Ведьма, околдовавшая его (СИ) - Ячменева Алена

Однако в отличие от прошлой поездки, когда Ламия пребывала в оцепенении, на этот раз она не только пробовала упираться, ругаться, но ещё и была очень напугана. Она вновь оделась скромно, в одно из тех платьев, которые ей подарил Никандр, вновь прикрыла глаза вуалью и вцепилась в вертящегося из стороны в сторону сына.

Они прибыли, она вышла навстречу встречающей их прислуге, заметила конюхов-мужчин и побледнела ещё больше.

— Рамилия, няня принца, — повторно представилась она, перебив мужа.

И снова никто не умер. Перед ними раскланялись, проводили в комнаты.

Когда же Ламия и Никандр остались наедине, она заявила, что не хочет быть узнанной. Король, видя, что спустя два месяца её занимают какие-то ещё переживания кроме смерти управляющей, был согласен с любым капризом.

— В смысле? — правда всё-таки возмутился он, когда она указала ему на дверь поздно вечером.

— Ты муж королевы Ламии. Ты не можешь ночевать со мной, — заявила ему жена.

— Что? — Никандр продолжал растерянно топтаться на пороге, до куда его дотолкала Ламия.

— Ты же слышал прислугу. Тебе приготовили где-то комнату.

— Ламия, это смешно!

— Тш-ш, — возмутилась женщина, замерев на месте и прислушиваясь. — Я не Ламия, я Рамилия, забыл?

— А ты ни о чём не забыла? Я твой муж и я никуда не уйду! — заявил он, сложив руки на груди.

И уже через пару минут перед его недовольным лицом была захлопнута дверь.

Однако если сначала Никандр был недоволен неожиданной прихотью жены, то вскоре оценил прелести игры в прятки. Они вроде бы были вместе, но в то же время порознь. Снова как в начале знакомства обменивались лукавыми, заигрывающими улыбками, взглядами, снова называли друг друга на «вы», ловили случайные прикосновения в общественных местах и страстно целовались, пока никто не видел.

Не последнюю роль в их воспламенившихся отношениях сыграло то, что Ламия нехотя начала поручать Ратора Реле, а у самой королевы за пределами замка улучшилось настроение. И трудно было сказать из-за чего именно, потому что из одних стен она перебралась в другие и за забор всё равно не выходила.

Она днями напролет копалась в саду, с опаской обращалась к седовласому садовнику с просьбами и обходила стороной остальных мужчин.

Прошла неделя. Две. Все мужчины в усадьбе оставались живы, хоть и были биты неудачами, как и воины Шерана. А ещё вскоре оказались влюблены в красавицу «няню».

Ламия перестала оглядываться по сторонам, и неожиданно чем-то увлекалась. Ей привезли из столицы несколько книг, за чтением которых она проводила все свободное время. О своём увлечении мужу не говорила, все записи надежно прятала, как и книги, на вопросы не отвечала, отвлекая его внимание поцелуями и объятьями.

Однако однажды Никандр после тайной ночи в покоях жены всё-таки нашёл один из листов, который она, видимо, не успела спрятать. Это был список имен, которые характеризовались по трем критериям: «Знал» или «Не знал», «Верил» или «Не верил», «Боялся» или «Не боялся», а также шли вместе с датами.

Имена были только мужскими и как-то связаны с проклятьем, судя по датам, скорее всего, смерти. В категориях у некоторых стояли знаки вопроса, а те, у кого совпадали «Знал», «Верил», «Боялся», были подчеркнуты.

Никандр, заинтересованный списком, кинул взгляд на ещё спящую Ламию, и вернулся в кровать вместе с листом в руках, снова и снова перечитывая имена. Они были ему не знакомы, но категории «Знал», «Верил», «Боялся» не только напомнили недавний разговор с женой после возвращения из столицы, но и последние события. А ещё приоткрыли завесу тайны над её попытками скрыться за невзрачным платьем, чужим именем, а также отказ от армии служанок и женской свиты.

Мужчина практически выучил имена, даты и категории, когда Ламия приоткрыла глаза, увидела его рядом и потянулась, чтобы обнять.

— Ты уже проснулся? — сонно спросила, поднимая голову с подушки и подставляя губы для привычного утреннего поцелуя. Однако, когда его не последовало, требовательно окликнула: — Эй!

Никандр встрепенулся, перевел на неё задумчивый взгляд, а затем поспешно чмокнул в лоб, чем вызвал ещё большее возмущение.

— В чём дело? — нахмурилась то ли гневно, то ли капризно Ламия, моргая, словно пыталась прогнать окончательно сон.

Муж молча показал свою находку и этим разбудил намного быстрее. Она тут же подскочила, вырвала у него из рук лист и спрятала его под одеялом.

— Что это?

— Ничего! — сна и хорошего настроения у неё как не бывало. Она выглядела злой и напуганной.

— Ты пытаешься понять, как действует проклятье?

— Какое проклятье? — не очень правдоподобно переспросила Ламия. — Нет никакого проклятья. Ты сам говорил!

Сбитый с толку Никандр замолчал, попробовал поймать её мечущийся по комнате взгляд и прищурился.

— Теперь будешь уверять, что его не существует? Чтобы я «не верил» или «не боялся»? — медленно, рассуждая, проговорил он, оперируя терминами из её записей.

— О чём ты? — проворчала Ламия, поспешно вставая с постели. — Сегодня прекрасная погода. Может, нам съездить на озеро? — поинтересовалась она, выглядывая в окно.

— Неудачная попытка сменить тему, — не одобрил Никандр. — Я уже прочитал, даже несколько раз и понял, о чём ты думаешь.

— Что надо Ратора проверить?

— Ламия, стой! — окликнул он её, когда она стремительно приблизилась к двери и взялась за ручку.

Королева разочарованно прикрыла глаза, опустила плечи, а затем нехотя обернулась.

— Что?

— Ты думаешь проклятье действует на того, кто его боится?

Ламия вопросительно подняла брови.

— Никандр, какое проклятье? Никакого проклятья не существует — ты сам об этом говорил.

— А то, что я спотыкаюсь на каждом шагу, простываю каждый месяц и давлюсь собственной слюной — это что?

— Это ты — неудачник, — заявила Ламия злорадно. Никандр осуждающе покачал головой.

— А все остальные мужчины? Мои воины, здешние работники?

— Все вы — неудачники, — губы Ламии тронула улыбка, но она тут же их сжала, чтобы не рассмеяться над абсурдностью ситуации. Никандру же претворяться возмутимым не было нужды, поэтому он весело усмехнулся.

— Мы местами поменялись?

— Я просто с тобой согласилась, — пожала плечами королева.

— Брось. Я видел, как умер Тар. Это было очень странно, — заметил он, а на ум сразу пришла не только эта смерть, но и нелепая кончина следователя. — Ты считаешь, что раз он тебя узнал, то испугался, и поэтому сработало проклятье?

— Никандр, ты же сам видел, что это была случайность. Нелепая, но случайность. Глупо в этом винить какое-то проклятье.

— Ламия! — прикрикнул на неё муж, не переставая улыбаться. — Я видел, как ты лечишь разодранную плоть супом и несколькими словами, как одним взглядом заставляешь заговорить женщину, которая молчала под пытками, и как вызываешь полчище крыс… К тому же на моих глазах умер Тар, я слышал про смерть лекаря Олава и… следователь Вар тоже погиб. Перед толпой упал с помоста и свернул шею, — рассказал Никандр и тут же заметил обеспокоенный взгляд жены. — Как раз после того, как стал свидетелем смерти Ревен. Свидетелем ужасной, загадочной смерти, которую он, видимо, объяснил себе той же чертовщиной, которая вернула меня к жизни… Он испугался? Тебя?

Ламия молчала. Продолжала поджимать губы и молчала.

— Скажи что-нибудь.

— Ты говорил, он вернулся в Шеран! — возмутилась она, снова подходя к кровати.

— А ты мне каждый день вещаешь о хорошей погоде, а за моей спиной, видимо, что-то замышляешь? — спросил, доставая из-под одеял лист бумаги. — Ну?

Ламия снова разочарованно поджала губы и скривилась.

— Ничего я не замышляю, — проворчала она. — Что я могу замыслить в четырех стенах?

— Но? — подсказал Никандр, снова тряся перед ней листом бумаги.

— Но ты в узоре из шрамов мне порядком надоел, — огрызнулась она. — Хочу, наконец, перестать вздрагивать каждый раз, когда ты спотыкаешься или кашляешь.