Золотая шпора, или путь Мариуса - Евгений Ясенов

Два года спустя Камир появился в городе Бизра, что на берегу великого озера Такко. Казалось, он решил во всем поступать наперекор правилам, ибо занялся делом богомерзким — стал красильщиком шкур. Для меня и тебя, дорогой Рауль, это непонятно, но в Джанге считается, что преступно изменять внешний вид того, что создано Митрой. Коль создал он овцу белой, то белой ей и быть, даже после смерти, когда станет она шкурой.

Покраска шкур не считалась преступлением. Это был лишь проступок, осуждаемый всеми, как у нас осуждается пьянство. Крашеные шкуры не использовались в пределах страны степняков, но ими выгодно торговали, продавая талинам и общинникам. Камир мог и дальше заниматься избранным делом, ведь ему было безразлично, как к нему относятся окружающие. Но он задумал нечто большее. Он хотел стать изгоем и хотел, чтобы все видели: он не такой, как все. Выставляя напоказ свое инакомыслие, он хотел собрать вокруг себя несогласных.

И Камир добился своего. Известный в городе и далеко за его пределами, он стал своего рода маяком. Несогласные шли к Камиру, как к мессии. Именно тогда его впервые назвали Светлым Пророком. Все это случилось в пору, когда число бунтарей среди степняков вдруг стало весьма заметным. Размягченные долгой жизнью без потрясений, власти страны Джанг прозевали момент, когда недовольство стало опасным. Полицейский надзор, некогда всеохватный, ослаб, да и не верил никто, что забитый, мирный народ способен на серьезное возмущение.

А Камир меж тем успел создать учение и увлечь им сотни людей. Он проповедовал свет и добро, утверждая, что именно такова истинная ипостась бога Митры — а не гнев и кара, как учила официальная теология. Наконец, опасность Светлого Пророка поняли власти. В дом Камира направили отряд с приказом арестовать смутьяна. Предупрежденный, тот вовремя исчез. Тогда правитель страны — каффар Джунгар — назначил изрядную награду за его поимку. Но Камир оставался неуловим. Позже выяснилось, что, обезобразив свое лицо до неузнаваемости, он отправился в паломничество по городам своей страны, призывая людей следовать по пути Светлого Пророка. Вместо сотен его вскоре стали поддерживать тысячи, затем — десятки тысяч. И чем более сторонников он приобретал, тем труднее его было изловить.

Уже тогда степняки считали Красный Лес проклятым местом. Камир, который во всем шел наперекор, задумал провести своих последователей через Красный Лес и поселиться к югу от него, на свободных степных землях. В назначенный день тысячи и тысячи людей должны были двинуться с насиженных мест, чтобы собраться у Красного Леса. Камир рассчитал все до мелочей. Из дальних поселений его люди вышли загодя, из ближних — лишь за несколько дней до назначенного срока. Но все собрались вместе у Красного Леса одновременно, в час, определенный Светлым Пророком.

Конечно, столь грандиозный план не мог увенчаться полным успехом — слишком много людей в него было вовлечено. И, хотя во всех деталях Джунгар о великом замысле так и не узнал, некоторые отряды паломников по его приказу успели задержать. От них Джунгару стало известно время и место сбора. Он немедленно послал туда войска в расчете легко расправиться с толпой сброда. Но ему пришлось иметь дело с людьми, готовыми к вооруженному отпору. На громадном поле восточнее Кабы — главного святилища степняков — состоялась кровопролитная стычка. Тысяче всадников Джунгара противостояло, наверное, вдесятеро большее число паломников — но кроме луков и палиц они не имели никакого оружия. Почти полностью погибнув, этот отряд, однако, выполнил свою задачу — истребил всадников каффара. Остальная часть паломников — несколько сотен тысяч — скрылсь в Красном Лесу.

Дальнейшее — уже чистая легенда. Камира, смертельно раненного в схватке, осторожно везли, надеясь на чудо, на то, что бог Митра не позволит погибнуть своему пророку. И, когда паломники достигли большой прогалины, Камир сказал: "Начинайте здесь". Эти слова, которые можно понимать по-разному, стали его последними словами. Пророка поняли буквально и основали на той самой прогалине поселок. Впоследствии, как принято считать, степняки-бунтари расселились гораздо шире. Есть и другая легенда — о том, что никто из паломников живым не вышел из Красного Леса…"

Большое перелесье. Дома из первосортного стройматериала, который всегда под рукой. Ровные, как по линейке проложенные улицы. Двухэтажное здание в центре, квадратная площадь перед ним… Между деревьев, если смотреть на юг, пробиваются широкие полосы света, вдали виднеются бурые поля.

Поселение возникло столь неожиданно, что казалось плодом воображения или сказочной мистерией. В его реальности убеждало множество избыточно жизненных картинок. По улицам расхаживали боцманскими походками бородатые люди, хрипло, но зычно перекликаясь через целые кварталы. Женщины с румянцем во всю щеку, подбоченившись, о чем-то азартно спорили. Дети, перепачканные, как рудокопы, гонялись за облезлой собакой с тощими боками и огрызком хвоста. Гигант со всеми признаками лесоруба, отбросив осточертевший топор с длинной ручкой, мылся у огромной бочки — мылся смачно, отфыркиваясь на всю округу, и лепная его мускулатура картинно ходила под смуглой кожей.

По масти эти люди напоминали степняков — такие же высокие, узколицые, тонкогубые, густобровые. Но и отличия бросались в глаза. Степняки не носили бород. У них это была привилегия жрецов. Здесь, на околице Красного Леса, наблюдалась обратная ситуация. Все, буквально все мужчины имели на лицах пышную растительность. И лишь отдельные ничтожные личности без следа волос на воспаленных физиономиях забито жались к стенам.

Мариус запоздало подумал, что стоило обойти поселок стороной. Если это степняки, то от них ожидать нечего, кроме очередных неприятностей. Но Мариуса уже заметили. И он, вздохнув, направил трех лошадок, бывших в его подчинении, по одной из улиц. Как же так, думал он, ведь говорили, что за Красным Лесом никто уже не живет. Ведь точно известно, что Красный Лес для степняков — непреодолимая преграда. Как же оказались они здесь? Не притвориться ли немым, подумал Мариус, но, вспомнив о разоблачении в саду уважаемого Джара, решил не повторять прежних ошибок.

Ватага мальчишек сопровождала лошадей и оглушительно визжала.

Пристальные взгляды местного населения жгли Мариуса, как пчелиные укусы. Не имея никакого плана действий, он по наитию выбрал конечной точкой пути площадь перед двухэтажным сооружением.

Там его уже ждала представительная группа из трех явно должностных лиц со свирепыми физиономиями. "Что делать?" — спросил Мариус свой Голос. Голос молчал. Он в последнее время вообще предпочитал избегать ответственности и не утруждал себя советами. Но сейчас молчание было полным. Голос уже не спал, как прежде, а умер. Мариус как-то это сразу понял.

Ему стало нехорошо. Не то, чтобы он огорчился этой потере — теряют больше иногда. В конце концов, это второе «я» больше раздражало Мариуса, чем помогало. Но дело обстояло куда серьезнее. Мариус чувствовал, что своей смертью Голос нанес ему вполне реальный вред. Душа Мариуса, от рождения монолитно цельная, после встречи с черным рыцарем разделилась надвое, как делится тенью луна. А теперь одна из половинок исчезла — и душа стала вдвое меньше, чем была от рождения. Причем умерла та часть, благодаря которой Мариус мог как-то принимать решения. И теперь вторая половина, более ранимая и беззащитная, предоставлена самой себе. Не в силах определить причины и следствия этих изменений, и даже четко их сформулировать, Мариус ясно ощущал одно: его бессмертная душа гибнет — постепенно, но неотвратимо, как тает снег под безжалостными мартовскими лучами. Связано ли все это со смертью Расмуса? Мариусу казалось, что напрямую.

Одурманенный мыслями, Мариус бессознательно спрыгнул с лошади. Почему он не попытался бежать? Потому, что не мог бросить Уго. Больного Уго, охваченного жаром, с трудом сидящего в седле.

Один из мрачной троицы что-то грозно прочирикал на языке хулу.

— Не понимаю, — грубо ответил Мариус на всеобщем.

Трое обменялись удивленными взглядами.

— Кто есть ты и пришел откуда? — последовал вопрос на всеобщем.

— Я из Рениги, — лаконично ответил Мариус.

— Попал сюда как? — инициативу разговора перехватил один из троих — человек с необычайно пронзительным взором, который обычно выдает порядочного человека, но с тем же успехом может принадлежать закоренелому лицемеру. — Попал случайно, — устало сказал Мариус. — Шел лесом и набрел на ваш поселок.

— Шел откуда?

— Из этого… Из Джанга.

Трое обменялись быстрыми репликами на птичье языке. Потом порядочный гневно изрек:

— Лжешь ты!

— Нет, — терпеливо сказал Мариус.