Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 3. Том 2 - Борис Яковлевич Алексин

мучилась чуть ли не всю жизнь разными женскими болями. А в остальных случаях дело заканчивалось таким обильным кровотечением, что больную едва успевали привезти в роддом к Матрёне Васильевне. Та, расспросив и осмотрев женщину, быстро определяла, в чём дело, хотя, боясь наказания, многие говорили неправду. Сама она, как медицинский работник со средним образованием, делать аборты не имела права, и поэтому исходившую кровью женщину приходилось отправлять в Муртазово, за четыре километра. Не всегда такое путешествие было благополучным. Теперь во всех этих случаях Матрёна Васильевна немедленно вызывала врача, и тот, как тогда говорилось, доделывал криминальный аборт. А было их немало, каждый месяц не меньше трёх.

Но, конечно, главным в деятельности Бориса была не гинекология. Главной его работой и заботой в течение дня были больница и амбулатория. Количество принимаемых им в амбулатории больных в день редко оказывалось менее сорока, причём объём, разнообразие болезней, с которыми к нему обращались, было настолько велико, что иногда вечером, придя домой, он терялся, за какой учебник или справочник схватиться, чтобы на следующий день по-настоящему начать лечить того или иного больного. Приходилось работать и с грудными детьми, и со стариками, пациенты имели внутренние, кожные, гинекологические, хирургические и ещё добрый десяток самых различных заболеваний, для лечения которых сейчас существуют не только отдельные специалисты, но даже целые институты и клиники. Естественно, что в некоторых случаях он под каким-либо благовидным предлогом откладывал начало лечения на один-два дня, чтобы, сверившись с конспектами и книгами, правильно его диагностировать, а затем и правильно лечить. Поступать так, как Чинченко и некоторые его предшественники, т. е. во всех затруднительных случаях отправлять пациентов в районную поликлинику или больницу, Борис не мог. Он понимал, что далеко не каждый, к нему обратившийся, найдёт возможность отправиться за нужной медицинской помощью в Майское за 18 километров, а значит, запустит болезнь. Да ему и из чувства собственного достоинства хотелось проявить себя настоящим лечащим врачом, а не диспетчером, выписывающим направление в районную поликлинику. Вот и работал он, как его дед, т. е. как старый земский врач Пигута, оказывая помощь почти всем больным, которые к нему обращались.

Но к тому времени уровень медицинских знаний, объём лечебной помощи по сравнению с тем, какой был при деде Алёшкина, значительно изменился. Понимал, конечно, это и сам Борис. Он уже представлял себе, что правильное лечение многих заболеваний теперь невозможно без рентгеновского обследования больного и без, хотя бы простейших, лабораторных анализов крови и мочи. Вопрос с рентгеном пока не решался, с лабораторией дело обстояло лучше. Поэтому чуть ли не в первую неделю после своего возвращения из Москвы Алёшкин был в Муртазове и беседовал с главным врачом местной больницы. Тот оказался отзывчивым серьёзным человеком, понимавшим устремления молодого специалиста, и поэтому его не пришлось долго уговаривать на проведение рентгеновских и лабораторных обследований больных по направлениям Бориса. Главврач муртазовской больницы руководствовался и другим соображением, ведь раньше очень часто в его село поступали десятки больных из Александровки, которых приходилось полностью лечить амбулаторно или стационарно. С появлением хирурга пациентов стало поступать меньше, а если помочь дополнительными исследованиями, то их количество ещё более сократится. Как же было не пойти навстречу молодому врачу? Но Бориса эта договорённость не вполне устраивала: часто анализы необходимы немедленно, и вопрос об организации собственной лаборатории следовало решать срочно.

Мы уже упоминали, что вскоре после приезда, заняв часть веранды под лабораторию, Алёшкин начал в ней работать, пока делая все анализы самостоятельно. К концу февраля, после месячной практики в районной больнице посёлка Майское, медсестра Клава могла делать основные анализы, правда, под постоянным контролем со стороны Бориса. Она умела определять количество гемоглобина, лейкоцитов и РОЭ. Лейкоцитарную формулу, а также наличие плазмодия, Борису приходилось по вечерам определять самому. Лишь в марте Клава научилась находить возбудителя малярии в капле крови, и это оказало огромную помощь в проведении целенаправленной борьбы со всё ещё свирепствовавшей малярией. Также примитивно проводилось и исследование мочи: определялся её удельный вес, наличие белка и сахара. Но и эти самые простейшие анализы стали большим подспорьем в лечении амбулаторных и в особенности стационарных больных.

Кроме лаборатории, довольно значительное место в лечебной работе Алёшкина занимало наблюдение за онкологическими больными. Таких пациентов, главным образом с запущенными случаями рака желудка и молочной железы, к моменту приезда в Александровку Бориса имелось семь человек. Все они лежали в своё время в больнице, но так как активному лечению не подлежали, то были выписаны для амбулаторного наблюдения на дому. К ним приходилось ходить не менее двух-трёх раз в неделю, осматривать, выписывать необходимые медикаменты и перевязывать. Так как медсёстры больницы были загружены, то эту работу брал на себя или фельдшер Чинченко, или сам Алёшкин.

Кроме сочувствия к тяжело страдающим больным, тем более что некоторые из них по характеру своего заболевания очень напоминали Борису его бабусю, он испытывал чувство огромного стыда и обиды за врачебную науку, за своё бессилие перед этой страшной болезнью. Он теперь хорошо представлял себе, как болела и страдала и его так рано ушедшая из жизни мать. Посещение этих больных было тем более ужасно, что многие из них уже знали, чем они болеют, знали о своей обречённости и просили не об излечении, а о том, чтобы приходивший к ним доктор, хоть немного, хоть ненадолго, облегчил те неимоверные страдания, которые они испытывали.

Конечно, Борис Яковлевич без колебания применял доступные ему средства обезболивания, а это был морфий и его препараты.

После возвращения из Москвы Алёшкин, по примеру клиники Вишневского, стал и в своей больнице раз в неделю проводить совещания медиков, на которых разбирались происшедшие в течении недели ошибки и недостатки в работе, выслушивались жалобы и претензии медиков по тем или иным вопросам. Борис Яковлевич рассказывал о тех задачах, которые ставились перед врачебным участком на следующую неделю. Иногда на этих совещаниях зачитывались письма, получаемые из райздравотдела.

После первого же посещения онкологических, или, как их тогда обычно называли, раковых больных, Борис потребовал от всех, кто вёл приём в амбулатории, в здравпункте, в роддоме и посещал заболевших на дому, самого серьёзного выявления всех случаев, подозрительных на рак, и направление таких больных к нему. В течение первого полугодия 1941 года удалось выявить двух женщин с подозрением на рак молочной железы. Они были направлены в г. Нальчик, там прооперированы и вернулись в Александровку с благодарностью к медикам станицы. За время лечения в Нальчикской республиканской больнице, женщины успели насмотреться на большое количество запущенных