Лунная соната для бластера - Владимир Серебряков

Не знаю, откуда карелы выкопали эту броню. Скорей всего, сделали сами, уж больно у нее был кустарный вид. Кираса шелушилась слоями металлокерамики, на шлеме виднелись темно-синие полосы сенсоров — одним словом, на десантный скафандр это никак не походило… но эта штука работала. Даже слишком хорошо, как я понял, когда перед глазами у меня замелькали сигналы сбоев.

Если бы не болевые блоки, которые шлем-сетка проецировал мне прямо в кору мозга, я бы отключился в первые же секунды. Мой противник был сложен, как борец сумо, он брал массой, потому что удельная мощность его сервомышц явно уступала моим. Замигал алый индикатор: утерян контакт с бластером… ну и слава всем лунным богам, не стрелять же из плазменной пушки в упор.

Извернувшись, я всадил разрывную стрелку прямо в прикрытый кирасой живот боевика. Нас растолкнуло, но карел не ослабил хватки, и тогда я выпустил еще стрелку, и еще, целясь нарасчет в бедреные сочленения, чтобы мелкие горячие осколки рвали псевдомышечный каркас, вглядываясь в закатно-алую круговерть символов перед глазами… пока мой противник не разжал руки, и тогда я прыгнул, чтобы, медленно опускаясь, ударить коротко обоими ногами, сокрушая броню и кости.

Я дико оглянулся, но сад был пуст — похоже, я действительно пробил последнюю линию обороны. Однако интелтроника костюма уже работала на пределе, одновременно проводя диагностику и переоценивая коэффициенты угрозы, и мне пришлось постоять немного, чтобы аварийные иконки перестали мерцать. Боекостюм уже выработал резервы, и любое повреждение теперь станет снижать его эффективность.

Я поднял с газона бластер, попытался подключить вновь, но разъемы оказались вырваны «с мясом». Ну и пусть. Мне уже нечего беречь, и нечего бояться. Или я найду Дэвро и убью… или уже не выберусь из кареловского крысятника живым.

Плазменный шар проложил мне дорогу сквозь заросли. От его прикосновения ветки превращались в черно-белый пар, на земле оставалась глянцевая дорожка. Следующий заряд пробил изящные створки дверей, по краям разрыва блеснуло термитное пламя. Я активировал сонар и шагнул в клубы дыма.

Я выбивал каждую дверь на своем пути. Здесь меня уже не встречали фанатичные защитники: верхушка дома вряд ли стала бы себя выменивать — кому, в конце концов, можно было бы доверить такую операцию? — и не горела желанием умирать. Некоторые даже пытались указать мне дорогу. Связь с Элис и Рональдом мне установить так и не удалось, хотя местные хабы, кажется, работали.

Коридор заканчивался тупиком. Я разорвал тугую, судорожно сопротивляющуюся мембрану, и остановился на пороге. Комната, очевидно, представляла собой рабочий кабинет и одновременно личную берлогу Карела из Карелов. Просторная и светлая, она была почти пуста — стена-аквариум, за которой плавают пестрые рыбки, старомодный стол из янтарно-золотого дерева, сияющий девственной чистотой, биомонитор с капельницей на каталке, и полетное ложе, на котором распростерся хозяин кабинета. Мертвый.

Вероятно, он так и не успел понять, что его убило, потому что смерть наступила мгновенно. Карелу свернули шею с такой силой, что почти оторвали голову. Мне не понадобилось бы спрашивать, кто сделал это — только аугментированные мышцы способны на такое — даже если бы убийца не стоял передо мной, сняв скальп. Сразу над бровями Дэвида Дэвро начинался блестящий под тонкой пленкой размазанной крови металл, изборожденный глубокими штрихами антенн.

Против лунного обычая колониальщик был одет по всей форме — в голубой мундир Службы, сверкающий золотыми нашивками. На груди его сиротливо тулились три или четыре орденских чипа.

— Офицер Макферсон, — проговорил Дэвро. Это не был вопрос, хотя лица моего он не мог видеть под непрозрачной сферой шлема. — От имени Колониальной Службы Доминиона Земли я объявляю вас виновным в преступлениях против человечества, а также неподчинении сотрудникам Службы и саботаже. По совокупности деяний и в соответствии с постановлением о чрезвычайном положении в колониях я приговариваю вас к смертной казни.

Я хотел спросить, не подвинулся ли голубец умом, но понял — нет, все правильно. Аугментированная память Дэвро сохранит каждое слово. Если придется, он сможет открыть ее всем любопытным, и заявить — формы были соблюдены.

— Для протокола, — проговорил я, включив внешний динамик, — я обвиняю вас, майор КСДЗ Дэвид Дэвро, в мятеже, попытке захвата власти, убийстве своего непосредственного начальника Роберта Меррилла, саботаже и массовых убийствах. По совокупности деяний и в соответствии с правилами внутреннего распорядка колонии Луна я приговариваю вас к смертной казни.

Теперь остается выяснить, кто из нас имеет право произносить такие красивые слова. Кажется, в давние времена был обычай — решать судебные споры в поединке. Мне всегда казалось, что большее варварство трудно придумать, но сейчас пришло в голову, что здравое зерно тут есть.

Секунду мы стояли друг напротив друга. Осветительная панель моргнула раз-другой, потом снова загорелась ровно и ярко. Мне пришло в голову, что Дэвро должен нервничать. В реале он вряд ли устоит против боекостюма. Я могу разорвать его пополам, несмотря ни на какие вживления. На его месте я перенес бы сражение на оборот, в ирреальность. Там нейраугменты, усиленные подчиняющими кодами, придают голубцу несравненную мощь. Так что же…

Эту мысль я не успел додумать до конца. Отравленные стрелки уже слетали, шелестя, с направляющих, когда между нами обрушилась прозрачная стена. Я врезал по ней кулаком, но броневая перчатка едва не трещинами пошла, а на композитной пластине не появилось и царапины. Дэвро по-прежнему взирал на меня пристально, спокойно, слегка презрительно. Я осознал, чего он добивается, в тот самый момент, когда передо мной предупреждающе заалели индикаторы несанкционированного доступа.

Колониальщик пытался перехватить управление костюмом. В конце концов, если псевдомышцы уткнут дуло бластера мне в грудь и нажмут курок, я буду вполне удобно мертв. И если аптечка введет мне летальную дозу стимулятора — тоже. Но почему он не попытался провернуть этот номер прежде?

Потому что боялся, понял я. Боялся, что ему помешают мои товарищи. Но здесь, в центре рега Карелов — физическом и логическом — я был один… и Дэвро рискнул.

Не давая себе остановиться и испугаться, я подхватил один из опутавших полетное ложе (то осталось по мою сторону кабинета) шнуров и вогнал в разъем на поясе костюма.

Вновь я стоял в тугом и звонком тумане междуосья, на обороте Луны. Но вместо разбросанных в пространстве слоновьих туш датабанков я увидел перед собой ряды призрачных фигур — человеческих и не очень. И каждая фигура несла на себе опознаватель — вкладываемый визуализатором в подсознание образ-имя: это Имре Карел… Лорин Гомес… Каин… Я посмотрел на то, чем предпочитал оборачиваться в ирреальности Каин, и удивился — как я мог сомневаться в его безумии?