Шпоры на босу ногу - Сергей Булыга

Нет, тишина. Ну что ж, значит, судьба, значит, карты сказали неправду. Ее карты! А карты той надменной парижской старухи опять угадали – это действительно его последняя кампания, и это она погубила его, да, это действительно она, Настена – его дама треф! Ну что ж, разве с судьбой поспоришь? И Настёна закрыла глаза и склонилась к сержанту. Вот только бы уснуть, подумала она, поскорее уснуть!

И уснула.

……………………………………………………………………………………

А дальше было все как и положено во сне: было уже довольно заполночь, когда на них наткнулись казаки из отряда подполковника Бедряги. Настёна смотрела на казаков удивленными глазами и молчала. Сержант лежал без чувств. Казаки – не без зубоскальства – стали спрашивать. Тогда, придя в себя, Настёна назвала две-три нужных фамилии – и сразу всё решилось; их спешно доставили в Минск. А там у заставы Настёна и встретила Гриньку. Сотник только что вернулся с дела. Был он зол и неразговорчив. Ну, еще бы! Искали маршала Бертье, а взяли только его жезл. Но, глянув на Настёну, Дементьев подобрел. Пока что ни о чем не спрашивая, он мигом отыскал гостиницу, где силой занял лучший номер и первым делом отпоил Дюваля коньяком, а уже потом, в соседней комнате, заговорил о главном. Настёна виновато потупилась и не отвечала. Сотник нахмурился и грозно сказал:

– Конечно, Шарль мой лучший друг!.. Однако же, вас посылали отнюдь не за ним!

Настёна молчала.

– Что вам известно о трофеях? – настаивал Григорий. – Ведь кто как не вы похвалялся, что едва ли не весь вражеский генералитет волочится за вами! Так, нет?

Настёна только покраснела.

– Так что же! Вы что, не могли… – но тут Григорий спохватился и сам едва не покраснел.

– Нет, Гриня, не могла, – призналась Настёна, не поднимая глаз. – Ведь я обручена…

– Слыхал! Слыхал! А ваш жених…

– Я не о нем. Я о…

– К-когда? – растерялся Григорий.

– Вчера. Он сделал мне предложение, – и незадачливый агент едва заметно улыбнулся.

Григорий ничего не ответил, а только сел к столу и принялся скрести ногтями скатерть. Вот женщины! Вот все они такие! Одно только и знают, но знают отменно!

А Настёна сказала:

– Но ты не сердись, я знаю, где они.

– Кто?

– Московские трофеи.

– Что?! – и сотник, не удержавшись, вскочил из-за стола.

– Они… – и Настёна опустила глаза. – Они в Могилевской губернии. Где-то…

– Так! – и сотник недобро грянул шпорами.

– Чего уж там, Гриня, – попыталась успокоить его Настёна. – Они ведь в земле, не убегут.

– Этим только и утешимся! – хмуро согласился казак. – А вас, Анастасия Петровна, не похвалят. Все ведь было в ваших руках. Ну а вы!.. – но тут он покосился на соседнюю комнату и промолчал. Однако, уходя, еще раз вспомнил: – Нет, не похвалят!

И Гриня оказался прав – Анастасию Петровну не похвалили. Но, впрочем, и не поругали. О ней просто забыли. А если и помнили, то сами же себя и попрекали: ну разве можно было доверить что-либо женщине, которая еще не замужем?!

А разоренная нашествием Россия помалу возвращалась к мирной жизни: с государственных крестьян сложили недоимки, неверная шляхта была прощена и обласкана, Тит сечен за бунт и под розгами умре, Егор же Афанасьевич Бухматый исчез неведомо куда. А победоносная армия ушла освобождать Европу. Там Гриня успешно подвизался в двух исторических атаках – под Лейпцигом и при Фер-Шампенуазе. Потом мы вошли в Париж и в Светлое Христово Воскресение французские маршалы благочестиво целовали православный крест. Наши союзники тоже не дремали – уже определены были контингенты полумиллионной армии, и австрийский князь Шварценберг назначил день и час похода на Москву…

Однако сей замысел у них не удался – Наполеон бежал с Эльбы, и начались Сто дней, которые закончились при Ватерлоо.

А как же наши главные герои? На мясопуст Тринадцатого года они сочетались законным браком – вначале в католическом, а затем в униатском храме. Сержант был в статском, отчего сильно робел. Зато пан Петр был очень как хорош в старинном, еще косцюшкинской поры, мундире. И молчалив! И за столом остался молчалив. Пан Александр, напротив, много пел – и, кстати, весьма сносно. Но не плясал, как прежде обещал, потому что с негнущейся ногой разве попляшешь? И, главное, а надо ли? И вообще, если по совести, то и потом особой радости «заморский зять», как величал его пан Петр, а сын его кивал, в дом не принес. Но ради дочери, а равно и сестры, его принимали. А в остальном все было очень хорошо, молодые нежно любили друг друга, Пилиповки того же года принесли им сына Андрея. Или Анджея. Или Андрэя, или Андрэ – как вам будет угодно. Война тем временем близилась к концу, супруги возвратились в Минск, и сержант принялся хлопотать насчет паспортов – во Францию, в Бордо. Анастасия Петровна плакала, не хотела уезжать и надеялась лишь на то, что расстроенная нашествием государственная машина затеряет прошение любимого супруга. Однако ничего подобного не случилось; царева служба работала четко, и уже через полтора года Дюваль имел на руках все требуемые бумаги. Анастасия Петровна рыдала, но, как известно, куда иголка, туда и нитка. По дороге в Бордо завернули в Брюхово, к тестю, проститься. И там только что вернувшийся из Парижа Ян-Героним Тарашкевич сообщил неутешительную новость: верный королевскому престолу граф генерал де Оливьер разыскивает особо опасного преступника Шарля Дюваля – одного из наиболее действенных сообщников узурпатора по возвращении последнего с Эльбы! Анастасия Петровна перестала рыдать и распаковала чемоданы. Растерянный Дюваль нещадно возмущался: какая Эльба, если он в те дни… Навет! Ошибка!

– Да все это прекрасно понимают, – сказал Тарашкевич, – но закрывают глаза.

– Почему?

– Такие времена. Об истинной причине…

– Об истинной?

– Конечно. Вас обвиняют – совокупно с русской шпионкой – в поджоге Полоцка и последовавшим за ним разгроме корпуса Сен-Сира.

Дюваль три дня ни с кем не разговаривал. А Тарашкевич, тот ничего путного добавить не мог, а все сбивался на какие-то несусветные сплетни – у генерала де объявилась безобразная, распутная жена, над Оливьером смеется весь Париж, а он… А он безумно любит свою Инессу и клянется достать Дюваля хоть из-под земли!

Привлеченная к ответу, Анастасия Петровна ужасно испугалась, но тут же поклялась, что знать ничего не знает; сержант развел руками и остался в России. А вскоре он выучился по-польски и, благодаря протекции г. Бродовского, тогдашнего редактора губернских новостей, Карл Филиппович Дюваль был принят на службу и преподавал географию в Минской правительственной гимназии. В свободное же время отставной сержант проводил опыты по выращиванию винограда в суровых славянских условиях и писал безответные письма домой. Анастасия Петровна полнела и хорошела. Супруги нежно любили друг друга и с надеждою взирали на сына, воспитанию которого они уделяли отменно много времени и сил. Андрюша рос смышленым и…