Приглашение в зенит (авторский сборник) - Георгий Гуревич

Как раз в это время “Паломник” преодолевал 0,5 с — половину скорости света. Мы все еще отставали, у нас было 0,33 с, так что разрыв пока увеличивался. Но разница между 0,33 и 0,5 с уже не принципиальная. Мы надеялись вскоре овладеть и первой производной, превзойти “Паломник” в скорости, и тогда уж…

И тут радиозвезда в зените исчезла. Что это могло означать? Только одно: на “Паломнике” выключили двигатель. Авария. Ура! У них кризис, они не наращивают темп, мы скоро догоним их по скорости, начнем сокращать разрыв!

Мы устроили праздник по этому поводу: дали себе передышку — целый день нормальной тяжести! И девушки затеяли торжественный ужин, а после него танцы; и на танцы их хватило! А после был нормальный сон до утра, без двойника, навалившегося на одеяло. Наутро встали все розовощекие, веселые, отоспавшиеся, даже рабочую перегрузку встретили шуточками.

Только Рэй ходил бледный и мрачный. Мы все приставали к нему: “Сюк, тебе не приснилось ли что‑нибудь скверное? Может быть, Джэтту замуж выдавали во сне?”

Оказывается, в самом деле приснилось.

После завтрака он зашел ко мне в аппаратную, помялся, потрогал рукоятки без надобности и выдавил наконец:

— Гэй, я тебе одному скажу, только не насмехайся. Я действительно видел сон, три раза подряд одно и то же. Видел центральный коридор “Паломника”, двери, двери, и в каждой любопытствующая морда. И Джэтту тащат куда‑то, она отбивается и кричит: “Рэй, спаси, спаси!..” И потом она лежит в гробу, рот полуоткрыт, а глаза смотрят с мольбой. Гроб странный какой‑то — стеклянный, а венков нет совсем. На гроб надвигается черная крышка, медленно ползет, закрывает шею, рот, глаза… А глаза смотрят с мольбой и болью. И как шелест: “Рэй, прощай!” И чей‑то голос холодный и жесткий: “Ну и пусть! Для нас она все равно потеряна”.

Я попробовал отшутиться, дескать, по бабушкиным приметам сны надо понимать наоборот: деньги к слезам, а слезы — к деньгам. Рэй обиделся:

— Чуткости у тебя ни на грош! А все хвалишься: “Я о несчастных, я для несчастных!” Там же авария — на “Паломнике”. Джэтта в опасности, в смертельной, возможно.

Так что мне пришлось сменить пластинку, доказывать, что сон никак не может оказаться пророчеством. Во–первых, авария была фактически месяц назад, едва ли пророческие сны придерживаются скорости света. А во–вторых, стеклянный гроб и борьба в коридоре едва ли соответствуют аварии. При катастрофе могут быть ожоги, травмы, но никак не стеклянные гробы. Стало быть, как ни верти, сон лживый, и незачем придавать ему значение. И вообще за это время аварию, наверное, уже ликвидировали…

Вот тут, к сожалению, я оказался прав. Прошло несколько дней, и опять зажглась радиозвездочка в зените. Преодолели кризис, снова начали разгоняться. Так что не успели мы отобрать у них первую производную. Правда, приблизились вплотную по цифрам: у нас — 0,44 с, у них — 0,51 с.

А затем и Джэтта подала голос. Пришло послание, короткое и не очень внятное:

“Подозревают. Никогда никого другого. Буду в эфире редко. Принимайте ледотаин. Беда!”

Странным показалось нам это все. Какая беда? Подозрения — это беда? И почему ледотаин? Мы знали, что такое ледотаин: химическое вещество, жидкость, мутно–голубоватая, которой поливают лед в портах, чтобы весной таял быстрее. Я видел, как это делается. Устанавливают дождеватели, такие же, как на огородах: облитый лед становится серым, мутноватым, рыхлым, постепенно распускается, словно сахар в горячем чае; из‑под белых полей проглядывает дымящаяся на морозе мрачно–свинцовая зимняя вода. Но нам‑то к чему ледотаин? Как лекарство его никогда не прописывают. Может быть, Джэтта ошиблась? Следовало читать: “применяйте”, а не “принимайте”? Но где применять? Стенки у нас промерзнут, что ли? Непонятно!

Однако объяснение мы получили. И быстро. На следующее утро.

Меня разбудили тревожные восклицания. Заставил себя проснуться, рывком усадил на койку свои восемь пудов, разлепил глаза… и глазам не поверил. Бело было в комнатке, все стены и потолок покрыты инеем. Глазам не поверил, потрогал рукой. След пятерни остался, а холода не почувствовал, теплая была стена. Кинулся к умывальнику. На кране сосулька, в бачке игольчатый лед. Отломил сосульку — никакого ощущения холода, нормальная комнатная температура. И на градуснике плюс восемнадцать, как полагается.

Так повсюду: в баках, в баллонах, в трубах вода замерзла при плюс восемнадцати.

— Греть будем? — спросил Сэй Большой, всегда склонный к активным действиям.

— Обожди, надо разобраться. Не эффекты ли это релятивизма? Давайте попробуем сбавить скорость. Пожертвуем деньком для ясности.

И мы попробовали. Развернули корабль кормой вперед, сменили знак у второй производной, сбросили сотую долю с. И что же? Через какой‑нибудь час иней исчез сам собой, растворился, как дымка; сосульки изошли слезой и отвалились от кранов, в трубах заурчала вода.

Задним числом‑то мы нашли объяснение. При субсветовых скоростях растет масса, массивные атомы менее подвижны, массивные вещества, как правило, легче замерзают, труднее тают. Всем же известно, что тяжелый лед тает при 3,8 градуса тепла. Задним числом все понятно. А вот теоретиков относительности гипнотизировали формулы, им все представлялось, что приращение массы — математическая абстракция, что оно не будет чувствительно для живых пассажиров. Масса растет, секунды убывают, время сокращается, а команда ничего не ведает. И никто не предупредил нас, Тэй не мог рассказать о чудесах с горячим льдом, он все экономил золото, вел ракету на дорелятивистских скоростях, ниже полусвета. На “Паломнике” же, позже мы узнали об этом, неожиданность чуть не обернулась катастрофой. Когда вода замерзла, они стали греть трубы, просто согревать, как Сэй собирался. И воду они оттаяли, но себя подогреть не догадались. Между тем температура замерзания все поднималась и вскоре дошла до плюс тридцати шести. Тогда кровь начала застывать в жилах, тромбы возникали. И один из консультантов Джэя погиб от инфаркта, а у другого жена потеряла ногу. Тромб, закупорка сосудов, гангрена.

Мы, к счастью, спохватились вовремя. И даже ни одного дня не потеряли, потому что знали от Джэтты готовый рецепт лекарства: “Принимайте ледотаин”. Посмотрели в химический справочник, составили препарат, приготовили, очистили, отфильтровали, подсчитали дозу… и в путь! Стало быть, есть выгода и в неприятном положении догоняющего. Идущий впереди прокладывает дорогу, и преследователь всегда знает, что здесь можно пройти. Кроме того, заранее предупрежден, где нужно остеречься… если его предупреждает хорошенькая союзница, конечно.