Описание земли Камчатки - Степан Крашенинников

Принесенные щеку и голову рыбью принял старик и, обернув в тоншич, нечто пошептал на них и сел у очага, а к нему приходили прочие старики и, потоптав объявленную щеку и голову, перейдя через огнище, возвращались на свои места. Потом служители вышли из юрты вон, и тем окончилось первое тайное их действие.

По прошествии двух часов собрались в юрту все мужики, бабы и малые ребята, которые того года или хворали, или тонули. Бабы всем мужикам и малым ребятам обвязали головы тоншичем и, дав им в одну руку тоншич, в другую сладкой травы, выслали вон из юрты.

При выходе обносили они сладкую траву вкруг лестницы и, взойдя на юрту, обошли вкруг оной три раза по солнцу, а после того, стоя на верху юрты, рвали мелко сладкую траву и тоншич и бросали в юрту, а перебросав, и сами входили и, сняв с себя тоншичевые перевязки, на огнище клали, и, потоптав ногами, те, которые хворали, отходили по своим местам; а которые тонули, те легли на огнище, и все то представляли, что они в то время как тонули, делали и кликали поименно, от кого тогда требовали помощи, которые, придя к очагу, из пепла их, аки бы из воды, таскали.

Напоследок принесена была рыбья щека и брошена на огнище с приговором «ту, ту, ту», и изломаны на обеих сторонах юрты по две рыбки-рогатки и разбросаны по полу.

Между тем служители, побывав на дворе, жирники загасили, чирелы, которыми юрта устлана была, собрали и расклали маленький огонь, а в него положили камень и, сжегши все перевязки, бывшие на головах у больных и у утопленников, приказали ребятам погасить оный каменьем. Таким образом тайное их действие окончилось, и того дня ничего больше не происходило.

На третий день поутру рано затопили юрту и положили перед огнем два пука сухой травы или соломы и прутьев, вместе связанных, и праздничные служители стали один у одного, а другой у другого пука.

Как огонь разгорелся, то они, поменявшись пуками, начали их развязывать и прутья роздали по мужчинам, из которых иные их мелко ломали, а иные в кольца вили с неким наговором. Солому всю перенесли на одну сторону очага и стали делать пома.

Что значит оный пом и для чего делается, того и сами камчадалы сказать или не умели, или не хотели, впрочем, сделали его наподобие человека, вышиною около полуаршина, а тайный уд приплели ему сажени в две и долее и положили его головою к огню, а тайный уд к потолку привязали.

Между тем как пома делали, несколько человек, взяв по одной травинке, выходили вон из юрты и, обтерев столбы у своих балаганов, возвратились в юрту и бросили оные в огонь, а с ними вместе и розданное прутье сожжено ж было.

Как пом несколько времени повисел, то старик, придя, отвязал его и, согнув тайный уд кольцом, обжег на огне и махал им по юрте, приговаривая «уфай», а за ним и все бывшие в юрте то же кричали. Напоследок сожгли реченного пома.

По сгорении пома стали мести юрту, пригребая весь сор к лестнице, из которого каждый камчадал брал помаленьку и относил в лес, усыпая дорогу, по которой на промыслы ходят. В то же время и бабы все на юрту вышли и стали в кучу.

Камчадалы, возвратясь из лесу, кричали, стоя на юрте, четыре раза плеща руками и топая ногами, а после вошли в юрту, а на их места сели бабы и многократно кричали «алулулу».

Между тем юрта истопилась, и оставшиеся головни, по обыкновению, начали выметать, но сидевшие наверху бабы, ухватив оные, обратно в юрту метали и, чтоб мужчинам ни одной головни вон не выбросить, закрыли они дверь или окно рогожами, а по краям их сели сами. Мужчины, взбежав по лестнице, силою двери раскрыли и, выйдя на юрту, баб долой сгоняли, между тем другие головни метать успевали.

Но понеже бабы мужчин числом превосходили, то иные их таскали, иные головни обратно в юрту бросали, чего ради в юрте от дыма и искр и сидеть почти невозможно было: ибо головни, как ракеты, то вверх, то вниз беспрестанно летали, и продолжалось сие веселие их с полчаса. Напоследок бабы попустили головни выбросать, а тех мужиков, которые выбежали их отбивать, до тех пор таскали и мучили, пока они от других, вышедших на помощь, не выручены были.

После объявленной потехи бабы, попев несколько наверху, стали спускаться в юрту, а мужики стояли по обе стороны лестницы фронтом, и каждая сторона домогалась сходящих баб перетащить на свою сторону, отчего происходило между ними сражение; и которая сторона перемогала, та бабу как в полон отводила.

Когда случается, что бабы взяты бывают на противные стороны, то каждая сторона выкупает своих пленников равным числом завоеванных, а ежели одна сторона овладеет бо́льшим числом, так что другой нечем выкупить будет, то оная ходит как бы войною, для их освобождения, при чем немалый бой происходит. Однако при мне так сделалось, что пленниц на обеих сторонах было поровну, чего ради камчадалы и в поход ходить не имели нужды.

По окончании объявленной потехи расклали они небольшой огонь и сожгли тоншич с урилыдачей и по другим местам висевший, а служители принесли по два маленьких голичка и, испекши, мелко на лотке искрошили и поставили у лестницы по правую сторону.

После того пришел старик и перебросал в огонь бо́льшую часть рыбы, приговаривая «та», то есть «возьми», а остатки разделили служители по камчадалам, имеющим у себя маленьких болванчиков, урилыдач называемых. Головни после сего огня вон не мечутся, но перегорают в юрте.

Наконец делили они по себе омег, который остался в мешочках после очищения двойняшных девок. Самое последнее действие их праздника: сходить в лес и поймать маленькую птицу, которая жарится и делится по куску всем камчадалам и которую каждый, надкусив, в огонь бросает.

Сей праздник, по объявлению Стеллера, праздновали камчадалы до прибытия россиян по целому месяцу, начиная с новолуния, что также подает причину думать, что предки их были разумнее, и сие торжество уставлено было не без доброго основания, особливо же что камчадалы и ныне, как из вышеописанного явствует, все в огонь бросают и все обожженное им в праздник почитают за священное.

Ибо как новомесячье, так и священный огонь у многих народов в почтении были, особливо же у еврейского, который, наблюдая в том Божте повеление и отеческое предание, один токмо по потопе не утратил истинного богопочитания, а у прочих, подобно как у камчадалов, следы токмо некоторые остались, впрочем, все приведено в злоупотребление.

Что ж касается до вышеописанного пома, то подобное сему объявляет Лукиан в разговорах своих о капище богини Сирской, где такие ж идолы были деланы и назывались фаллы. Там же упоминается что и евнухи носили женское платье, как камчатские, и хотя таких обстоятельств у других народов по историям, сколько я знаю, не примечается, однако может ли сие употреблено быть к некоему доказательству происхождения народов, оное оставляется на рассуждение искуснейших.