Холод и яд - Виктория Грач

он старательно прятал под невесёлой усмешкой одним краем губ. Варя его понимала. Треволнение, отдававшееся подрагивающими кончиками пальцев, мешалось с глупой насмешкой над боязливостью Фила.

Из них троих лишь папа абсолютно спокойно потягивал чай из любимой кружки «BOSS» и небрежно средним пальцем прокручивал послание. Фил покосился на Варю и одними губами прошептал: «Я рассказал, как получил». Правда, с первого раза Варя не поняла, и Филу пришлось повторить трижды. На третий раз папа поднял голову и, оценив картинку снисходительной усмешкой и наклоном головы, задал вопрос:

– И что вы разузнали?

– Туманная леди, – коротко выдохнула Варя и переплела дрогнувшие пальцы в замок на кружке. – В тот день сгорела «Туманная леди».

– Да… – небрежно приподняв талончик, папа как-то горько и небрежно усмехнулся чему-то своему. – Весёленький был вечер. Если б не твоя мама… – покосившись на Фила, папа осёкся. – Потом расскажу.

Варя сделала зарубку в сознании расспросить папу о «Туманной леди», легендарный пожар в которой волновал её с самого первого дня, как она об этом узнала (ещё бы: в их тихом небольшом городе больше никогда ничего более грандиозного не происходило!), но у родителей никак нельзя было вытянуть ни полслова – хоть клещами тащи! А тут папа сам вдруг разговорился. «Неужели я наконец-то выросла?» – не удержалась от ухмылки Варя и покосилась на тяжело вздохнувшего Фила.

– А мой отец тут причём? Почему ему об этом спустя девятнадцать лет напомнили? Это же не он поджёг – ну и что, что в его дэ-рэ.

Папа тяжело выдохнул и… Ничего не сказал. Молчание показалось физически тяжёлым: навалилось на плечи и сдавило обручем голову. По коже прокатился морозец.

Варя всегда знала, что слова бьют сильнее, чем пули, но не думала, что тишина может быть гораздо страшнее. Пытаясь отделаться от красочных картин негодяя-Шаха, которые незамедлительно вспыхнули в сознании и пришли в активную динамику, Варя посмотрела на папу. Он механически вертел в руках талончик с датой пожара, хмуро глядя на микроволновую печь. Варя поёрзала и обернулась: на той не было ничего, достойного пристального внимания. Взгляд переметнулся к Филу: он тоже смотрел на папу, чуть подавшись вперёд и как будто из последних сил удерживался от вопросов.

– Пап? – хрипло переспросила Варя.

От осознания прикосновения к сокровенному, к тайне, известной лишь узкому кругу людей, к ответу на желанный вопрос ужасно потели ладони. Сердце билось гулко и трепетно, так что любимое печенье вставало поперёк горла. Папа посмотрел на них и качнул головой:

– Я не могу об этом рассказать.

– Серьёзно? – Фил вспыхнул, стремительно, легко и жарко. – То есть мы с Артемоном огребаем, походу, из-за этого, а вы не можете…

– Фил! – Варя хлопнула парня по плечу, осаждая: лучше она, чем папа. – Прекрати! Иногда лучше кое-чего не знать.

– Ну ты-то знаток! Интересно, что же это может быть! – саркастично хохотнул Фил. – Так и скажите, что мой отец заказал на своё дэ-рэ в подарок аутодафе!

Варя шлёпнула Фила по груди, и тот приправил свою речь едким «кха», после которого папа спокойно отставил кружку и посмотрел на Фила с неприкрытой заинтересованностью:

– То есть он тебе всё-таки рассказывал?

Фил поперхнулся уже не карикатурно – по-настоящему и испуганно. Варю окутало холодной колотящей дрожью, пальцы печально заскребли по кружке, а в горле застыл всё тот же дурацкий вопрос, приевшийся за неделю: «Правда, что ли?» Папа выдержал классическую драматическую паузу, а потом оскалился добродушно и беспечно:

– А чего это вы так напряглись? Не ожидали? Шутка. – Это слово прозвучало горько и совершенно не забавно; зато папа подался вперёд и многозначительно приподнял брови: – Вот об этом я и говорю. Есть такие вещи… Которые вы знать не должны. Конечно, историю не перепишешь. Да и всё тайное рано или поздно становится явным, но о тайнах лучше узнавать от своих родных, а не от чужих людей.

– Мне ничего не расскажут, – мотнул головой Фил; плечи его опустились.

– Значит, так надо. Меньше знаешь – крепче спишь, – улыбнулся уголками губ папа.

– То есть мой отец не виноват?

Отцовское лицо тут же стало жёстким и грубым, как будто этот вопрос ставил его в неловкое положение или раздражал. Но он лишь сухо и сдержанно отрубил:

– Вину определяет суд. Сам у своего отца спросишь.

Талончик глухо стукнулся о поверхность стола – с ним закончили. «Странно… Почему дата не в письме, а тут, в виде талончика. Это ж как вызов к врачу на лечение. Или я просто ищу то, чего нет?» – она сделала глоток чая и кивнула на жетон, мол, он ей смутно знаком. Папа легонько подбросил его и ностальгически усмехнулся:

– Коне-ечно, знаком. Ты ж у меня Вар-вар-вар-вара… Всё разворотишь, везде отыщешь, что тебе надо. У меня в столе такой лежит. Было дело. Чеканил один деятель такие жетоны в комплекте пятидесяти штук для ограниченного круга людей. Сейчас всё равно все потерялись.

– Ну у тебя же лежит.

– И у этого, – откашлялся Фил и торопливо запил реплику чаем.

– Если тот деятель ещё жив – узнаю, у кого да где, – папа глянул на часы и залпом допил чай, на ходу хватая печеньку. – Всё. Обед кончился. Я полетел. Вопросов больше нет?

Варя с Филом переглянулись: вообще-то, вопросов стало только больше. Но ни у кого язык не повернулся об этом сообщить. Тем более, папа и не дал шанса: схватил письмо со всем прилегающим и, напомнив Филу о каком-то их договоре, поторопился одеваться. Варя упорхнула за ним, оставляя Фила разбираться с печеньем, чаем и собственными мыслями.

Вжавшись спиной в стену, Варя наблюдала, как мечется пардусом отец туда-сюда, собирая дипломат, смахивая сообщения и раздражённо косясь на часы. Наконец он накинул пальто и схватил брелок сигнализации. Обернулся и подмигнул:

– Ну всё, я полетел.

– Погоди, – Варя подскочила к нему и парой неуловимых движений поправила неаккуратно сложенный воротник пальто. – Вот.

– Вся в маму, – нежно улыбнулся папа и чмокнул дочку в щёку; а потом гаркнул на всю квартиру: – Ладно, герои, я пошёл. Принцессам велено оставаться в башне, рыцарям – всем вон.

Варя поморщилась, жалобно глядя на папу. Он как будто и не знал мальчишек, как будто она и не кинулась за ними в огонь и в воду – выгонял так сурово и безапелляционно. На пороге показался Артём, спрятавший телефон за спиной, и протянул:

– Мы Варьку не обидим. Честно.

– Честно-честно, – поддакнула Варя.

– Я консервативный самодержавный отец, – хохотнул папа. – И только из-за тебя, Артём, – ты меня понял? – даю вам полчаса. Поесть и передохнуть. А потом –