Сборник летописей. Том III - Рашид-ад-дин

они поражаются. Что касается его воинской доблести и знания обычаев и порядка сражений, то они весьма совершенны и по этому поводу будет написана отдельная глава.

Различные мастерства. Нет такого ремесла ювелирного, кузнечного, столярного, живописи, литейного, токарного и прочих, которым бы он не владел лучше всех мастеров. Так что он сам мастерит [и] других поучает. Если какой-нибудь ученый мастер хочет смастерить небывалый прибор,[728] которого ученые мастера не знают, то он руководит и наставляет до тех пор, пока они не научатся. Что касается мастерства алхимии, которое является самым трудным из всех мастерств, то он им сильно увлекся и в короткий срок ознакомился с его содержанием. Так как он достоверно понимал, что это дело не всякий сможет разрешить надлежащим образом, то он призвал к себе тех людей, которые утверждают, что могут это сделать. Он не допускал, чтобы они что-либо на это расходовали, дабы по обыкновению [самому] тратить деньги по их указанию, но сказал, чтобы они перед ним проделывали некоторые работы, которые они умеют и производят, вроде муравления …,[729] плавления стекла, приготовления киновари, возгонок, изготовления вещества, которое похоже на золото и серебро, и прочие свои мастерства до тех пор, пока он с ними не ознакомится. Он сказал: «Я не ради того учусь, чтобы делать золото и серебро, ибо знаю, что это невозможно, но я желаю познать те тонкие и чистые мастерства, которые в этом заключаются. И их я не [собираюсь] применять, так как совершенство в [одном только] знании, а ему [присуще] движение без остановок и преуспевание от одного дела к другому делу».

Наука врачевания. Ему знакомы общие положения тех способов, которые имеются в отдельности у тазиков, китайцев, монголов, индийцев и кашмирцев, и знает способ изложения каждого [из этих] народов. Он знаком со всеми лекарствами и знает свойства большей части [их]. Врачи с ними знакомы больше по лавкам продавцов благовоний, а он все сорта лекарств разных народов находил и распознавал в поле. И ныне тоже он распознает их по листьям, а их пять снадобий [?]. Когда он срывает [растение], оно бывает как раз то, которое нужно. Множество лекарств, которые считали водящимися только в Туркестане, Хитае и Индии и которые купцы ради торговли доставляли и продавали в этом государстве по высокой цене, он нашел также и в этих владениях и часть [из них] сам определил опытом. Он призвал нескольких известных знатоков лекарственных трав из турок и тазиков, находившихся во владениях, возил их по горам и полям во время охоты и прочего и расспрашивал, пока не ознакомился с их приемами. В настоящее время из всех знатоков лекарственных растений и врачей никто так [хорошо] не распознает, как он. Единого лекарства, которое бы у каждого народа было испытано и известно как противоядие, не существует. [Газан-хан] четыре простых снадобья, из которых каждое в отдельности было безусловным противоядием, прибавил к противоядию фарук и это противоядие испытал. Оно оказалось очень благотворным и его стали называть «Газановским противоядием».

|S 592| Наука о горных богатствах. После многих расспросов людей, сведущих в этой области, он, осмотревши любое место в горах и степях, скажет, какие в том месте имеются руды и, когда произведут изыскания, оно так и окажется. Он знает [также] способы добычи каждого рода руды и [приемы] ее выплавки устройством приспособлений и приборов. Все их он сам смастерил и испытал.

Он знает и заклинания, которые читают от разных бедствий. Что касается распознавания особенностей обличья людей и животных и приведения к тому доказательств в разных смыслах, согласно тому, как пишут в книгах, то оно ему известно подробно.

Наука предсказания по звездам и наука о небесных светилах. После того как он неоднократно ездил в Мерагинскую обсерваторию, просил обстоятельно объяснить ее приборы и расспрашивал об их назначении, он все это усвоил и [теперь] знает общие приемы работы. Так что в настоящее время он приказал построить по своему нраву все то, что относится к распорядку и благоустройству обсерватории. Для наглядного представления о вращении солнца он по своему усмотрению приказал выстроить куполообразное сооружение,[730] объяснил [его] звездочетам, и все сказали: «Мы-де, хотя подобного приспособления никогда не видали, однако оно сообразно с разумом». Около обсерватории, которая находится у тебризских абваб-аль-бирр, соорудили куполообразное здание, в котором помещены эти приборы.

Как [все] видят, [Газан-хан] не обездолен в любой науке, которую [можно] вообразить. Всевышний господь не пожалел для него ни одного совершенства и снабдил его похвальными душевными качествами, как об этом будет написано в других главах. По этой причине он никогда не позволяет себе поражаться и говорит: «Сущность [всех] наук есть наука о познании божественного, а знание прочих наук и мастерств лишь ради того, чтобы на них распространить название «совершенство», ибо то, чего не знают, есть изъян. При таком взгляде надобно из каждой [науки] кое-что знать, дабы не быть несовершенным. Иначе для чего же я столько трудился». В настоящее время он тоже постоянно занят обучением и изучением. О знаниях и образовании государя ислама, Газан-хана, ‛да укрепится навеки его царство’, упомянута частица. Современники знают и видят воочию, что оно так и есть, пусть же читатели в будущем не делают упреков, что было допущено преувеличение. Да наградит его щедро всевышний господь каждый день снова каким-нибудь совершенным качеством.

Рассказ второй. О целомудрии и воздержании государя ислама

Люди, которые раньше состояли приближенными его высочества, рассказывают, что государь ислама, ‛да увековечится его царство’, никогда не совершал ничего запретного. Если случайно он был кем-либо недоволен, то он заглаза никогда не позволял себе свершить вероломный поступок. Когда он долгое время находился вне дома, в походах, и выпадала победа, и эмиры, выбрав луноликих девушек, которых захватили в полон и которых признавали подходящими, приводили к нему на служение, то несмотря на то, что у монголов в обычае содержать наложницами юных невольниц, дабы их путь к битвам и победам был счастливым, государь ислама никогда не проявлял охоты и говорил: «Как это я оскверню с ними свое тело и ни с того ни с сего буду с ними общаться». И он не обращал на них внимания и не принимал. Затем в течение этого времени, как наблюдалось, от его высочества никогда не исходило поступка, который в шар’е назывался бы прелюбодеянием, мужеложеством, или блудом. На чужих женщин он не глядел с преступным намерением. Также во время завоевания Сирии,