Описание земли Камчатки - Степан Крашенинников

В прислужниках у них был старик, который, собрав гайтаны и обжегши на огне, обратно им отдал. Старухи, встав с мест своих, ходили одна за другою по юрте и окуривали везде обожженными оными гайтанами, а камчадалы, жены их и дети во время прохождения старух хватались за гайтаны, как за некоторую вещь освященную, и трясли их.

Окурив всех, сели старухи по своим местам, и одна, взяв у прочих гайтаны, вторично пошла по юрте, прикладывая их ко всем столбам и подпорам в юрте; между тем все камчадалы кричали, а все старухи, у которых пучки с гайтанами были, плясали и бесились по-прежнему; то ж учинила, обойдя юрту, и третья, а наконец все попадали замертво.

Прислужник, взяв гайтаны у лежащей старухи, приложил их к лестнице и до тех пор держал, пока все бывшие в юрте, от мала до велика, к ним не прикоснулись. Напоследок роздал их по углам, где бабы разобрали гайтаны, каждая по числу семьи своей, и надевали их на каждого человека, окурив прежде мужа, себя и детей своих.

Спустя полчаса камчадалы постлали перед лестницей нерпичью кожу, а к двум столбам, что по сторонам лестницы, привязали по мальчику; после того вошли в юрту два старика, и спрашивали у мальчиков: когда приезжает отец их? На что от всех камчадалов ответствовано им: зимою.

Старики, положив перед мальчиками по кишке с нерпичьим жиром, которые сладкою травою обвиты были, вон вышли, но вскоре возвратились в юрту и начали кричать и плясать, а с ними и все бывшие в юрте кричали.

Между тем, вошла шопхадом баба, у которой под пазухой был сделанный из сладкой травы волк, набитый медвежьим жиром, кишками с тюленьим жиром и другими съестными их припасами, о которых выше упомянуто. За бабою шел тойон того острожка, с натянутым луком, у которых и голова, и руки обвязаны были тоншичем, сверх того, у тойона на поясе, на сайдаке и на стреле навешен был тоншич же повесмами.

Как баба обошла подле стены вкруг юрты с последовавшими за ней всеми жителями того острожка мужского пола и женского, скачущими и кричащими, и дошла до лестницы, то несколько человек камчадалов выхватили у ней волка из-под пазухи и взбежали с ним по лестнице под самый верх юрты; чего ради все бабы, обступя лестницу, и всякими образами домогались взойти на оную и достать волка, но стоявшие на лестнице мужики до того их не допускали, и хотя они некоторых силою с лестницы низвергали, однако же, намерения своего не могли произвесть в действо, но утрудясь и, обессилев, все попадали и замертво разнесены по местам и отговариваны по-прежнему.

После того тойон, который с натянутым своим луком стоял между тем одаль, приступил к лестнице и стрелил в волка, а прочие мужики стащили его на пол и, растерзав, съели, уделя некоторое число медвежьего жира для потчивания хантаев.

О сем действии, так как и о китовом, о котором выше объявлено, хотя сами камчадалы сказать и не умеют, касается ли оно до их суеверия или нет и для чего бывает, однако же, мне кажется, что оное представляется вместо комедии только для увеселения или чтоб им прямых китов и волков промышлять и есть, как с травяными поступали. А баснь, которую они представляют, есть следующего содержания.

На некоторой реке жил одинокий камчадал и имел у себя двух малых сыновей. Отходя на промысел, принужден он был детей одних оставлять в юрте и для безопасности, чтоб не ушиблись, привязывать к столбам. В небытность его приходили к детям его волки и спрашивали, скоро ли отец их будет, которым они ответствовали: зимою. Дети его от того страха чрез долгое время без ума были.

Между тем отец с промысла возвратился и, уведав, что во время его отлучки происходило, пошел промышлять волка и застрелил его из лука. Что же касается до китового действия, то травяной кит делается во образ носимого волнами мертвого кита, вороны из кишок – во образ воронов, клюющих труп его, а малые ребята, терзающие его, – во образ камчадалов, режущих жир его.

По окончании игры о волке старик обжигал тоншич, которого по повесму с каждой семьи на жертву собрал, и окуривал оным юрту два раза. Обожженный тоншич положил он весь на очаг, выключая одно повесмо, которое на потолке над очагом повесил, где оно висит во весь год.

Вскоре после того нанесли в юрту березового прутья, по числу семей, из которого каждый камчадал взял на свою семью по одному пруту и, изогнув кольцом, пропускал сквозь оное жену и детей своих по два раза, которые, выступив из кольца вон, обертывались кругом. Сие почитается у них за очищение грехов их.

Как все очистились, то камчадалы пошли с прутьями вон из юрты жупаном, а за ними следовали и все сродники их мужского и женского пола. Вне юрты проходили сквозь кольца вторично, а потом оное в снег втыкали, приклоня на восток вершинами. Камчадалы, сбросив на том месте весь тоншич и отрусив платье свое, возвратились в юрту настоящим входом, а не жупаном.

Из бывших на месте очищения случилась одна больная девка, которую старик, посадив на снег, с полчаса отговаривал, прикорнув перед нею и опершись о палку; напоследок, обтрусив платье ее, прутом опустил в юрту.

После очищения принесли камчадалы малую сухую птичку да гольца, нарочно для того изготовленных, и, пожаря на огне по частям, разделили и, придя к огню, бросили в огонь три раза в жертву тем врагам, кои на праздник приходят и в баб вселяются. Они, сказывают камчадалы, живут на облаках, видом, как люди, только остроголовы, ростом с трехлетнего младенца, ходят в лисьем, собольем и росомашьем платье.

Понеже они сказывают, что враги к бабам в рот входят до 50 и больше, то спросил я у них, как можно толикому числу врагов величиною с трехлетнего младенца в одной бабе уместиться и как пройти в такое узкое горло, в которое руке такого младенца пройти кажется невозможно. Нам-де и самим, ответствовали они, то дивно, может-де быть, они весьма малы, да нам такими кажутся.

Потом затопили юрту и, накаля каменья, начали сухую рыбу варить в корытах, а сварив, обливали щербою хантаев, обретающихся при них болванчиков и березу, которая еще в юрте стояла, а рыбу сами ели.

Напоследок должно им было березу из юрты вынести, чего ради два человека, взлезши по ней на юрту (а по лестнице выходить – грех), подали оную сидящим в юрте, которые, обнесши вкруг всей юрты, отнесли оную на балаган, где лежит она во весь год, а почтения ей никакого не отдается. Таким образом праздник их окончился.

У северных камчадалов есть в обрядах немалая отмена в сравнении с южными. На праздник их приехал я ноября 19 дня поутру, однако не застал начала, ибо до моего еще приезда юрта у них была выметена, над полками сделаны грядки, а на них накладены поперечные колья с обтесанными головками, которые у них называются урилыдач.