Однажды в Марчелике (СИ) - Сухов Лео

– Ну что, посмотрели? – крикнул пузатый метен, а Дан снова спрятался в проход, потому что рука механизма с пушкой дёрнулась в его сторону. – Да, Дукас мне сказал: посмотрели! Нравится вам увиденное? Так и знайте: будете стрелять – девчонка умрёт!

– Что будем делать? – спросил Иоганн.

– Что дальше в проходе? – ответил Дан вопросом на вопрос.

– Тупик там, – отчитался Мигель. – Ярдов на пятьдесят тут коридор тянется.

– Ищите укрытия! – приказал Дан. – Чтобы по вам попасть эта штука не могла. Это она там стреляет!

– Что это вообще такое? – повторил Вильям свой давешний вопрос.

– Какой-то механизм… – Дан пожал плечами и предупреждающе поднял руку.

Из коридора доносились тяжёлые металлические шаги.

– В укрытие! – повторил Дан, первым кидаясь к подмеченной нише.

Через пару десятков секунд прямо в проходе появился механизм. Одной рукой он продолжал целиться, а другой всё ещё держал на весу Пеллу.

– Я сейчас прикажу Дукасу поставить девочку на землю. Мы уходим, метены, и хотели бы, чтобы вы по нам не стреляли. И, пожалуй, отдавая дань уважения вашему упорству, я дам вам шанс! – заявил голос пузатого метена. – Если сможете не шевелиться два часа, то Дукас не будет стрелять. А потом уйдёт. А вы заберёте девчонку… И тоже можете быть свободны. Только не лезьте к Дукасу близко, когда будете уходить! Как вам такое предложение?

– Мы согласны! – ответил Дан.

– Отлично! Дукас, put the hostage in front of you. Shoot at everything that moves. In two hours, completely blast the tunnel with explosives. And then catch up with us[8].

– Thetask is accepted![9] – ответил механизм скрипучим голосом.

– Девочка, помнишь? Шевелиться нельзя! – ехидно напомнил пузатый метен Пелле, когда рука механизма вытянулась вперёд и опустила заложницу на пол.

Пелла всё прекрасно поняла. Но плохо ей было так, что она знала наверняка – не выстоять ей два часа. И от этого из глаз полились слёзы. Освобождение было так близко… Пузатый метен тоже понимал, что долго она не простоит. Впрочем, задание своему механизму он тоже дал такое, что несколько расходилось с его договорённостями с касадорами…

Мэйсон Нэш не особо опасался, что его кто-то здесь поймёт. Он давно определил, что на Эрфе не появилось той версии английского языка, которой владел он сам. Имена – были. Отдельные слова и корни – имелись. Но поскольку здесь не было Англии, завоёванной саксами, датчанами и норвежцами, то и язык слишком сильно отличался от того, что использовал он.

К тому же, он был американцем, и то, как он «жевал» слова, не каждый нормальный британец на Земле мог понять. Всё это в сочетании с терминами, которые так и не появились на Эрфе, гарантировало Мэйсону Нэшу, что никто не поймёт сказанного им.

– Пелла, успокойся, смотри вперёд и стой! – послышался голос Дана. – Знаю, что тяжело. Просто стой!

– Хорошо, – одними губами ответила девушка.

Механизм расположился в проходе. Он опустил яйцо-тело на землю, поджав механические ноги – и застыл как изваяние. За его спиной, скрипя бортами и колёсами, проехали повозки. Люди, несмотря на обещание касадоров, что те не будут стрелять, на всякий случай укрывались за их бортами – мало ли какими психами могли оказаться нападавшие.

Впрочем, Дан и его друзья всё равно особо стрелять не могли. Яркий белый свет очень неплохо справлялся с задачей по их ослеплению. И хотя действие специи, которая отвечала за возможность видеть в темноте, заканчивалось, зрачки крайне медленно возвращались к исходному размеру. Смотреть на свет было ещё больно.

Вскоре скрип повозок скрылся вдалеке. Небольшой караван с грузами покинул шахты. Пелла держалась, как могла, но силы её были на пределе. Голод, жажда, ушибы, сотрясение, потеря крови – это не то, что способствует возможности стоять неподвижно. В глазах у неё темнело, и девушка уже понимала, что скоро потеряет сознание.

– Я больше не могу! – прошептала она. – В глазах темнеет…

И шёпот этот отлично услышали Дан и его друзья.

Глава 22

Конечно, тут очень удобно было бы вставить интерлюдию, которая давно планировалась. Это очень важная интерлюдия: она раскрывает некоторые подробности того, что происходит далеко-далеко от Марчелики, но окажет на неё непосредственное влияние. Она очень нужна! И разве же не прекрасно поиздеваться над читателями, заставляя их мучиться неопределённостью в судьбе героев?

Любопытный читатель может возмущённо спросить: «А откуда взялся этот нецензурное вычеркнуть гениальный ход в земной литературе?». Автору кажется, что он перекочевал из зрелищных блокбастеров. Это там, в голливудских картинах, принято под пафосную музыку в самый напряжённый момент переключить картинку на других персонажей, заставляя зрителя нервно доесть весь большой поп-корн – и оставляя ещё пять минут на то, чтобы тот успел сбегать за новой порцией.

Но когда автор – не только автор, а временами ещё и читатель, он почти со стопроцентной гарантией ругается на тех глубокоуважаемых коллег, которые используют такой «запретный» приём в своих книгах. А, кроме того, спешно пролистывает интерлюдию, читает дальше сюжет – и только потом возвращается к тому, что пропустил. Поэтому и сам, пожалуй, не будет злоупотреблять подобным в своих книгах… Это жестоко!

Старая шахта Анри Франкони, закуток, где прячутся от робота касадоры, 12 января 1936 года М.Х.

Прошептав о том, как ей плохо, Пелла неожиданно подумала, что зря это сделала… Ведь чем больше вероятность, что она может упасть, тем больше глупостей могут начать совершать молодые касадоры в попытке её спасти. И девушка принялась повторять про себя: «Не жаловаться!.. Стоять!.. Держаться!..» – потому что ей очень не хотелось, чтобы кто-то из этих хороших, хоть и немного невоспитанных молодых людей умер из-за неё.

А что же мелькало в головах у самих касадоров в этот напряжённый момент?

Мигель думал о том, что он ловкий, смелый и меткий – и если бы знал, где у механизма слабая точка, то точно бы сумел сломать его одним выстрелом.

Бенедикт же думал о том, что испытывать удовольствие по выталкиванию из собственного организма пуль ему очень не хочется, но Пелла – красивая, жалко, если её убьют.

Иоганн думал о марчельских колбасках и выпивке. То ли прощался, то ли надеялся на новую встречу.

Что уж там, каждый из касадоров о чём-нибудь думал в эти долгие минуты молчания. Хотя вот Дан, как сказали бы многие его знакомые, точно ни о чём не думал. Но позволим себе не согласиться с этим утверждением!.. А также с тем, что Дан лишён такого полезного органа, как мозг. На самом деле, Дан думать умел – и думал почти постоянно.

И в сложившейся ситуации именно его мысли представляли самый большой интерес…

А чтобы узнать, о чём думает Дан, надо сначала заглянуть ему в черепную коробку. Для этого надо раздвинуть длинные волосы, пройти сквозь кожу, обойти одну из пластин из бронированного пластика… Да, у Дана на черепе такие имеются. Их поставили ему в четыре года (и должны были в четырнадцать поменять, но не сложилось). А вот за ними как раз и будет кость… Ещё кость… И – нет! – все ещё кость. А вот теперь и мозг, фривольно плавающий в ликворе!

Вопреки распространённому мнению, что у Дана головная кость плавно переходит в позвоночник, это, конечно же, не совсем так.

Внутри его черепной коробки плавает вполне себе нормальный человеческий мозг объёмом от 1250 до 1600 кубических сантиметров (точнее можно узнать в его медицинской карточке). Нормальных, привычных всем сантиметров. Здесь, на Эрфе, сантиметры и миллиметры несколько иные – поскольку вычисляли их из длины меридиана, а он чуть короче земного.

Но вернёмся к мозгу Дана. И его мыслям, которые, при наличии такого мозга, просто обязаны были быть: