Чернила и перья - Борис Вячеславович Конофальский

походе от замка колдунов до Швацца можно было уже найти время для упаковки посуды хоть в корзины с соломой.

«Дурья башка, ну как не подумать о том?!».

Ну ладно, те дни для него были тяжелы, но после, когда уже добрались до столицы Винцлау, можно было бы уже побеспокоиться о своих богатствах… Так нет же, в те дни он думал только о том богатстве, что было под юбкой принцессы.

«Дурак, старый сластолюбец!».

Теперь же половина посуды нуждалась в ремонте. Царапины и потёртости от дорожной тряски, погнутости были на половине всех предметов. Впрочем, вторая половина была и вправду хороша. Посуда вся была из южных земель, а там мастера знали толк в красоте и изысканности. А тут и баронесса появилась во дворе.

- Что? Брюнхвальд уже рядом? – её поначалу волновала только поездка в столицу. – Значит, скоро уже поедем?

Но тут Элеонора Августа увидала те красивые вещи, что слуги помогали её супругу осматривать и раскладывать в разные корзины.

- О, а это что? – она вытянула из корзины большое блюдо с позолотой и тончайшим орнаментом по краю. – Ах как это хорошо! – восхитилась баронесса.

На взгляд генерала, позолота выглядела немного вычурно, слишком уж богато, но, в принципе, блюдо было красивым, к тому же оно, кажется, не пострадало в дороге.

- Это же всё наше? – сразу уточнила его супруга, с восторгом разглядывая блюдо.

- Не всё, - ответил ей супруг. – Часть нужно будет отдать офицерам и солдатам.

- Но это блюдо должно быть наше! – твёрдо заявила баронесса. – И тут же, не выпуская из рук серебра, стала смотреть, что ещё может ей пригодиться в хозяйстве, и уже наклонилась к одной из корзин, в которой были неиспорченные вещи. - А это что? А, это кувшинчик… - она взяла и кувшин и стала его разглядывать со всех сторон. А тут ещё молодой барон появился на дворе, с ним был и его младший брат… Они тоже заинтересовались тем, что достаёт их отец из кареты. А их матушка решила и кувшин забрать в семейные сервизы.

- Ах, как он изящен, очень нам пойдёт. Вот в чём надобно подавать вам вино, а не в стекляшках наших, – и эти находки лишь раззадорили хозяйку поместья, она стала искать, что бы ещё взять, но тут генерал и говорит ей:

- Ничего из этого на моём столе не будет.

- Так отчего же? – едва не возмущённо воскликнула баронесса.

И тогда он, глядя на супругу со значением, и говорит ей:

- Вся эта посуда со столов графа и графини Тельвис, а они людоеды, и они прикасалась к этому руками и губами своими, и вам, госпожа моя, должно претить даже брать это в руки.

Лицо баронессы сразу изменилось: в ней боролись две силы; ей очень нравились те вещи, что она отыскала, но и слова мужа о людоедстве возымели на неё воздействие. Она ещё раз стала рассматривать блюдо, но уже без прежних восторгов, видно, представляла, как с того блюда рука ведьмы берёт персик или ещё что-то подобное. А вот молодой барон, услыхав слова отца о посуде людоедов, так даже закричал, обращаясь к брату:

- Батюшка привёз посуду людоедов!

- Нет, - не согласился младший. Он не верил в это.

- Говорю же тебе, балда! – орал теперь уже на весь двор старший брат. – Это посуда людоедов, они с неё людей жрали… - и после этого он устрашающе оскалил остатки молочных зубов, чтобы напугать брата. – Ы-ы…

- Госпожа моя, - Волков смотрит на сыновей осуждающе. Потом переводит взгляд на жену. – Прошу вас, положите это всё и уведите их отсюда. Я не могу слышать их ора.

Как всё было разобрано и разложено по корзинам, он понял, что его расчёты были несколько оптимистичны. Теперь он понимал, что даже и четырёх тысяч талеров за всё не получит, хотя, к примеру, одно то блюдо, что понравилось баронессе, тянуло монет на сто восемьдесят. Мало того, в Малене его продавать смысла не было, как и отдавать посуду в счёт погашения долгов. Нужно было её везти в Вильбург, ещё лучше в Ланн, но с поездкой к «сестрице» и «племяннице» он до сих пор ещё не определился.

«Вернусь от герцога – будет видно».

Но ждать до того времени он не мог, солдаты и офицеры будут ждать своей доли в добыче, да и ему деньги надобны… да просто на жизнь, на содержание слуг хотя бы.

Он сел обедать, а когда заканчивал, узнал, что первые из солдат отряда Брюнхвальда уже добрались до Эшбахта, и тогда он стал собираться.

- И куда же вы собрались? – жена как будто чувствует что-то, как будто умеет иной раз угадать его мысли. - Уж не в Амбары ли собрались? – Элеонора Августа, как и положено прилежной жене, стоит в дверях, на руках у неё младенец, последний из рождённых ею сыновей.

- Надо встретить Карла, - генерал старается не давать ей повода для криков и слёз.

- Карла встретить?! – едко интересуется баронесса. – А ночевать-то хоть приедете?

- Вы лучше собирайте вещи, - отвечает супруге барон, - ежели, конечно, собираетесь в Вильбург со мной ехать.

- А что мне их собирать? – зло говорит ему баронесса. – У меня, чай, сундуки от платьев не ломятся.

- Так собирайте что есть, завтра в полдень и поедем, чтобы до вечера быть в Малене, – отвечает он ей, выходя из покоев, а жена всё что-то выговаривает ему, но он её уже не слушает.

Фон Готт и Кляйбер его уже ждут во дворе, его конь осёдлан, да жена не зря волнуется, он собирается остаться сегодня в Амбарах и дождаться Брюнхвальда, а заодно и послушать Неймана насчёт купеческого подворья туллингенцев в Эвельрате. И, конечно же, заночевать там, уделить внимание умнице Бригитт и обнять свою дочурку.

Глава 45

Волков ещё до ночи встретился и с Карлом, который доложил ему о горных маршах, о поломках, утратах, о вымотанных к концу похода лошадях, но главное, о чём генерал слушал с интересом, рассказал ему капитан Нейман. Но то был короткий доклад. Нейман был вообще-то не очень хороший рассказик.

Так и так: большое