Обретение Родины - Бела Иллеш

— А вот эти самые… русские щи… — обратился он вдруг ко мне, когда уже подали сладкое и я давно успел забыть, что мы ели на первое. — Из чего они делаются, эти щи, из свежей или квашеной капусты?

— Когда как, — ответил я.

— Ах, вот что! Теперь понимаю, — оживился Миклош. — Теперь для меня ясно, почему щи бывают то кислые, то пресные. Во время моего пребывания в Киеве я никак не мог додуматься, каким образом это получается.

Когда я перевел наш разговор члену Военного совета, он сделал мне выговор.

— Бросьте ваши шуточки, Балинт! Нехорошо подтрунивать над гостями.

Сколько я ни клялся и ни доказывал, он никак не хотел поверить, что я лишь слово в слово перевел ему то, что сказал венгерский генерал.

После обеда, часов что-то около шести, я по распоряжению генерала проводил Белу Миклоша до дому. Мне было приказано и в дальнейшем находиться при генерале и оказывать содействие во всем, что ему может понадобиться. Уже совсем стемнело, но все же было отчетливо видно, что на улочке, по которой мы шли, не сохранилось ни одного целого здания, с обеих сторон ее окружали руины. Лишь местами среди развалин возвышалась какая-нибудь уцелевшая печная труба.

Беле Миклошу отвели каменный дом в три комнаты. До войны в нем помещалась аптека. Самого аптекаря немцы куда-то угнали, а дом до последних дней использовали под офицерскую столовую. Миклош изъявил желание выпить кофе, и Чукаши-Хект сварил его на спиртовке. К кофе был подан коньяк. Кери вынул из своего саквояжа целую батарею коньячных бутылок, а также коробку фирменных сигар. Теперь гостем высокопоставленных венгерских офицеров, собравшихся в этой затемненной, окутанной тонкими, ароматными клубами табачного дыма комнате, был я. Желанным ли только?

Я попросил у Белы Миклоша разрешения удалиться, но он меня не отпускал. Еще раз повторил уже слышанную нами от Кери историю их побега и усердно пытался уверить, что, в сущности, это был не побег, а, наоборот, выполнение приказа господина правителя, и в данной обстановке это требовало большой храбрости. Миклош настойчиво угощал меня коньяком, каждый раз приговаривая: «Отечественный!..» Сам он пил очень много и становился все разговорчивей. Рассказал мне, как его принимал в последний раз Хорти. У правителя болели зубы, и он стонал.

— Тем не менее он был со мной очень милостив. Его высочество искренне меня любит. Когда приедем в Будапешт, я, господин майор, представлю вас его высочеству. А потом выхлопочу для вас награду. Уверен, что господин правитель непременно вас наградит, и знаю, что вы полюбите друг друга. Как вы насчет охоты? Любитель? Господин правитель — превосходный охотник. Правда, целится он, к сожалению, так себе. Ему с двух шагов ничего не стоит промахнуться даже по слону. Ха-ха-ха!

Часов около восьми вечера старший лейтенант Олднер принес текст официального сообщения будапештского радио о побеге Белы Миклоша. Оно гласило, что генерал полковник Миклош сбежал к русским вместе с шестью актрисами армейского театра, прихватив с собой также всю кассу 1-й гонведной армии в количестве четырнадцати миллионов пенгё.

Когда Володя прочитал это сообщение вслух, Бела Миклош простонал:

— Ох, что-то скажет моя женушка!

Второе принесенное Володей радиокоммюнике Миклош воспринял гораздо спокойнее. Это был приказ Салаши на арест бывшего генерал-полковника, предателя родины Белы Миклоша и его сообщников, а также на немедленную конфискацию всего их имущества.

После того как Володя прочитал оба сообщения, в благоухающей табаком, кофе, коньяком и одеколоном комнате на несколько минут воцарилось молчание. Первым нарушил его Миклош:

— Ну уж теперь-то по крайней мере мадам Хорти должна поверить в мою преданность его высочеству! Хотя, если говорить правду, меня ничуть не занимает, что подумает обо мне эта особа. Я прекрасно знаю, что она мне враг, строит против меня козни и готова утопить в ложке воды…

— Боюсь, ваше высокопревосходительство, — перебил своего начальника Кери, — эти соображения не представляют особого интереса ни для господина майора, ни для господина старшего лейтенанта.

Миклош пожал плечами, что-то буркнул, влил в себя еще стопку коньяку и удалился, оставив нас одних. Он ушел в соседнюю комнату и затворил за собой дверь.

Несколько минут мы сидели молча.

— Пойди взгляни, что он там делает, — повернулся Кери к Чукаши-Хекту.

Подполковник постучал в дверь соседней комнаты, но ответа не получил.

— Иди так!

Отворив дверь, Чукаши скрылся за перегородкой, а секунды через две на цыпочках вернулся обратно.

— Лег одетый. Уже спит.

— Устал… И не удивительно! Столь необычайная обстановка легко может вывести из равновесия, — заметил Кери. — Будь добр, Чукаши, побудь с ним.

— Охрана вокруг дома имеется? — обернулся он ко мне.

— Можете быть спокойны.

— Благодарю! Словом, — обратился он снова к Чукаши, — ты останешься с его высокопревосходительством. А меня я попрошу господина майора проводить на квартиру.

Крестьянская хата, отведенная для жилья Кальману Кери, находилась всего в каких-нибудь пятидесяти-шестидесяти метрах. Мы с Володей довели его до самого дома. Он пригласил меня войти, а Володя поспешил на радиостанцию.

— Никто нас здесь не слышит? — полюбопытствовал Кери, едва за нами захлопнулась дверь.

Он обошел все углы небольшой горницы, половину которой занимала огромная печь с топкой снаружи. Мнительный полковник заглянул даже в нее.

— Я рад, господин майор, что имею случай поговорить с вами с глазу на глаз. Хочу вас попросить устроить мне доверительную беседу с вашим генерал-полковником. Возможно это?

— Думаю, что да. Только вряд ли сегодня, генерал-полковник очень занят.

— И даже вы не смогли бы с ним переговорить?

— Меня, возможно, он и примет, но лишь по чрезвычайно важному и срочному делу.

— Превосходно! В таком случае прошу передать ему мое сообщение. Мне необходимо поставить в известность господина генерал-полковника относительно двух вещей. Во-первых, о том, что подписавший в Москве соглашение о перемирии генерал-лейтенант Габор Фараго является платным агентом гитлеровского гестапо.

— И Хорти ничего об этом не знал?

— Затрудняюсь ответить на ваш вопрос. Конечно, Хорти получал донесения о темных махинациях Фараго, но считал это, как мне кажется, лишь обычным… как бы вам сказать… обычным «обменом любезностями» между генералами, вечно упрекавшими друг друга в неблагонадежности и измене. Не удивительно, что в последнее время Хорти не верил уже никому. Итак, будьте добры передать господину генерал-полковнику, что Габор Фараго — платный агент гестапо. Я знаю это наверное. И могу доказать.

— Я передам.

Благодарю вас, господин майор! Второе обстоятельство, на которое мне приходится обратить внимание господина генерал-полковника, заключается в том, что его высокопревосходительство Бела Миклош отнюдь не является доверенным лицом господина правителя. Больше того, считаю себя вправе заявить, что господин правитель не всегда ему доверял, питая сомнения не в отношении его честности или преданности, а по поводу его интеллектуальных способностей и твердости.

— Не понимаю вас, господин полковник. Ведь регент Хорти поручил Беле Миклошу руководство всей 1-й гонведной армией.

— Исключительно потому, что не нашлось никого другого! Большинство генералов — немецкие агенты… А Миклош не таков. Но, к сожалению, он человек недостаточно умный и недостаточно решительный. Пьет. Волочится за юбками…

— В таком случае… Надеюсь, господин полковник найдет мой интерес достаточно обоснованным… Кто же тогда настоящее доверенное лицо Хорти? Быть может, вы?

Кери громко рассмеялся.

— Нет-нет! Совсем не я! Настоящее доверенное лицо господина правителя — генерал-лейтенант граф Альфред Шторм, который, как вам известно, находится в плену. Господин правитель поручил мне довести это до сведения Советского правительства.

— Если товарищ генерал меня примет, я ему это передам.

— Спасибо, господин майор.

Через полчаса я уже стоял перед членом Военного совета.

— Только короче, Балинт! У меня уйма дел.

Он нетерпеливо выслушал мой рассказ и, когда я кончил, тяжело вздохнул.

— Бедные мадьяры! — проговорил он. — Что за сброд ими командует…

— Обидно и за нас, товарищ генерал-полковник… За то, что приходится вести переговоры с подобными типами. Когда они просто враги, это лучше.

— Что вы не правы, Балинт, нетрудно было бы вам доказать, но сейчас нет времени. Идите поужинайте с Миклошем и передайте ему, что я жду его к себе в час ночи. Его лично и обоих его офицеров. Вы их проводите сюда. Здесь мы и поговорим.

На улице я встретился с Олднером.