Досадийский эксперимент. Без ограничений. Рассказы - Фрэнк Херберт

— Да, Андрэ, — согласилась Гвен. Это было все, что она могла сейчас сказать. Раньше Гвен никогда не чувствовала себя такой тупицей. «Он влюблен в меня», — подумала она. Гвен никогда раньше не любили. Даже ее родители шарахались от ее непомерно развитого интеллекта. Гвен чувствовала текущее через нее тепло. В хорошо смазанном механизме ее мозга произошел сбой. Он словно заскрипел от натуги. Гвен подумала: «Он в меня влюблен!» Ей хотелось задушить Андрэ в своих объятиях.

— Кажется, мы зашли в тупик, — проворчал Оулинг.

— Но мы же не можем просто… — сказала Финнистер.

— Молчать! — приказал Оулинг. — Он это сделает! Неужели ты до сих пор не поняла?

— Но если мы призовем…

— Тогда он сделает это обязательно! Купит какое-нибудь другое агентство, чтобы провести кампанию.

— Но мы могли бы вернуться и призвать…

— Ты не можешь призвать каждого, кто не согласен с тобой, женщина! Во всяком случае, не в этой стране! Ты спровоцируешь революцию!

— Я… — промямлила Финнистер.

— И это погубит не только нас, — сказал Оулинг. — Всю службу целиком. Он ударит просто по деньгам. Знаю я этот тип. Он не блефует. Это будет катастрофа!

Оулинг затряс головой, видя проходящий перед его мысленным взором парад рушащихся военных проектов, которые маршировали в бездну с транспарантом «Оставь надежду».

— Это Псих-Бюро! — прорычал Оулинг. — Чтоб они подавились своими блестящими идеями!

— Говорила я вам, что они пустоголовые, — сказала Гвен.

— Спокойно, Гвен, — вмешался Батлемонт.

— Да, Андрэ.

— Ну и что мы будем делать? — вопросил Оулинг.

— Я скажу вам, что, — ответил Батлемонт. — Вы оставляете в покое нас, мы оставляем в покое вас.

— Но как насчет моей вербовки? — возопила Финнистер.

— Думаете, наша Гвен, больная или здоровая, не может решить ваших проблем? — спросил Батлемонт. — Для вашей вербовки вы используете программу, как намечено.

— Я не буду!

— Будешь! — процедил Оулинг.

— Генерал Оулинг, я отказываюсь иметь…

— Что будет, если я вывалю эту проблему перед генеральным штабом? — спросил Оулинг. — В какую сторону начнут катиться головы? В Псих-Бюро? Естественно. А кто будет следующим? Люди, которые должны были решить это на месте, вот кто!

— Но… — Финнистер сморщилась, словно у нее заболели зубы.

— Собственно говоря, идея мисс Эверест звучит вполне разумно… правда, понадобятся некоторые модификации.

— Никаких модификаций, — заявил Батлемонт.

«Он так похож на Наполеона!» — подумала Гвен.

— Лишь в малых, незначительных деталях, — успокоил его Оулинг. — Из инженерных соображений.

— Возможно, — согласился Батлемонт. — Но модификации будут проводиться только при нашем одобрении.

— Я уверен, что мы договоримся, — сказал Оулинг.

Финнистер встала и повернулась к ним спиной.

— Одна маленькая деталь, — промурлыкал Батлемонт. — Выписывая для агентства счет по двойному тарифу, приплюсуйте там еще премию для мисс Эверест.

— Естественно, — согласился Оулинг.

— Естественно, — усмехнулся Батлемонт.

Когда космические вояки удалились, Батлемонт повернулся лицом к Гвен и топнул ногой.

— Ты была очень плохой, Гвен!

— Но, Андрэ…

— Отставка! — рявкнул Батлемонт.

— Но…

— О, я понимаю, Гвен. Это моя вина. Я слишком сильно тебя загружал. Но это в прошлом.

— Андрэ, ты не…

— Да! Я понимаю. Ты собиралась утопить корабль и пойти на дно вместе с ним. Бедная моя Гвенни! Это же самоубийство! Если бы ты только уделяла внимание своему телелогу и Интердреме.

— Я никому не хотела причинять здесь вреда, Андрэ. Только этим двоим…

— Да, да. Ты совсем запуталась.

— Это правда. — Гвен почувствовала, что сейчас заплачет. Она не плакала… с тех пор, как… она не могла вспомнить, когда. — Ты знаешь, я не могу вспомнить, когда я вообще плакала.

— Вот в этом-то все и дело! — воскликнул Батлемонт. — Я все время плачу. Ты нуждаешься в чуткой заботе. Тебе нужен кто-то, кто научил бы тебя плакать.

— Ты будешь меня учить, Андрэ?

— Буду ли я… — Он смахнул слезы с глаз. — Ты отправишься в отпуск. Немедленно. Я поеду с тобой.

— Да, Андрэ.

— А когда мы вернемся…

— Я не хочу возвращаться в агентство. Я… не могу.

— Вот оно что! Рекламный бизнес! Он сводит тебя с ума!

Гвен пожала плечами.

— Я… Я просто не могу встретить лицом к лицу еще одну кампанию. Я… просто… не могу.

— Ты будешь писать книгу, — объявил Батлемонт.

— Что?

— Лучшая терапия, какая до сих пор известна. Сам это однажды проделал. Ты напишешь о рекламном бизнесе. Ты вытащишь на всеобщее обозрение все грязные трюки: гипносозвучия, субвизуальные мерцающие изображения, рекламодатели, финансирующие учебники, чтобы заставить их рекламировать себя, маточные комнаты, где программируют юсикер. Все.

— Я могла бы это сделать.

— Ты расскажешь все, — уточнил Батлемонт.

— Еще бы!

— И сделаешь это под псевдонимом. Сафо.

— И когда начинается наш отпуск, Андрэ?

— Завтра. — На мгновение он вновь поддался прежней панике. — Ты не имеешь ничего против того, что я… безобразен, как свинья?

— Ты просто прекрасен! — заявила Гвен. Она пригладила его волосы поперек лысины. — А ты не имеешь ничего против того, что я умнее тебя?

— Ахха! — Батлемонт был готов замурлыкать, как котенок, от такой ласки. — Может ты и умнее меня, но зато сердце мое намного больше!

Рассказы

Гнездостроители

Жил некогда слорин с односложным именем. Верят, что он сказал: «Для каждого из нас свое место, и каждый из нас на своем месте».

В слорине, пославшем своего единственного отпрыска, необученного и неиспытанного юнца, на такую потенциально опасную миссию, как эта, должна быть толика безумия, сказал себе Смег.

Логическое обоснование его решения было ясным: ядро колонии должно сохранять своих старших ради их обширной памяти. Самому младшему в группе было логично вызваться добровольцем на этот риск. Пока…

Смег усилием воли выбросил подобные мысли из головы. Они ослабляли его. Он сосредоточился на управлении серым ведомственным «плимутом», который был заказан в правительственном гараже столицы государства. Машина требовала значительного внимания.

«Плимуту» было только два года, но дороги из красного кирпича с глубокими выбоинами сделали его по крайней мере вчетверо старшим. Все части его болтались. Пока он преодолевал изрытый колеями склон и спереди, и сзади машины, доносились разнообразные скрипы. Дорога привела в тенистое ущелье, почти лишенное растительности, и пересекла дребезжащий настил деревянного моста, соединявшего берега сухого русла ручья. Машина вскарабкалась на другую сторону через древние овраги, миновала зону чахлого кустарника и выбралась на ровное место, которое пересекла за два часа.