Обретение Родины - Бела Иллеш

Давыденко смолк, ожидая, как отзовется на его сообщение Балинт.

Тот долго молчал, потом спросил:

— Писать об этом можно?

— Ни звука! Но о чем бы вы ни писали, вам неизменно следует иметь в виду, что Хорти и сегодня поступает по-прежнему глупо и подло. Дело идет к тому, что тяжелые бои за освобождение Венгрии разыграются на самой венгерской земле.

— Ничего другого нельзя было и ожидать от Хорти и его политики, — заметил в раздумье Балинт. — Я не верю даже тому, что он на самом деле ищет перемирия… Всего вероятнее, хочет только одного: чтобы все в Венгрии оставалось по-старому.

На рассвете следующего дня вся редакция «Венгерской газеты» встала на колеса. По приказу генерал-полковника газета перебиралась в Галич — не ближе, а дальше от хребтовины Карпатских гор, где проходил фронт. Это обстоятельство сильно огорчило Балинта.

К десяти часам вечера редакция уже въехала в новое, отведенное для нее помещение. Это была большая, в шесть комнат, вилла в обширном запущенном саду. Ее окружали со всех сторон пожелтевшие осенние дубы и стройные, с наступлением осенней свежести облегченно вздохнувшие ели.

В одной из комнат с тремя высокими окнами редакцию уже ждала отлично оборудованная типография: специально привезенные из Львова печатные станки, а также венгерские шрифты, присланные для «Венгерской газеты» московским Издательством литературы на иностранных языках.

На новом месте работники редакции узнали интересные новости относительно событий в Венгрии. Встретивший их на пороге нового жилища молодой офицер в первую очередь осведомил Балинта, что Салаши устроил в Будапеште с помощью гитлеровцев путч. Дальше он рассказал, что еще до этого будапештское радио по поручению Хорти и якобы от его имени передало декларацию о том, что правитель Венгрии заключил перемирие с русскими.

Балинту потребовалось неотложно переговорить с Давыденко. Он позвонил в Лишко, но не мог его нигде разыскать. Тогда лысый майор обратился к адъютанту генерал-полковника. Тот сообщил, что подполковник Давыденко только что сел в машину и отправился в Галич, как раз чтобы встретиться с Балинтом.

— Он поехал за вами, товарищ майор! Вам придется немедленно прибыть сюда.

В ожидании Давыденко Балинт, Пожони и Тольнаи сидели у радиоприемника и слушали Будапешт.

До их ушей доносился истошный вой Салаши.

Потом они услыхали приказ начальника генерального штаба Хорти генерала Яноша Вёрёша: «Всякий, кто вздумает сложить оружие и перейти на сторону русских, кто без приказа оставит свой пост или не пожелает повиноваться приказу о мобилизации, будет предан смертной казни».

Давыденко привез Балинту приказ тотчас выехать в Лишко. Руководство редакцией принял на себя Пожони.

Из Галича Давыденко прямиком направился в Стрый. После откомандирования Юлии Сабо в редакцию «Венгерской газеты» руководство стрыйской антифашистской школой перешло к Шебештьену.

Собрав слушателей и преподавателей, Давыденко обратился к ним с речью, в заключение которой сказал:

— Учеба закончилась. Наступило время действий.

3. Лишко

16 октября 1944 года

Я взялся писать дневник вовсе не затем, чтобы перечитывать его много лет спустя и вновь пережить то, что переживаю сейчас. Нет, я намерен предать его гласности. Возможно, он не возбудит любопытства у широкой публики, но для венгерских историков будет небезынтересно ознакомиться с рассказом очевидца и свидетеля того, как вели себя в поворотные для судеб Венгрии дни генералы и военные дипломаты Хорти.

Вчера ночью меня вызвали в Лишко, где в настоящий момент размещены штаб и политуправление 4-го Украинского фронта. Генерал-полковника я пока не видел. Один из руководителей политуправления, полковник Тюльпанов, сообщил мне по его поручению, что я должен задержаться на несколько дней в Лишко.

Тюльпанов пригласил меня на ужин, после которого проинформировал о событиях. Он обладает свойством с величайшим хладнокровием рассказывать о самых волнующих вещах.

Сначала Тюльпанов сообщил то, что я успел узнать еще от Давыденко. 11 октября представители советского и венгерского правительств заключили в Москве соглашение о перемирии. Венгерское правительство обязалось обеспечить переход своих войск на сторону Красной Армии и открыть военные действия против оккупировавших Венгрию немецко-фашистских частей. Хорти огласил эту декларацию по радио, не позаботившись предварительно о том, чтобы обеспечить безопасность Будапешта. Его легкомыслие, глупость и безответственность опрокинули все намеченные планы: немцы арестовали Хорти и сформировали правительство из нилашистов.

— Таково положение, — сказал Тюльпанов. — То, о чем я сейчас говорил, вы уже знаете и без меня, но я счел нужным ради полной ясности все это повторить. Хорти свою роль отыграл. Своим последним шагом он выдал Венгрию на растерзание Гитлеру.

Полковник Тюльпанов моложе меня года на два. Он высок, строен, у него русые волосы и гладко выбритое лицо. Это кадровый военный. До Октябрьской революции Тюльпанов работал шофером, в гражданскую войну вступил рядовым бойцом, а закончил ее командиром полка. Демобилизоваться он не захотел и, окончив высшее военное училище, оставался в нем преподавателем истории военного искусства вплоть до начала второй мировой войны. Полковник свободно владеет немецким и английским языками.

— Есть две возможности, — пояснил он мне. — Первая, что ядро венгерской армии пойдет за Салаши, по крайней мере в вопросах его внешней политики, то есть, иначе говоря, Венгрия станет продолжать войну в качестве гитлеровского наймита. За это, кроме всего прочего, говорит тот факт, что немцам удалось арестовать Хорти непосредственно после его выступления по радио, а также и отсутствие каких бы то ни было сообщений о серьезных боях в Будапеште. Во всяком случае, наша воздушная разведка наличия таких боев не подтверждает. Однако не исключено и другое, — продолжал Тюльпанов. — А именно: венгерская армия не подчинится Салаши или на сторону немцев встанет лишь небольшая ее часть. О возможности такого поворота событий свидетельствует то обстоятельство, что будапештское радио беспрерывно угрожает виселицей всякому, кто не захочет воевать дальше. Если бы гонведы хотели продолжать войну, угрожать им виселицей было бы не к чему. В случае подтверждения первой версии нам все еще придется сражаться и с венгерской армией, причем самым энергичным образом! Ведь мы и так уже несколько недель стоим в бездействии. Если венгерская армия пойдет за Салаши, выжидать мы больше не будем, да и права на это не имеем. Если же она порвет с Салаши, мы окажем ей помощь в ее борьбе против немцев. В случае раскола, если одна часть армии решит поддерживать Салаши, а другая нет, мы станем помогать этой второй в ее борьбе и против Салаши, и против немцев. Вас, товарищ Балинт, генерал-полковник вызвал сюда для участия в обсуждении ряда вопросов, связанных с положением в Венгрии.

Тюльпанова позвали к телефону. Отсутствовал он долго. А когда вернулся, сел за накрытый белой клеенкой столик и, не говоря ни слова, нервным движением, столь для него необычным, налил до краев красным кавказским вином стаканы. Мы чокнулись. Молча полковник выпил вино и, поставив стакан, заговорил снова.

— Получено сообщение, что командующий 1-й венгерской армией генерал-полковник Бела Миклош-Дальноки вместе со своим адъютантом и начальником штаба перешел через линию фронта и находится по пути в Лишке. К утру он будет здесь.

18 октября 1944 года

Вношу в дневник события сразу за вчерашний и сегодняшний день. Взяться за перо вчера не имел возможности. А писать было о чем!

Вчера, 17 октября 1944 года, здесь, в Лишко, в одном из самых просторных классов местной школы командующий фронтом и член Военного совета встретились с Белой Миклошем и сопровождавшими его лицами: полковником генерального штаба Кальманом Кери и подполковником Чукаши-Хектом. Встреча была назначена на двенадцать часов дня. Ровно в полдень Миклош и его свита прибыли к зданию школы. Их провел сюда подполковник Давыденко.

В классной комнате, где советские генералы ожидали венгерских господ, два окна, до сего дня забитые досками, теперь ослепительно сверкали широкими стеклами. Их вставили всего за час до встречи. Побелка стен была произведена накануне поздно вечером, и в помещении сильно пахло известью. На одной из стен висела огромная карта местности с линией фронта, обозначенной маленькими разноцветными флажками. Плотно утрамбованный земляной пол устилали пестрые украинские половики.

Друг против друга примерно на расстоянии полуметра стояли два длинных сосновых стола. Возле каждого размещалось по пять стульев с таким расчетом, чтобы обе делегации сидели лицом к лицу.