Франчиска - Николае Бребан

— А мне ты нравишься гораздо меньше, — подхватила Франчиска, — но, несмотря на это, именно я предлагаю тебе… а ты…

— Знай, что тебе иногда очень хорошо удается быть несносной! — прервал ее Килиан.

— Я хочу быть твоей женой! — вдруг воскликнула Франчиска.

Килиан молча вновь зашагал по комнате.

— Я думаю, что так оно и будет, — проговорил он через некоторое время. — Но во всяком случае не сейчас и если мы будем живы.

— Мне нравится, когда ты так улыбаешься, — отозвалась она, — мне тогда не так страшно.

Прошло несколько дней, и они вновь вернулись к этой теме. Но на этот раз говорил Килиан, а Франчиска слушала его, сидя на кровати и прислонившись спиной к стене.

— Все это не так уж запутано, как кажется, — говорил он. — Нам не так-то легко расстаться, хотя прошел всего год, как мы познакомились. Собственно говоря, между нами не было никакой любви, а только общность интересов. Да, интересов, духовных интересов… Я все время очень внимательно слушал тебя, и из всего сказанного тобой я узнал так много нового, что от этого теперь невозможно отделить тебя… Сейчас я даже сожалею, что не прерывал тебя иногда, чтобы мы могли вместе обсудить кое-какие вопросы… Ты извини меня, но, как человек не очень опытный, ты порой стреляла мимо цели, но не в этом дело… Есть люди, которые занимаются партийной работой, они трудолюбивые, честные, преданные люди, но страдают словонедержанием и превращаются в невероятных болтунов. И это не такое уж большое зло, когда они не говорят глупостей и не делают ошибок, но они не дают говорить другим и тем самым занимают неправильную позицию, потому что очень часто те, кто их слушает, могли бы сказать нечто более умное, чем они… Поэтому-то я и боюсь запускать в ход свою словесную мельницу или прерывать говорящего, вполне понятно, если он действительно что-то говорит! Но ничего, к некоторым вопросам мы сможем еще вернуться! Нет никакой надобности превращать нашу дружбу в какой-то семинар, и сейчас я хочу говорить с тобой как друг. Истина заключается в том, барышня-философ, и это я должен тебе обязательно сказать, что ты порою выражаешься так цветисто, что нужно огромное терпение, чтобы слушать тебя. Слов нет, ты начитанна, даже слишком начитанна, и вовсе не глупа, наоборот, ты можешь иногда испугать человека своим умом. Глупостей ты никогда не говоришь, и, даже если ошибаешься, слушать тебя интересно… Но есть другая проблема: я уверен, что было бы вовсе не плохо, если бы ты осенью поступила на медицинский факультет. В этом отношении мы бы с удовольствием помогли тебе, но это означало бы еще пять-шесть лет, отданных книгам и теориям, а ты и так уже набита книгами и теориями. Тебе нужно было бы немножко практики, немного жизни, как можно больше людей, совершенно незнакомых и разных… Вот видишь, каким назидательным я стал, даже тон переменился, словно я председатель собрания… — Килиан улыбнулся. Франчиска молчала и пристально смотрела на него. Непрерывно дымя, прикуривая одну сигарету от другой, Килиан шагал по комнате и продолжал говорить. — Следовательно, тебе необходимо окунуться в жизнь, но не так, как здесь, когда ты работаешь на заводе в качестве обслуживающего персонала. Тебе нужно окунуться в самую гущу жизни. Если ты это сделаешь через пять лет, то и тогда это будет неплохо… Я бы сказал, что ты пока вроде сочувствующего марксизму, и я убежден, что, родись ты четверть века назад, ты вместе со многими румынскими рабочими и интеллигентами оказалась бы в Испании, чтобы бороться за коммунизм… То, как ты судишь о буржуазии, достаточно ясно говорит за то, что ты любишь нас, любишь коммунистов, но вместе с тем обнаруживает и нечто другое, а именно что эта любовь еще слишком расплывчата, слишком абстрактна и символична. Именно такое чувство было у честных, лишенных всякой предвзятости интеллигентов перед войной. Но такой интеллигент, как я уже говорил, мог проявить себя в Испании или в подпольной борьбе и по-настоящему перейти на сторону коммунизма, ему было в какой-то степени легче, потому что и теоретическое осмысление сущности гражданской войны в Испании и очень конкретная опасная работа подпольщика была иногда подобна манне небесной… Ты, барышня-философ, как и многие другие, кто делает подлинные усилия, чтобы приблизиться к нам, стремишься к коммунизму, искренне веришь в него, но когда вступаешь в контакт с рабочим классом, пугаешься. Да, это потруднее, чем говорить красиво, все замечать, извлекать общие идеи и все такое прочее… Коммунизм — это рабочий класс в действии, а вот тебе и не хватает действия и знания рабочего класса, преданности ему. Рабочий класс для тебя пока неведомый мир, но все зависит от тебя. Ну, хватит этой проповеди, закрываю собрание! Поговорим о нас двоих. Я думаю, что мы поженимся, но не думаю, что это будет хорошо, если произойдет сейчас. Мне даже кажется, что нам было бы полезно на некоторое время расстаться, тем более что я должен уехать из Бухареста. Могу даже высказать парадокс: для нас было бы лучше, прежде чем полюбить друг друга, расстаться друг с другом. Мы еще не можем любить так, как того достойны, мы еще слишком мало соответствуем друг другу… И было бы грешно все второпях разрушить. Да, конечно, ты мне нравишься, и я должен честно признаться, что если поступать согласно чувству, то мне нужно было бы заключить тебя в объятия и даже не отпускать домой. Но мы не равны, а любовь, как я твердо верю, вне равенства, в самом глубоком смысле этого слова, простое лицемерие, а иногда и что-нибудь похуже. У каждого из нас свои слабые стороны. У тебя это касается классового чувства, у меня — интеллектуальной односторонности и характера, как ты говоришь, сделанного как бы из одного куска, без всяких оттенков. Конечно, интеллектуальность, способность к тонкому восприятию можно выработать так же, как и классовое чувство. Но по мере постижения всего этого человек должен перерождаться. Я обязан стать интеллигентом… А иначе что ты будешь делать, если я за всю свою жизнь так и не стану интеллектуалом твоего уровня, а останусь больше практиком, пусть даже неплохим?.. Как бы там ни было, ты не сможешь жить с человеком, который не сумеет понять и оценить то, что ты ему даешь, чем его обогащаешь. Но это лишь одна сторона вопроса. Все обстоит гораздо сложнее, чем я могу это изложить и чем даже мы вместе можем представить себе. Мы расстаемся теперь потому, что мы еще