Дорога мстителя - Алексей Алексеевич Доронин

class="p1">«Бог из машины» смотрел на него глазами старого пьяницы и величайшего ума в городе. Это был Денисов. Единственный человек здесь, которому вроде бы можно доверять.

– Что происходит? – спросил первым делом Саша. – Как вообще до этого дошло?

– Ещё Сунь-Цзы говорил: «Грабь во время пожара». Вот некоторые и следуют. Даже ваши, вместо того, чтобы отражать атаку.

– Дебилы, блин.

Младший подумал, что уж пограбить ему захочется в последнюю очередь. Хочется выжить и унести ноги.

– Я тоже так думаю. Дураки и подонки. А городу конец.

Саша до последнего надеялся, что ошибается. Но не верить опыту этого человека не было оснований.

Глава 9

Изгой

Денисов был одним из важных заказчиков редкостей. Он жил на краю Смоленского православного кладбища, где сам построил дом из привезённого довоенного кирпича (в городе делали свой, но его не устраивало качество). Он был совершенно нерелигиозен, но как-то уживался с соседями – отцом Василием из Церкви Смоленской иконы Божьей Матери и сильно пьющим смотрителем старого кладбища – тоже нейтралами, не подчинявшимися ни одному из магнатов.

Как-то раз, после третьего выполненного Сашей задания, они встретились в «Сучьей Норе», где старика многие знали и приветствовали. Посидев пару минут, Денисов сказал Молчуну: «Ну его, этот шалман. Шумно, грязно. Домой ко мне будешь грузы таскать. Сторож пропустит».

На кладбище не зря имелся сторож с ружьём. Неадекватные компании иногда захаживали сюда, выпивали, ломали надгробья. Но никто из них не подходил к забору маленького поместья Денисова, не орал рядом, не безобразил и не мусорил. Почему? Узнав этого человека поближе, Саша перестал удивляться. Тут все знали, кого можно трогать, а кого нет. От пожилого интеллигента исходило то, что Саша всегда мечтал иметь. Аура силы и авторитета.

В гостях его тогда напоили настоящим коньяком, и часа два Денисов рассказывал про окружающий мир, про науку и жизнь до Войны. Из этого неформального разговора Младший узнал больше, чем от прочтения толстых энциклопедий. Правда, голова потом побаливала, пить он не любил. Но в Питере то и дело приходилось ради «социализации» идти на уступки. Хотя за столом старался больше закусывать, чем выпивать.

Старикан оказался любителем «культурно посидеть» и поговорить за жизнь. И, хотя Молчун не любил ни того, ни другого, но понял, что так можно поесть на халяву (да ещё и деликатесов!) плюс узнать полезные факты и городские новости.

Да и покровительством сильных мира сего не разбрасываются. Максим Виленович Денисов (отчество было странным, но старик объяснил, что оно образовано от первых букв имени Владимира Ильича Ленина) совсем не выглядел как мафиози, но имел очень много связей в верхах. Позже Саша узнал, что Денисов знаком со всей элитой города.

Но не только поэтому тот спокойно ходил в тёмное время по опасным переулкам без оружия. Многих «малых» авторитетов Денисов тоже знал лично, поэтому даже отморозки-беспредельщики старого мудреца не трогали.

Впрочем, он и сам мог за себя постоять. Максим Виленович был похож на ожившую реконструкцию денисовского человека – ширококостный, невысокий, массивный, с грубыми чертами лица. Раньше носил густую кучерявую бороду и бакенбарды, что еще добавляло сходства не то с находкой антрополога, не то с волшебником из фэнтези. Видимо, сравнения его достали, и недавно лишнюю растительность с лица он сбрил. Ещё Денисов имел громоподобный голос и не стеснялся по любому поводу излагать свое мнение. И никогда оно не было пустым. Из головных уборов предпочитал старомодный берет, как какой-нибудь довоенный художник или писатель, хотя был, скорее, учёным. Но сам отмахивался от этого звания.

«Я – всего лишь самоучка. И я не инженер, как „шестёрки“ магнатов, обслуживающие остатки техники. Я – теоретик. Для меня это искусство, а не работа».

Был он холостой, точнее, вдовец, и жил на широкую ногу («и руку, и желудок» – как сам говорил). Откуда Денисов берёт средства, Саша не знал, но складывалось ощущение, что они у него не заканчиваются, и старик не задумывается о цене вещей и продуктов.

Когда он приглашал, Саша этой возможностью всегда пользовался. Тем более, что Анжела особо с готовкой не заморачивалась и часто говорила: «Еда – на рынке или в ресторане». Или в канале плавает, с чешуёй и потрохами.

А Денисов, судя по всему, свои обеды и ужины именно из ресторанов получал.

Но на его «вечерах» не только пили и ели (не обжираясь), не только играли в карты и шашки (и даже шахматы), не только курили, но и разговаривали. Реже – о местной политике. Чаще – о каком-нибудь Кьеркегоре, Хокинге или Перельмане.

В гости приходили разные люди – художник-дизайнер, мелкий чиновник из Ратуши, журналист из газеты (той самой, где публиковались объявления о «продаже хороших людей»), инженеры с заводов, торговцы, бывавшие в далёких краях. Заглядывал и Чучельник, который не удивился, увидев здесь знакомого сталкера, но общался так, будто они с Сашей друг друга не знали. Раньше он частенько посещал этот своеобразный богемный клуб, но в последние месяцы заболел, много кашлял в платок и выглядел неважнецки.

Часто с ними за столом сидел «молчаливый» (как оказалось – немой) кладбищенский сторож Поликарп. Мода давать имена «под старину» здесь была как же сильна, как в Сибири и на Урале. Может, он понимал не всё, но его гипнотизировали и завораживали умные разговоры.

Но никогда там не появлялись люди из окружения Кауфмана или Михайлова.

Пару раз гости приходили с дамами разного поведения, но чаще состав сборищ был чисто мужской. Впрочем, никаких порочных «наклонностей» у участников замечено не было.

Иногда засиживались за полночь, расходились уже под утро. Встречи случались несколько раз в месяц, но Саша приходил не на все, старался не злоупотреблять хлебосольством хозяина. А ещё старался Анжелу не злить без надобности. Хотя в компании этих неординарных людей ему было интереснее, чем с ней.

Так он заполнял пробелы в образовании. Хотя Денисов знал столько, что и десяти лет не хватило бы. Особенно в точных науках. «Гуманитарку» не любил и говорил, что знание о том, как топились в речке вымышленные люди, ещё никому не помогло сконструировать двигатель. Впрочем, иногда снисходил и до обсуждения литературы с философией.

«Может, бог и есть. Но даже в таком случае… и он, и душа, стали бы просто другой формой материи. Нет барьера между материализмом и идеализмом! Данное существо не отличалось бы от нас ничем, кроме того, что смогло создать Вселенную. Зачем ему поклоняться? Почему нельзя просто уважать? А ты