Лунный камень - Уилки Коллинз

— Продолжайте, сэр, — сказал старик с сардонической важностью. — Мой карандаш еще не совсем затупился.

Я ответил ему, что у меня больше нет никаких распоряжений.

— Сэр, — сказал Беттередж, — в таком случае, разрешите — я сам от себя прибавлю пункт или два.

Он раскрыл записную книжку на новой странице и еще раз лизнул неистощимый карандаш.

— Я желаю знать, — начал он, — могу я или нет умыть руки…

— Конечно, можете, — сказал мистер Блэк. — Я позвоню слуге.

— …сложить с себя ответственность, — продолжал Беттередж, с прежней невозмутимостью продолжая не замечать в комнате никого, кроме меня. — Начнем с гостиной мисс Вериндер. Когда мы снимали ковер в прошлом году, мистер Дженнингс, мы нашли огромное количество булавок. Должен я снова положить булавки?

— Конечно, нет.

Беттередж тут же записал эту уступку.

— Теперь о первом коридоре, — продолжал он. — Когда мы снимали украшения в этой части дома, мы унесли статую толстого ребенка нагишом, богохульственно обозначенного в каталоге дома «Купидоном, богом любви». В прошлом году у него было два крыла в мясистой части плеч. Я недоглядел, и он потерял одно крыло. Должен я отвечать за крыло купидона?

Я опять сделал ему уступку, а Беттередж опять записал.

— Перейдем ко второму коридору, — продолжал он. — В прошлом году в нем не было ничего, кроме дверей, и я сознаюсь, что душа у меня спокойна только относительно этой части дома. Что касается спальни мистера Фрэнклина, то, если ей надо придать, ее прежний вид, желал бы я знать, кто должен взять на себя ответственность за то чтобы поддерживать в ней постоянный беспорядок, как бы часто ни восстанавливался порядок, — здесь панталоны, тут полотенце, французские романы там и тут, — я говорю, кто должен держать в неопрятности комнату мистера Фрэнклина: он или я?

Мистер Блэк объявил, что он с величайшим удовольствием возьмет на себя ответственность за это. Беттередж упорно отказывался слушать разрешение затруднения с этой стороны, прежде чем он получил мое согласие и одобрение. Я принял предложение мистера Блэка, и Беттередж сделал последнюю запись в своей книжке.

— Заходите к нам, когда хотите, мистер Дженнингс, начиная с завтрашнего дня, — сказал он, вставая. — Вы найдете меня за работой с нужными помощниками. Я почтительно благодарю вас, сэр, за то, что вы оставили без внимания чучело сарыча и купидоново крыло, также и за то, что вы позволили мне умыть руки и снять с себя всякую ответственность за булавки на ковре и беспорядок в комнате мистера Фрэнклина. Как слуга, я глубоко обязан вам. Как человек, я считаю это прихотью с вашей стороны и восстаю против вашего опыта, который считаю обманом чувств и западней. Не бойтесь, чтобы мои чувства как человека помешали моему долгу как слуги. Ваши распоряжения будут исполнены, сэр, будут исполнены! Если это кончится пожаром в доме, я не пошлю за пожарными, пока вы не позвоните в колокольчик и не прикажете послать за ними!

С этим прощальным уверением он поклонился и вышел из комнаты.

— Как вы думаете, можем мы положиться на него? — спросил я.

— Безусловно, — ответил мистер Блэк. — Когда мы войдем в дом, мы увидим, что он ничего не позабыл и ничем не пренебрег.

Июня 19. Еще протест против нашего плана. На этот раз от дамы.

С утренней почтой пришло два письма на мое имя. Одно от мисс Вериндер, самым любезным образом соглашавшейся на предложенный мною план. Другое от дамы, в доме которой она живет, — миссис Мерридью.

Миссис Мерридью кланяется и не претендует понять предмет, о котором я переписываюсь с мисс Вериндер в его научном значении. С общепринятой точки зрения, однако, она чувствует себя вправе выразить свое мнение. Мне, считает мисс Мерридью, вероятно, неизвестно, что мисс Вериндер всего лишь девятнадцать лет. Позволить молодой девушке в такие годы присутствовать без компаньонки в доме, полном мужчин, которые будут производить медицинский опыт, есть нарушение приличия, которого мисс Мерридью взять на себя не может. Она чувствует, что ее долг пожертвовать своими личными удобствами и поехать с мисс Вериндер в Йоркшир. Она просит, чтобы я подумал об этом, так как мисс Вериндер не хочет руководствоваться ничьим мнением, кроме моего. Может быть, ее присутствие не так необходимо, и одно мое слово освободило бы миссис Мерридью и меня от весьма неприятной ответственности.

В переводе на простой английский язык эти вежливые условности означают, как я понимаю, что миссис Мерридью смертельно боится мнения света. К несчастью, она обратилась со своей просьбой к такому человеку, который меньше всех на земле уважает это мнение. Я не обману ожиданий мисс Вериндер, я не стану откладывать встречу и примирение молодых людей, которые любят друг друга и слишком долго были разлучены. Если перевести эти простые английские выражения на язык вежливых условностей, то смысл будет такой: мистер Дженнингс имеет честь кланяться миссис Мерридью и сожалеет, что не может ничего более сделать в этом деле.

Мистер Блэк чувствует себя сегодня утром по-прежнему. Мы решили не мешать Беттереджу и сегодня еще не ездить в поместье. Успеем сделать осмотр и завтра.

Июня 20. Бессонница начинает сказываться на здоровье мистера Блэка. Чем скорее комнаты будут приведены в прежний вид, тем лучше.

Сегодня утром, когда мы с ним ехали в поместье, он посоветовался со мной с некоторой нерешительностью и с нервным нетерпением по поводу письма (пересланного ему из Лондона), которое он получил от сыщика Каффа.

Сыщик пишет из Ирландии. Он сообщает, что получил (от своей экономки) визитную карточку с запиской, которую мистер Блэк оставил в его доме близ Доркинга, и уведомляет, что, по всей вероятности, вернется в Англию через неделю и даже раньше. А пока он просит, чтобы мистер Блэк объяснил ему, по какому поводу он желает говорить с ним о Лунном камне. Если мистер Блэк может убедить его, что он сделал серьезную ошибку в прошлогоднем следствии, он будет считать своим долгом (после щедрого вознаграждения, полученного от покойной леди Вериндер) отдать себя в распоряжение этого джентльмена. Если нет, он просит позволения остаться в своем уединении, в своем мирном цветнике.

Прочтя это письмо, я без малейшего колебания посоветовал мистеру Блэку сообщить сыщику Каффу обо всем, что произошло после прекращения следствия в прошлом году, и предоставить ему самому составить заключение на основании этих фактов.

Подумав немного, я также посоветовал пригласить сыщика Каффа присутствовать при опыте, если он успеет вернуться в Англию к этому времени. Он, во всяком случае, был бы драгоценным свидетелем и, если бы мое мнение, что алмаз спрятан в комнате мистера Блэка, оказалось неверным, совет сыщика мог бы быть очень важным для дальнейших действий, в которых я уже не мог участвовать. Это последнее соображение, по-видимому, заставило мистера Блэка решиться. Он обещал последовать моему совету.

Когда мы подъехали к крыльцу, стук молотка известил нас, что дело кипит.

Беттередж, надевший по этому случаю красный рыбацкий колпак и зеленый передник из бязи, встретил нас в передней. Увидев меня, он вынул записную книжку и карандаш и потом упрямо записывал все, что я ему говорил. Куда бы мы ни смотрели, мы находили, как и предсказывал мистер Блэк, что работа подвигается так быстро и так разумно, как только можно было пожелать. Но в нижнем зале и в комнате мисс Вериндер многое еще нужно было сделать; казалось сомнительным, будет ли дом готов к концу недели.

Поздравив Беттереджа с достигнутыми успехами (он упорно хватался за карандаш каждый раз, как только я раскрывал рот, отказываясь в то же время обратить хотя бы малейшее внимание на слова мистера Блэка) и обещав приехать опять дня через два, мы уже собирались выйти из дома черным ходом. Но, прежде чем мы вышли из нижнего коридора, Беттередж остановил меня, когда я проходил мимо двери его комнаты.

— Могу ли я сказать вам слова два наедине? — спросил он таинственным шепотом.

Я, разумеется, согласился. Мистер Блэк вышел подождать меня в саду, а я прошел с Беттереджем в его комнату. Я ожидал просьбы о каких-нибудь новых уступках вслед за чучелом сарыча и купидоновым крылом. Но, к моему величайшему удивлению, Беттередж положил руку на стол и задал мне странный вопрос:

— Мистер Дженнингс, знакомы ли вы с «Робинзоном Крузо»?

Я ответил, что читал «Робинзона Крузо» в детстве.

— И с того времени не читали? — спросил Беттередж.

— С того времени не читал.

Он отступил на несколько шагов и посмотрел на меня с выражением сострадательного любопытства и суеверного страха.

— Он не читал «Робинзона Крузо» с детства, — сказал Беттередж, говоря сам с собой. — Посмотрим, какое впечатление произведет на него «Робинзон Крузо» теперь!