Падшие в небеса. 1997 - Ярослав Питерский

Нелюбкин встал и подошел к окну. Он смотрел на пейзаж за стеклом и о чем-то думал, Мухин пожалел в эти секунды о том, что начал откровенничать с этим человеком.

– Знаешь Женя, я вижу, ты читать-то книги не очень любишь.

– Это вы, о чем? – опешил Мухин.

– А о том, что книги любить надо! Особенно известные, особенно классиков! Без умных и мудрых людей нельзя. Надо читать их мысли!

– Причем тут наше дело?!

– А притом! Вот ты товарищ Мухин, знаешь такого писателя, как Александр Солженицын?

– Ну, знаю и что?

– А какое самое известное у него произведение?

– Владимир Владимирович, ну что за экзамен по литературе? Я вам о деле…

– И я о деле! Так, какое произведение Солженицына самое известное?

– Ну… не знаю… Кажется, как там его, Архипелаг Гулаг что ли…

– Вот! Вот! Правильно! Архипелаг Гулаг! Это книга, для вас оперов, как библия должна быть! Учебником! Вы ее от корки до корки должны знать!

– Это еще почему? – недоумевал Мухин.

– А потому, Женя, что мудрый писатель Солженицын, в одной из глав Гулага, описал, причем основываясь на документальные данные, множество способов выбивания показаний из подозреваемых! Там все есть и так называемые физические и психические и не очень методы! Спасибо нашим коллегам из гэпэу и энкавэдэ! Есть такие способы, которые очень болезненные, а следов никаких на теле человека не оставляют и внутренних органов ему не портят! Хотя подозреваемый мучается, как в аду и подписывает признательные показания! Я б на месте вас оперов, давно по всей России сбросился и Солженицыну при жизни памятник поставил, в знак благодарности за учебник! А вы, даже не читали старика Александра Исаевича!

– На что вы намекаете?

– А на то! Возьми, прочитай Архипелаг Гулаг и поймешь, как выбивать чистуху! Признание! А признание, как говорил старик Вышинский, это царица доказательств! И этого постулата в нашей стране, как я знаю, на не официальном уровне, никто не отменял! Будет признание, значит, все будет хорошо!

– Да где я этот Гулаг возьму? У меня и время-то нет по магазинам шастать! – сник Мухин.

– Это ерунда, я тебе дам почитать! Вот! – Нелюбкин достал из книжного шкафа, что стоял в углу кабинета три толстых журнала.

В мягком переплете, темно-синего цвета, они смотрелись как тома уголовного дела. Мухин с удивлением рассматривал титульные листы.

– Это не просто журнал, это легендарный журнал! Новый мир! Ты, когда ни будь Мухин, читал Новый мир?

– Нет…

– Эх, Мухин! Найдешь там архипелаг Гулаг и почитаешь! Кстати и другие произведения тебе бы нужно тоже почитать!

– Это еще зачем?

– Да затем! Что ты не только костолом и ищейка, а интеллектуальный человек! По крайней мере, должен таким быть! Просвещайся Мухин!

Мухин обиделся, он смотрел на этого чванливого прокурорского и понимал, что он намеренно ткнул его носом в незнание художественной литературы, чтобы показать разницу в образовании. У Нелюбкина был диплом госуниверситета, а Мухин окончил среднюю школу милиции. Но сам оперативник считал это пижонством и зазнайством.

– В общем, так, Мухин! Мне нужно признание Щукина!

Евгений закурил очередную сигарету и, выпустив дым, тихо сказал:

– А можно вопрос?

– Валяй,… – насторожился Нелюбкин.

– Вас кто-то сверху попросил?

Нелюбкин нагнулся над оперативником и зашептал ему на ухо, противно обжигая мочку дыханием:

– А вот это Женя, уже не твоего ума дело! Не суй свой нос и, ты будешь в шоколаде! Понял?!

Мухин кивнул головой и мрачно ответил:

– Понял, понял, только вот…

– Никаких только! Работай!

Мухин затушил сигарету в пепельнице и, поднявшись, забрал со стола журналы. Оперативник, молча, направился к двери, не глядя на хозяина кабинета. Евгению не хотелось видеть этого человека.

За спиной он услышал:

– Я завтра к нему на допрос приду! Завтра! Поторопись!

Глубокая прямоугольная яма выглядела не просто зловеще, а словно вход в потустороннюю жизнь. Где-то рядом плакали женщины и, надрывно играл похоронный оркестр. Музыканты, стараясь, выдавали какие-то грустные попурри. После марша Шопена вдруг загудели полонез Огинского, а затем он плавно перешел в мелодию песни «Ой не вечер, ой не вечер».

Валериан стоял перед гробом, низко склонив голову. Он, не обращал внимания на окружающие его звуки. Ему было все равно, он словно находился в вакуумной ловушке Скрябин, лишь смотрел на безжизненное лицо Лидии и как-то равнодушно рассуждал:

«Это последние минуты существования его тела тут на земле. Еще немного и его закопают, и там под землей через несколько дней его начнут уничтожать могильные черви. Странно, сами черви возьмутся из неоткуда и проживут лишь двадцать дней, так, по крайней мере, утверждают ученые. Потом они погибнут и сгниют вместе с останками Лидии. Все превратится в прах. Все станет землей, чтобы через какое-то время… Нет! А что через какое-то время? Лидия… кто она была? Она, она была человек, или… или, что-то другое? А что? В принципе, вот, она лежит передо мной, но это не она, это лишь ее мертвая упаковка. Тело лишь красивая упаковка, упаковка для мозга! Странно, но человек в принципе это лишь небольшая кучка серого слизистого вещества, которое и руководит органами, которое и руководит телом. Сердце легкие и печень все, что в нем есть, работает на это сгусток вещества! Вот и все! И тут кому как повезет, порой бывает, попадается вот для мозга, для никчемного и совсем слабенького мозга, красивая и прекрасная упаковка, и эта вот упаковка видит себя в зеркало и считает, что она лучшая! И живет такой вот никчемный и дрянной мозг, лучше и богаче чем остальные. Но чаще бывает наоборот! Умный и продуктивный мозг имеет совсем неприметную и даже некрасивую упаковку в виде человеческого тела, и живет такой вот человек-мозг мерзко и трудно, мучаясь и проклиная себя и окружающих. Но Лидия! Лидия имела и нормальный мозг, и красивую упаковку! Лидия! Через пару минут ее не будет, а ее мозг съедят черви и все кончится! Все! И я, я тоже вот так…»

– Нет! – непроизвольно вскрикнул Валериан.

Он горько заплакал, в это время суровые парни из похоронного бюро, одетые в черные костюмы, подхватили крышку и ловко положили ее сверху гроба. Лидия осталась там, под красивой красной тканью, досками и белой обивкой.

Ее лицо уже больше никто не увидит на этом свете!

Стук молотков заглушили звуки похоронного оркестра, музыканты вновь загудели Шопена.

Земля, мягкая и рассыпчатая словно песок, струилась струями на гроб. Могильщики, ловко орудуя лопатами, засыпали красный ящик. Через пять минут его не стало видно.

В это момент Валериан захотел прыгнуть в могилу и потребовать, что бы его засыпали вместе с Лидией. Но ужасная и бредовая идея растворилась так же быстро, как и пришла на ум.