Сага о Головастике. Начало - Александр Нерей

— А с какой гурьбой смешиваемся? С той, что у центрального входа или с той которая у тех боксов?

Я повернулся, куда указывал напарник и сразу встал столбиком, потому что увидел за забором ещё больше людей, собравшихся рядом с двухэтажными зданиями неизвестного больничного отделения.

— А вот это мне не нравится, — опешил я не ко времени, и мы остановились.

Навстречу нам шествовала пара странного вида мужчин, бледных, как поганки, но вот, глаза их излучали нездоровый восторг и таращились мимо всего окружавшего мира. Казалось, их кто-то вёл и смотрел вместо них на дорогу, а когда им требовалось куда-нибудь повернуть, то и разворачивал их, как сердобольные мамки годовалых малышей.

Я вместе с третьим внимательно прислушался к разговору этих, не от мира сего, прохожих.

— Чудеса. Высоко вверх подняло, — говорил один.

— Сказывают, потом со всего маху об асфальт. Даже мокрого места не осталось, — вторил другой.

— Если мёртвые из могил встают, значит, скоро нам, грешникам, на земле места не останется, — пророчествовал первый.

— И ни пятнышка. Там тоже народ собрался, — восторгался второй.

Мужчины прошли мимо нас, недорослей, а мы так и остались стоять и озадаченно чесать затылки.

— Что-нибудь понял? — спросил у меня Александр.

— Понял одно: мы с тобой к такому не готовы, — признался я. — Что делаем? Где мы в толпе хоккеистов и хоккеисток бедовую шайбу сыщем? Мы и носами из стороны в сторону не повернём, не то, что клюшками помашем.

— А Сашку искать не будем? Может он узнал, где того человечка выкинуло и побежал туда, согласно твоего задания?

— Что теперь, не заходить в больницу? Короче. Идём в толпу, которая на входе и там уши греем, а что непонятно – спрашиваем. Я слева начну продираться сквозь бабулек, а ты справа дави им бока. Пройдём насквозь, встретимся и обговорим, кто что вызнал. Если выползешь на ту сторону первым, подождёшь, — предложил я напарнику что-то похожее на план.

— Ладно, — согласился он.

Мы подкрались к центральному входу и разошлись в разные стороны. Я забрал левее и вклинился в толпу, обсуждавшую горячие новости.

Кто-то всё время крестился, кто-то с жаром рассказывал небылицы, а кто-то изображал из себя очевидца дивного чуда.

Я медленно протискивался то мимо одной группы сплетников, то мимо другой, и слушал всё подряд, не разбираясь, о чём, собственно, идёт речь.

— Этого грешника рука Господа нашего за шкирку схватила и оземь ударила, — благоговейно вещал один хоккеист.

— Не ударила, а в ад закинула. Заменила душу женскую возрождённую на его душу чёрную, — рьяно возражала бабулька-хоккеистка.

«Здесь не о том. Нужно глубже пролезть, может, там про нашу тётеньку толкуют», — кумекал я и пробирался дальше.

— Я сам всё видел. Она покалеченная, но светилась от радости, а этот бесёнок вцепился в неё и не отпускал. Длань Господняя низвергла его за это. А девицу увезли в гипс заматывать, — вещал солидный нападающий одной команды.

— Это сестрица той покойницы, а не сама она, — возражал ему худосочный защитник другой команды.

«Здесь уже теплее. Только ещё какого-то беса приплели», — насторожился я, но потом решил протискиваться дальше.

— Совсем ещё малец. Десяток годов, не больше. Какой в таком возрасте грех можно заработать, да ещё и смертный? — возмущался тренер перед командой хоккеистов.

— Известное дело, Кузьмич. В конце света смысл один: прежняя жизнь, как есть, окончена, — растолковывала команда тренеру.

«Про какого бесёнка – десятилетнего ребёнка они лепечут?» — подумал я, а над головой тут же звякнул колокольчик. Слабенько, вроде как, нечаянно, а страхом меня сразу же сковало.

«Иттить колотить!» — взвизгнул я, изгоняя из груди ужас, мигом остудивший ноющие рёбра так, что совсем о них забыл. Продолжил выбираться из толпы и на ходу отмахивался от роя перепугавших мыслей.

Наконец, протиснулся сквозь народ и увидел Александра-третьего, уже поджидавшего меня и трясшегося не только всем телом, а ещё и подбородком. Вдобавок ко всему в ушах продолжали покрикивать невидимые хоккеисты и болельщики: «Десятилетний…», «ребёнок ещё совсем…», «грешник…», «рука его подняла, да об асфальт саданула».

— По какому поводу дрожим? — спросил у товарища.

— Ты не понял, о чём они?

— Про бесёнка-ребёнка десяти лет? Что его на нашу тётеньку-беду поменяли? — складывал я обрывки чужих фраз, и ужасался тому, что получалось в итоге.

— Это же про одиннадцатого. Пропал он? Пропал. Так пропал, что даже мамка найти не может. Значит, не ночевал дома, — точь-в-точь, как и первые, встреченные нами мужчины, заговорил напарник.

— Думаешь, это его размазали об асфальт? Чушь. Быть такого не может, — возразил я, как можно правдоподобней, а у самого уже вовсю шевелились волосы.

— Что мы с тобой знаем? Может – не может. Калики вон, тоже как сквозь землю провалились. А нам с тобой про них никто ни слова ни полслова, — продолжил близнец запугивать и меня, и себя.

— Давай к другой толпе подойдём, поищем там кого поумнее и расспросим. А то друг дружку стращаем, а я и без того рёбрами покалеченный, — предложил я напарнику.

Мы с ним уже подходили к толпе, стоявшей у боксов, когда услышали истеричный душераздирающий крик.

— Вернулися! Вернулися бесы за душою! — закричала не своим голосом неведомая бабулька, и толпа у бокса зашевелилась, задвигалась, как проснувшийся от спячки гигантский организм. — Хватайте их! Хватайте, пока не сгубили её сызнова. Теперь их вдвое больше прибыло! — не унималась окаянная старуха.

Мы с третьим остановились, и я не сразу увидел, что все вокруг стали шептаться и кивать в нашу сторону.

— Обождём, пока успокоятся, — сдержанно скомандовал я.

— Ты ч-что, н-не п-понимаешь, что они про н-нас с тобой толкуют? — заикаясь, спросил бывший весельчак.

— Ага, теперь нас два беса-балбеса.

Мы стояли, будто завороженные, а народ вокруг всё шушукался и косился на нас. Кто-то начал в голос читать молитву, кто-то принялся нервно креститься, но, всё равно, в центре внимания всех и каждого были мы двое.

— Бежим! — заверещал третий.

Я мигом развернулся от зыркавшей на нас толпы и сразу же уткнулся носом в другую, ничуть не лучшую, а такую же озабоченную нашим присутствием ораву, прибывшую на старушечьи вопли от центрального входа.

Пока соображал, что к чему, нас обоих схватили крепкие костлявые