угрожал применением силы или был готов ее применить. Он показал себя щедрым переговорщиком, отдавая намного больше, чем получал, лидерам Беларуси, Украины и Казахстана в интересах поддержания хороших отношений между Россией и этими странами.

В отношениях с дальним зарубежьем Ельцин безуспешно протестовал против расширения НАТО на восток. Но как только это расширение стало неизбежным, он поддержал переговоры по хартии «Россия – НАТО» и наблюдал за их ходом, чтобы сохранить хорошие отношения с западными партнерами и сделать расширение НАТО приемлемым для российской политической элиты. Он успешно провел переговоры о превращении G7 в «Большую восьмерку». Он доказал свою большую заинтересованность в «либеральном интернационализме», чем в «государственнической» составляющей своей политики в отношениях между Востоком и Западом.

С учетом этих итогов можно было бы дать положительную оценку эффективности Ельцина в реализации его основных целей: основать новый порядок, гарантировать безопасность новой системы от реставрации и интегрировать Россию в западные институты. Чтобы дать такую положительную оценку, следовало бы допустить две вещи, одну контрфактуальную, а другую прогностическую: 1) что если бы Ельцин не был лидером России, то в российской политике преобладали бы силы, преследующие противоположные цели; и 2) что достижения Ельцина устойчивы и они, вероятно, переживут годы после его ухода в отставку. Действительно, эти факты и предположения являются основанием для сделанных нами положительных оценок.

Макроструктурные уязвимости

Можно, однако, возразить, что