Стратегии злых гениев - Валентин Бадрак

Тяжелое детство наделило всех без исключения «злых гениев» чувствительной психикой, воспаленной восприимчивостью и уязвленным самолюбием. Они вследствие испытанного насилия или агрессии были готовы встать на порочный путь, но вовсе не обязательно должны были это сделать. Для последнего необходимо было еще получить достаточную дозу раздражителей, пересечь порог стресса или переживания шоковых эмоций, чтобы у них родилось желание совершать неестественные в общественном понимании поступки.

Раздражители деструктивного на ощупь и на вкус

Все они шли к своему новому облику путем постепенного и последовательного нарушения установленных обществом правил; первым и самым действенным разрушением для всех их было разрушение созданных предшествующими поколениями табу. Шаг за шагом, вступая в область недозволенного, увлекаемые раздражителями беспокойного детства, они шли к своему абсолюту – часу, когда разрешено все, когда сокрушение всего мира становится доступным и возможным. И они тайно упивались этой открывающейся возможностью разрушений устоев, как пьяницы непомерными дозами алкоголя. Они так утверждались, приобретали сомнительную славу и эфемерное признание, двигаясь быстрыми широкими шагами навстречу неминуемой гибели. Прикосновение к темным, низменным сторонам человеческого бытия на фоне абсолютной доступности и неограниченной власти привело к рождению антигероев. Безбрежная свобода, от которой они хмелели, неизменно заводила их в безжалостные тупики, откуда оставался только один путь – в ад.

Соприкосновение с насилием и агрессией, особенно в раннем возрасте, порождает устойчивое желание испытывать ощущение насильника, убийцы или истязателя снова и снова, не покидая человека до самой смерти. Увидев, а затем и прочувствовав грани безбрежной власти, человек оказывается зараженным ею, причем в большинстве случаев эта болезнь неизлечима. Одним из основных раздражителей для будущих демонических личностей и, быть может, одним из наиболее важных пунктов в формировании их мотивационных аномалий является тот факт, что они слишком рано пролили кровь и почувствовали близость смерти. Те, кто в раннем возрасте совершил убийство, а до того нередко присутствовал при истязаниях или сам оказался объектом мучителей, обязательно стремились оказаться в роли угнетателей, отомстить всему миру или просто самим испытать приторную сладость греха насилия или убийства.

Калигула увидел насилие во всех его проявлениях еще в военном лагере своего отца. Сила, применяемая против покоряемых народов, считалась доблестью, приносила славу завоевателя, а с нею и власть – без ограничений. Приобщаясь к порокам постепенно, Калигула еще в юности исследовал грязные кварталы Рима, обходя лупанарии и не гнушаясь попойками и потасовками в дешевых кабаках. Любопытно, что император Тиберий негласно поощрял нездоровое любопытство своего преемника к темным сторонам человеческих желаний, очевидно, понимая, что из такого ростка при благодатных условиях может вырасти доселе невиданный сорняк. Когда же император официально объявил Калигулу преемником, то в своей резиденции он начал приобщать молодого человека к убийствам, насилию и сексуальным излишествам. Старый император добился высоких результатов в решении своей задачи дать Риму правителя-изверга и, очевидно, мог собой гордиться.

Кроме жестоких гладиаторских зрелищ и травли на арене людей дикими животными, Нерон знал о темном прошлом своих родителей. Не подлежит сомнению, что в рассуждениях Нерона присутствовало сравнение со своими матерью и отцом, которые не гнушались убийств, насилия и сексуальных излишеств. Во многом он прошел путь Калигулы, но заметно превзошел его, причем не столько в масштабах пороков, сколько в их демонстративном представлении обществу. Но к порокам он также двигался постепенно: сначала он узнал все о родителях, затем наблюдал за лишением жизни и пытками истязаемых, наконец получил собственный опыт и был сам вовлечен в царство инстинктов. Возможно, то, что вместе с неограниченной властью он получил и обширное образование, способствовало проявлению шокирующей фантазии в насильственных актах. Хотя Нерон рано испытал прикосновение к смерти, однако женоподобный, слезливый цезарь избирал бескровные, как бы немужские, способы убийства, чаще всего посылая «приказания умереть». Ну а желание всеобщего вовлечения в пороки диктовалось в случае с Нероном намерением подтвердить порочность самой человеческой натуры.

Чингисхан тоже с первых лет жизни столкнулся с неприкрытым насилием, агрессией и смертью. Он видел убийства, и это стало самым главным раздражителем детства, открыв путь к убийству еще в подростковом возрасте. Ощущение убийцы он пронес через всю жизнь, расширив территорию смерти на сотни тысяч квадратных километров. То же можно сказать и об Иване Грозном: сталкиваясь с насилием с детских лет, он начал с истязания и умерщвления животных, постепенно подбираясь к людям. По обретении власти он еще юношей решился на убийство. И с тех пор царь уже никогда не останавливался, истребляя ближних со смаком, – даже уничтожил собственного сына. Саддам Хусейн также с первых лет жизни столкнулся с неприкрытым насилием и смертью. На его глазах разворачивались истязания поверженных и глумление над их телами во время многочисленных переворотов, и запах крови стал для него близким, понятным и желанным. Крик пытаемого заменил ему вдохновляющую песнь, а первое убийство он совершил в молодые годы, для самоутверждения лишив жизни провинциального коммунистического лидера. Ступив на путь непрерывной борьбы за власть, он, в первую очередь, проявил себя как раз как искусный палач и истязатель.

На войне произошло приобщение к агрессии и Усамы бен Ладена, современного пророка смерти. Неизвестно, принимал ли он личное участие в уничтожении советских солдат во время поддержки моджахедов в Афганистане, однако именно в этот период произошел ключевой перелом в его восприятии мироздания. Сначала он почувствовал вкус к убийству, а уже потом подвел под возможность уничтожения людей удобоваримое для исламского мира обоснование – «необходимость» смертельной борьбы с неверными. Нахлебавшись смертельного зелья во время войны, этот человек уже не мог и, по всей видимости, не желал останавливаться – отныне вся его жизненная стратегия оказалась построенной на смерти и разрушении, которые он нес и на которые вдохновлял, с успехом подведя под насилие религиозную платформу.

Приобщение к кровавым зрелищам и насилию может происходить не только в раннем возрасте, особенно если начало жизненного пути отягощено борьбой за власть. Например, Екатерина Медичи до возведения на трон своего второго сына не имела неограниченных полномочий. Но она не раз демонстрировала любовь к созерцанию смерти. Историки писали, что она с алчностью волчицы любила наблюдать публичные казни. Пройдет немного времени, и она сама будет отдавать распоряжения лишить жизни того или иного человека, а то и сразу многих. Подобный опыт характерен для Сталина и Гитлера, которые в поисках своего места в жизни и во время тайной борьбы за власть вынуждены были долгое время тщательно скрывать свое истинное лицо. Сталин долго себя не проявлял, отчаянно маскируясь и позволяя лишь рукоприкладство по отношению к однопартийцам и призывы к бескомпромиссному террору в отношении тех несчастных, кого он записывал в ряды своих врагов. Однако позже, по достижении власти, он подчас сам придумывал пытки для тех или иных обреченных им же на смерть и отправлял на гибель людей без счету. А вот Гитлер, имеющий, как и Нерон, женскую акцентуацию, избегал и боялся кровавых зрелищ, однако не брезговал рассматривать фотографии изуродованных по его распоряжению бывших соратников. Чужая насильственная смерть возбуждала фюрера, доставляя ни с чем несравнимое удовольствие. Она была подтверждением его власти и возможности исполнения самых сумасбродных желаний.