Смерть лорда Эджвера. Загадка Рэд Хауза. Убийца, ваш выход! - Агата Кристи

— Феликс! — заговорила она. — Я должна была тебя увидеть. Ты обязан мне помочь. Если тебя спросят...

— Дорогая, ты ведь знакома с Найджелом Батгейтом? — перебил Гарденер.

Только теперь она разглядела журналиста и будто лишилась дара речи. Кивнув, он прошел мимо и спустился по лестнице.

ГЛАВА 12

КВАРТИРА СЮРБОНАДЬЕ

Биг Бен как раз пробил полдень, когда Найджел возвратился в Скотланд-Ярд, старший инспектор Аллейн был занят и не мог сразу его принять. Найджелу пришлось ждать у кабинета. Дверь приоткрылась, и до журналиста донеслись громоподобные раскаты голоса Джекоба Сэйнта.

— Это все, что мне известно. Можете разнюхивать, пока не посинеете — ничего не найдете. Я простой человек, инспектор, и...

— Нет, мистер Сэйнт, вы человек совсем не простой, — вежливо возразил ему Аллейн.

— ...и комедия, которую вы тут ломаете, изрядно мне надоела. Ведь это типичное самоубийство. На когда назначено судебное дознание? Завтра в одиннадцать.

Джекоб Сэйнт, что-то пророкотав, вывалился в коридор, глянул на Найджела, но не узнал его и заковылял к лестнице.

— Привет, Батгейт! — окликнул журналиста с порога Аллейн. — Заходите.

Найджел, ценой невероятных усилий подавив лихорадочное волнение, пересказал свой разговор с Уэйкфордом как можно более бесстрастно. Аллейн внимательно слушал.

— Теория Уэйкфорда заслуживает внимания, — резюмировал он. — Сюрбонадье был странный малый. Такой вполне мог сочинить статью, приписать ее авторство Уэйкфорду и злорадствовать по поводу причиненных дядюшке Джекобу неприятностей. Нам известно, что примерно неделю назад он пытался шантажировать Сэйнта. Все это не так нелогично, как может показаться на первый взгляд.

— Сэйнт во время процесса ни разу не заподозрил племянника. Ясное дело! Если бы тогда выяснилось, что письмо настрочил Артур, все поверили бы в достоверность приведенных в нем фактов. Нет, гипотеза Уэйкфорда вполне разумна.

— И все же в вашем голосе сомнения.

— Увы, не отрицаю.

— Вот и Гарденер считает, что Сюрбонадье письма не писал. Как? Вы видели Гарденера?

— Да. Он, бедняга, жутко напуган, ждет, что вы вот-вот явитесь к нему с арестом.

— Значит, он не допускает мысли, что статья вышла из-под пера Сюрбонадье?

— Он так и сказал, без всяких обиняков, хотя прекрасно понимал, что может отвести от себя удар и заставить вас заняться Сэйнтом. Сам-го я не исключаю, что покойник приложил руку к той газетной мистификации.

— Передайте поточнее ваш разговор с Феликсом.

Найджел напряг память и повторил практически слово в слово все, что было сказано в доме Гарденера. В конце с заметной неохотой он упомянул о появлении мисс Воэн и о том, как та запнулась.

— Не понимаю, о чем она хотела его предупредить? — закончил журналист.

— А вы не догадываетесь? — удивился Аллейн.

— Признаться, нет.

— А вы подумайте...

— Да хватит вам! — рассердился Найджел. — Довольно! Ведете себя, будто вы Торндайк[71].

— Очень бы хотелось обладать его проницательностью. Значит, придется самому покопаться в кембриджской грязи.

— А что вы думаете относительно версии с самоубийством? Исключено. Артуру не хватило бы мужества на такое дело.

— Полагаю, вы вполне отдаете себе отчет, насколько важна информация о наркотиках, сообщенная Гарденером.

— Сюрбонадье действительно мог многое знать о дядюшкиных «подвигах», — смущенно заметил Найджел.

Аллейн посмотрел на часы.

— Мне пора идти.

— Куда вы?

— На квартиру покойного.

— Можно мне с вами?

— Вам? Не знаю. Вы в этом деле лицо заинтересованное и не можете быть объективным.

— Вы имеете в виду мою дружбу с Феликсом?

— Конечно. Так и быть, возьму вас с собой, но дайте слово, держать язык за зубами.

— Клянусь!

— Никому ни слова, никаких многозначительных жестов, намеков и двусмысленных фраз.

— Клянусь, клянусь, клянусь!

— Ладно, только сначала перекусим.

Они пообедали у Аллейна дома и после ликера и сигарет отправились на Джералдз Роу, где проживал покойный Сюрбонадье. У дома дежурил констебль, отперевший им дверь. Уже ступив на порог, Аллейн повернулся к журналисту:

— У меня нет ни малейшего представления о том, что нас тут ждет. Дело довольно грязное, вы уверены, что хотите влезать в него по уши? Еще не поздно передумать.

— Опять вы за старое, не надоело? Я с вами до самого конца и не пытайтесь от меня отделаться.

— Ну, как знаете.

Квартира состояла из четырех комнат, ванной и крошечной кухни. Сначала шла спальня, затем гостиная; из гостиной можно было пройти в небольшую столовую, расположенную за раздвижной перегородкой. В конце длинного коридора — кухня, ванная и еще одна спальня. Ею как будто не пользовались. Комната была превращена в кладовку, там громоздились сундуки, коробки, ящики, кое-что из мебели. Аллейн, заглянув туда, вздохнул и позвонил в Скотланд-Ярд, вызвав на подмогу инспектора Фокса. Гостиная была обставлена богато, но чересчур пестро. Над комодом красовалась окантованная картина, рассылаемая в качестве приложения подписчикам «Парижской жизни». Повсюду были разбросаны подушки оранжевого и розового цвета. Оглядевшись, Аллейн презрительно хмыкнул:

— Из красного дерева. Жуткая вещь. Не делает чести вкусу покойного.

Аллейн вытащил связку ключей, выбрал один и вставил в замочную скважину. Дверца письменного стола распахнулась под напором вороха бумаг, которые высыпались на пол.

— О Боже! За дело, Батгейт: счета в одну кучку, квитанции в другую. Письма — отдельно. Все просмотрите. Наткнетесь на что-нибудь стоящее — скажете мне. Нет, пожалуй, личную переписку я прочту сам. Постарайтесь расположить счета в хронологическом порядке. Итак, начнем!

Счетов было великое множество, как и повторных напоминаний о просрочках оплати, поначалу учтивых, затем настойчивых и, наконец, грозящих судом. Впрочем, до суда дело как будто ни разу так и не дошло. Проработав с полчаса, Найджел сделал первое открытие.

— Послушайте, Аллейн. Примерно год назад, когда все кредиторы разом на него ополчились, он вдруг уплатил по счетам, но с тех пор снова накопилось множество долгов, и в последние дни над ним опять сгущались тучи. Вероятно, Сэйнт выплачивал ему ежегодное пособие.

— Дядюшка утверждает что в последнее время не давал Артуру ни гроша. Оплатив долги племянника в Кембридже, он пристроил его в театр и заявил Артуру напрямик, что умывает руки, пусть, мол, впредь полагается на самого себя.

— Вот как? Однако судя по запискам из магазинов, где он брал в кредит, Сюрбонадье ждал со дня на день каких-то денежных поступлений.

— Сколько в общей сложности выплатил он кредиторам год назад?

— Сейчас подсчитаю.

Найджел, пыхтя, принялся складывать в столбик и, наконец управившись с этим нелегким делом, объявил победным тоном:

— Две тысячи фунтов — столько он уплатил по счетам в мае прошлого года, и примерно столько же задолжал кредиторам на день своей гибели.

— Что эго вы вертите в руках? — спросил Аллейн.

— Его чековую книжку, с нее снято все до последнего пенса, никаких сумм на его банковский счет в мае прошлого года не поступало. Вероятно, он получил тогда деньги наличными.

— Ясно, — задумчиво произнес Аллейн, — ясно.

— Уверен, это деньги Сэйнта! Дядя поддался на шантаж.

— Возможно.

— Вы как будто сомневаетесь?

— Как будто. А вот и старина Фокс!

Старший инспектор выслушал доклад своего помощника без энтузиазма.

— Вы по-прежнему настаиваете на виновности бутафора? — Аллейн явно подтрунивал над своим коллегой. — Дался вам этот бедолага! Однако приступим к самому неприятному. Увы, кому-то надо делать и грязную работу.

— Покойный, видать, бережно хранил всю свою корреспонденцию, — заметил Фокс. — Вот целая связка от некоего Стефа.

— Стеф? — резко переспросил Аллейн. — Дайте-ка сюда.

Он подошел с пачкой писем к окну, быстро пролистывая страницы и кладя их по прочтении на подоконник.

— Свинья! — неожиданно воскликнул он.

— Феликс назвал его тем же именем, — заметил Найджел.

— Кто этот Стеф?

— Стефани... мисс Воэн.

— О, теперь все ясно! — с чувством произнес Найджел. — Эти письма от нее.

— Господи! — Аллейн поглядел на журналиста с неудовольствием. — Вы еще здесь?

— Нашли что-нибудь полезное, сэр? — спросил Фокс.

— Много такого, от чего делается скверно на душе. В начале переписки дамская манерность, вычурный стиль, восторги, элегантный флирт. Затем Артур, вероятно, обнажил свою сущность, и в ее письмах — ужас, однако слог по-прежнему цветист. И так вплоть до самых последних дней. Позавчера тон ее посланий резко изменился. Вот короткая записка, датированная вчерашним утром: «Артур, прошу тебя, пойми, с прошлым покончено. Извини, но я к тебе переменилась и ничего не могу с собой поделать».