Поле мечей - Конн Иггульден

Кое-где среди слушателей раздались недовольные голоса, но они оказались в абсолютном меньшинстве. Люди понимали хрупкость всего, что раньше представлялось твердым и надежным, а потому готовы были платить за собственную безопасность и безопасность семей. Помпей жалел, что среди собравшихся нет Красса. Из этого богача можно было бы вытрясти солидную сумму. Письменная просьба не возымеет такого же действия, как личное требование, однако действовать придется в соответствии с ситуацией.

Взглянув на записку с планом выступления, сенатор продолжал:

— Я отзову легион из Греции, но пока он не придет, нам потребуется каждый человек, способный держать в руках меч. Тем, кто содержит охранников, необходимо сообщить секретарям сената их численность. Я должен точно знать, сколько вооруженных людей сможет встать в строй в случае новых беспорядков. Прошлой ночью мой легион понес серьезные потери, и если мы хотим справиться с бандитами прежде, чем они снова наберут силу, то необходимо прежде всего пополнить его ряды. Всех приспешников Милона и Клодия я казню без церемоний и публичного разъяснения их вины. Сегодняшняя ночь будет особенно трудной, сограждане. Если удастся ее пережить, то порядок постепенно восстановится. Когда ситуация придет в норму, мне придется обложить жителей Рима специальным налогом на восстановление города.

На лицах некоторых из слушателей все еще читался страх, однако в глазах большинства присутствующих уже затеплилась надежда. Помпей попросил задавать вопросы, и многие поднимались, чтобы уточнить различные аспекты новой системы управления. Диктатор, явно почувствовавший себя уверенней, отвечал на вопросы. Люди заметно успокоились и постепенно приходили в себя, ведь теперь шел неторопливый, деловой разговор по существу дела. А всякое серьезное дело полностью поглощает человека и рождает надежду на будущее.

ГЛАВА 37

Брут присел на широкий пень, оставшийся от старого дуба, который они повалили когда-то вместе с Тубруком. Палку пристроил рядом. Здесь, под зелеными сводами леса, так естественно было бы увидеть старого гладиатора. Он любил Брута и всегда встречал его с радостью.

Поморщившись, Марк не спеша вытянул раненую ногу и почесал зудящий шрам, который тянулся от колена почти до паха. Такой же след от зашитой глубокой раны остался и на шее. Он особенно красноречиво напоминал о том, что смерть была совсем близко. Самое страшное, что обе раны оказались грязными и сразу воспалились, так что первую неделю, проведенную в поместье Цезаря, Брут даже не помнил. Клодия не уставала повторять, что центурион едва не лишился ноги, но в конце концов края зияющего пореза начали кое-как затягиваться, хотя шрам отчаянно зудел. На память приходили смутные образы, воспоминания о том, как его обтирают мокрыми полотенцами. Воин смущенно повел плечами. Юлия выросла и превратилась в прекрасную молодую девушку. Пожалуй, красотой она даже превзошла покойную мать. Очевидно, насчет ухода за раненым Александрии пришлось поговорить с девушкой наедине, поскольку несколько дней Юлия не появлялась вовсе, а потом ее глаза горели тем же огнем, что и глаза Корнелии, когда она сердилась и обижалась. Однако с этого времени с тазом в комнате появлялась лишь Александрия.

Брут удрученно улыбнулся. Александрия обращалась с ним, как с больным конем, и начищала до такой степени, что кожа начинала лосниться. Так что, едва собравшись с силами, раненый первым делом отверг любую помощь и начал сам спускаться вниз, чтобы удовлетворить естественные потребности. Останься он в постели еще чуть-чуть, с него постепенно сняли бы всю кожу.

Здесь, в лесу, царил покой. В кронах деревьев пели птицы, а среди кустов вилась тропинка, по которой когда-то наперегонки бегали два мальчика, спешившие как можно быстрее стать взрослыми. В то время дружба была совсем простым делом, и они с Юлием воспринимали ее так же естественно, как лес, реку и поле. Брут вспомнил скрепленную кровью клятву верности. В то далекое светлое время казалось, что жизнь состоит из простых вещей и поступков. Сейчас, после стольких событий, возвращение в прошлое казалось странным. Бывали дни, когда он гордился собой, но выпадали и такие, когда Марк многое отдал бы за возвращение в детство и возможность снова сделать выбор. Ошибок было совершено немало, и многое хотелось бы изменить.

В те бесконечные летние дни юноши считали себя бессмертными. Твердо знали, что Тубрук всегда окажется рядом и защитит в трудную минуту, а будущее представлялось всего лишь совокупностью обстоятельств, которые проверят на прочность их отношения. Верили, что ничто, даже падение самого Рима, не сможет омрачить их союз, а тем более разлучить их.

Брут вытащил из-за пояса острый нож и осторожно подцепил первый из стягивающих рану стежков. Потом аккуратно и медленно потянул нитку, вытягивая ее из кожи, пока не дошел до самого последнего узелка. Работа была тяжелой и болезненной, и к концу процедуры лоб воина покрылся испариной. По ноге потекла тонкая струйка крови. Брут осторожно вытер ее пальцем.

Медленно поднявшись, он некоторое время постоял неподвижно. Голова кружилась, в глазах потемнело. Шов на шее тоже страшно зудел и мешал, но самому с ним не справиться.

— Я так и думала, что ты здесь, — раздался за спиной голос Юлии. Брут обернулся и с улыбкой взглянул на девушку. Интересно, давно она за ним наблюдает? Не так давно ей исполнилось шестнадцать. Длинноногая, стройная, красивая. Александрии не понравится, что они разговаривают в лесу наедине, а потому лучше ничего и не рассказывать.

— Да вот решил, что пора начинать понемногу ходить. Нога уже почти не болит, хотя доверять ей пока еще рано.

— Как только поправишься, ты уедешь обратно, к моему отцу.

Фраза прозвучала не как вопрос, а как утверждение, но Брут кивнул.

— Думаю, через пару недель. В городе сейчас спокойно, ведь Помпей получил полномочия диктатора и навел порядок. Так что скоро мы наконец-то оставим тебя в покое и в доме опять станет тихо.

— Да мне никто не мешает, даже дети, — быстро ответила девушка. — Наоборот, в компании веселее.

Молодые люди обменялись красноречивыми взглядами, и Брут рассмеялся. Несмотря на все усилия Таббика и его сестры, уже через несколько дней после появления в поместье детвора пришла в себя и с громкими криками носилась по живописной округе, не в силах сдержать восторг свободы. Одного из мальчишек Клодия уже трижды вылавливала из пруда. Удивительно, насколько быстро дети пришли в себя после кошмарного бегства из города. Брут подумал, что, оглядываясь на этот трагический год своей жизни, они вряд ли вспомнят пожары и убийства. Если же картины и встанут перед их мысленным взором, они все равно окажутся бессильны затмить восторг первого катания верхом, когда Таббик поддерживал маленьких всадников в седле. Поистине, дети — странный народ.

Юлия, несомненно, унаследовала красоту и грацию матери. Прекрасные длинные волосы, связанные на затылке, спускались почти до пояса и придавали стройной фигурке некую таинственную величавость. Серьезное выражение лица становилось особенно сосредоточенным, когда девушка слушала собеседника. Казалось, она боится пропустить хотя бы слово. Интересно, как прошло ее детство здесь, в поместье? Отец редко навещал девочку, так что ей приходилось довольствоваться обществом учителей и Клодии. Не чувствовала ли она себя одинокой?

— Пожалуйста, расскажи об отце, — попросила Юлия, подходя ближе.

Брут простоял уже достаточно долго, и нога отозвалась резкой болью. Не желая рисковать, он оперся на палку и тяжело опустился на дубовый пень. Потом приоткрыл двери памяти, заглянул в потайную комнату и улыбнулся.

— В детстве мы очень любили лазать на это дерево. — Он постучал палкой по пню, на котором сидел. — Юлий считал, что может вскарабкаться куда угодно, и проводил долгие часы на нижних ветках, пытаясь забраться как можно выше. Если я оказывался рядом, можно было встать мне на плечи. Но даже тогда необходимо было прыгать. В случае неудачи подобные забавы были очень опасными, причем для нас обоих. — Брут замолчал, словно внимательно вглядываясь в картины прошлого.

Юлия подошла и опустилась на край широкого пня. От платья девушки исходил легкий аромат цветов. Брут не знал каких именно, но запах живо напомнил о лете. Молодой человек глубоко вздохнул и на мгновение позволил себе представить, что целует нежную гибкую шею.

— Он падал? — уточнила она.

Брут насмешливо фыркнул.

— Неоднократно. Как-то раз свалился прямо на меня, и я растянул руку. А у него на щеке образовался огромный синяк, словно от пощечины. И все же мы попробовали еще раз, и он достал до заветной верхней ветки. — Брут вздохнул. — Не думаю, что он взбирался на этот дуб еще когда-нибудь. Повторять одно и то же ему было неинтересно.