Белая Русь(Роман) - Клаз Илья Семенович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Перенимай!..
Петька Косой был сбоку гусара и ближе к нему. Он задергал повод, ударил ножнами коня и поскакал наперерез. Гусар разгадал мчащихся к нему конников и; пришпорив коня, попытался вырваться в поле. Но расстояние между ним и Алексашкой сокращалось. Гусар знал, что не за его головой устроили погоню два москаля. И когда увидал, что может быть порублен — бросил бунчук в сторону. Алексашка тут же сдержал коня. Соскочив с седла, поднял зарывшееся в снег древко.
Только теперь до Алексашки долетели выстрелы мушкетов, которые гремели на валу. Там еще шел бой — воевода отбивал натиск пехоты. Мушкетеры уже не пытались пробиться к воротам, но и не отходили от вала, засыпая пулями ратников. Но когда увидели, что гусары поспешно отступают к лесу, стали тоже отходить, подбирая раненых. Словно в знак мести и бессильной злобы, ударили кулеврины. Ядра летели через вал и падали в посаде, разметая снег и мерзлую землю.
Алексашка сел на усталого коня и направился к воротам, возле которых толпились ратники. За валом увидел воеводу и Поклонского. Тот поджал губы.
— Что, бунчук захватил?..
— Захватил, пане полковник! — радостно ответил Алексашка и все же ощутил лед в голосе Поклонского. Мимо воли протянул бунчук воеводе.
— Славный воин! — воскликнул Воейков, принимая бунчук. Осмотрев гладко оструганное древко и заделанный шелковыми нитками хвост, остался доволен. — Не гетманский, а сына его, Богуслава Радзивилла. Добре!.. Пусть привыкает отрок… Еще не раз придется битому бежать… — Воейков отдал бунчук Алексашке. — Принесешь в хату.
Алексашка ходил с бунчуком у вала, преследуемый ратниками. Они с любопытством рассматривали искусно заделанный хвост и дивились дорогим, золоченым нитям. Были и такие, что просили подержать бунчук и, приподнимая его, смотрели, как трепал ветер жесткие конские волосы.
2Весть о том, что в бою захвачен бунчук Богуслава Радзивилла, мгновенно облетела весь город. И как-то сразу померкла молва о неустрашимости войска гетмана Радзивилла. Больше того, пехота, вооруженная новыми голландскими и немецкими мушкетами, не смогла подойти к валу. Из хаты в хату передавали подробности, как заставили полк гусар принять бой в глубоком снегу, из которого две роты не выбрались.
Когда начало смеркаться, Радзивиллово войско отошло на версту — гетман побаивался вылазок, которым научили его казаки. Но и воевода не уводил ратников от вала. Разбрелся люд по ближним хатам, пристроился на ночлег. Алексашка нашел хату, в которой остановился Воейков. Вошел в сени и стал в нерешительности, приставив бунчук к стене. В хате был говор, и Алексашка узнал голос Поклонского:
— Посольский приказ государево слово не блюдет. Царь обещал наделить землей шановных людей. Из семнадцати имен только шесть получили.
— Отписал бы государю, — говорил Воейков. — На Приказ обиды таить нечего. В Приказе теперь дел невпроворот. Сам знаешь.
— Знаю. Забыть дьяки не могли. Подавал челобитную, чтоб дозволил мне государь своей волей изменников карать. Снова молчат думные. Царского жалованья за службу не шлют…
— Оставь, пан! Неужто обеднел, что жить нет мочи?
— Не криви душой, воевода. И ты деньгу ждешь.
— Жду. А роптать не буду. Даст бог, одержим победу над ворогом — государь наградит и деньгой и угодьями.
— Может, будет по-твоему. Не знаю. Вижу только, что чернь бушует. Пока одержим победу — попалят маентки. Чернь на короля роптала. Ждала, дождаться не могла, чтоб под государеву руку попасть. Дождалась. А грабит и жжет по-прежнему.
— Ты вновь свое, — устало сказал воевода.
В хате стало тихо. Алексашка решил, что самый момент войти. Приоткрыл дверь. Поклонский обернулся.
— Дозволь, пане.
— Чего тебе?!
— Пан воевода велел бунчук принести…
— Пошел к черту с бунчуком! — разозлился Поклонский.
— Давай его сюда! — попросил Воейков.
Алексашка приставил бунчук к ушаку и поспешно прикрыл дверь. Шел Алексашка и думал: корыстен Поклонский, как татарский хан. От корысти добра не ждать.
Петька Косой обрадовался приходу Алексашки.
— Что сказал воевода?
— Что говорить ему? Взял бунчук, и на том весь разговор. Да пришел я не вовремя: лаялся с Поклонским.
— Лаялся? — испугался Петька. — Чего лаялся?
— Почем я знаю? — Алексашке не хотелось рассказывать об услышанном. — Поклонский загадал на зорьке быть на конях. Вылазку задумал.
Петька Косой отломал преснак, приложил к нему кусок вареной говядины и протянул Алексашке. Поев, оба растянулись на соломе, прижавшись друг к другу.
На рассвете поднял хозяин избы.
— Вставайте! В рог трубят.
Поднялись, позевывая. Седлая коня, Алексашка ворчал:
— Какая вылазка в темени? Ни своих, ни чужих не видать.
Оседлав коней, поехали к воротам. Там уже толпились конники. Было их человек двести. Приехали Поклонский и полковой писарь пан Шелковский. Возле них приметил третьего, незнакомого, пана. Но кто такой, в темени не разглядел. Не слезая с коней, переговаривались. Потом трубач дважды проиграл сбор. Начали строиться. Через сотников всем было приказано, выехав за ворота, мчаться за паном Поклонским. А там в поле будут команды, где вести отряду бой. Алексашка слушал и не мог понять, что к чему. Ежели вылазка, значит задумано напасть на спящего ворога. А теперь не лето, в поле у костров не спят. Но размышлять не было когда, и зло шепнул Петьке Косому:
— Леший знает, куда мчаться и кого сечь…
— В поле будет видно, — тихо ответил Петька.
Снова заиграл рожок. Часовые раскрыли ворота. Поклонский дернул повод и, длинным ременным концом стеганув по крупу, пошел вперед. За ним устремился отряд. Минуя ворота, стегали коней и уходили в темень. В поле немного светлее. Алексашке показалось, что совсем близко, слева от ворот, застыл людской строй. И сразу отогнал эту мысль — не мог ворог так близко подойти к валу. Да и незачем это делать ночью.
В тот же миг увидел, как бросились к раскрытым воротам люди. Словно молния проскочила мысль: «Здрада!» У Алексашки вырвалось:
— Наза-ад!..
Алексашка стеганул коня и, выхватив саблю, бросился за Поклонским. Он показался в темени внезапно. Приподнявшись на стременах, Алексашка занес саблю и закричал:
— Здрадник!..
Осталось два скачка. И в самое лицо ударила вспышка выстрела. Словно иглой прошило голову. Конь Алексашки поднялся на дыбы. Лопнула подпруга, и Алексашка вместе с седлом сполз на снег.
— Здрадник!.. — простонал Алексашка и схватился за щеку, потом за ухо. По бороде поползло что-то липкое и влажное. «Кровь…» — понял Алексашка и, поднявшись, шатаясь, подошел к коню.
Испуг и растерянность прошли. Только в коленях еще была мелкая, противная дрожь., Алексашка взобрался на коня.
А у ворот и за валом гремели мушкетные выстрелы, слышались крики. По полю в растерянности метались сабельники отряда Поклонского.
— За вал!.. Быстрее за вал! — кричал Алексашка и торопил коня. — Здрада!..
Что произошло, поняли все и, нахлестывая коней, пустились к воротам. Но было поздно — пехота Радзивилла ворвалась в город и на посаде уже шел бой.
Город проснулся мгновенно. Ратники выбегали из хат, не успев надеть армяки. Но оружие было в руках. Ратники не смогли сдержать стремительного и внезапного удара. Пехота врага настойчиво продвигалась к внутреннему, меньшему, валу, ворота которого все еще были раскрыты. Прорубившись через пехоту, большая часть отряда Поклонского успела проскочить через ворота и, спешившись, встала. Проскочил и Алексашка.
Уже рассвело. Ратникам стало легче вести бой. Твердо встав на вале, они не подпускали к нему пехоту.
Возле деревянного острога, примыкавшего к малому внутреннему валу, Алексашка увидел воеводу. Он был в коротком расстегнутом полушубке, без шлема. Седые длинные волосы прилипли к потному лбу. Окровавленным подойти к нему Алексашка не решался. А хотелось сказать, как бежал Поклонский из города.
Алексашку подтолкнули к лекарю. Он посмотрел на бороду, заплывшую кровью, тронул пальцем ухо.