Архитектура для начинающих (СИ) - "White_Light_"

Заканчивая смену, Арсен проводил до стоянки отца бывшего своего одноклассника, а ныне пациента.

Никита Михайлович приехал почти сразу, как дежурная медсестра сообщила о ночном происшествии. Успел поймать Арсена и теперь больше половины часа пытал вопросами, сводя к их к единому «кто виноват?» и, судя по всему, уже ответив себе на него.

— Теперь только ищет, как доказать, — отделавшись от Золотарева-старшего, Арсен набрал сначала Ольгу, не дождался ответа и перенабрал Талгата. — Так что готовьтесь. Кампински-то где?

— В душе, — обшаривая взглядом содержимое Ольгиного холодильника, бурчит в трубку Талгат. — Как сам-то?

Хмыканье Карапетяна красноречивее тысячи слов.

— Да уж получше, чем… сам знаешь, кто, — в его реальности слышны шаги, приглушенные или далекие голоса. — Смену сдаю. К Руденко когда Джамалку привезешь, скажи, что от меня, и не рычи так на него от ревности. Отелло.

— Да пошел ты… — почти беззлобно бурчит Талгат, оглядывается на появившуюся в дверях кухни Ольгу. — Вон, Кампински еще расскажи, что делать, — отдает трубку и «возвращается» в холодильник за добычей.

А Городок тем временем — как театр — полон слухов. В том смысле, что это обычное, рабочее состояние любых человеческих сообществ. Существует даже версия, по которой человеческий язык и развился-то только благодаря сплетням, стал более гибок, информативен и дал древнему человеку новую силу, не существующую доселе в природе.

«Мишку пытались убить! Он в коме!» — лейтмотив наползающего утра в Городке.

Сарафанное радио тиражирует всё новые версии посредством «испорченного телефона» и при участии недюжинной фантазии Нины Андреевны, ее дочери Светланы, а также Катерины Изотовой, вступившей не так давно в почетные членши истинных женщин Городка.

«Борца за справедливость пытались уничтожить!» — значится на первых виртуальных полосах слухов. Почему борца, с кем/чем и за какую именно справедливость, история умалчивает, отметая эти детали, как не очень важные в священной войне. Главное — борец, справедливость и убить, а расставить ключевые слова каждый может в любом удобном ему порядке.

«Московские конкуренты — подозреваемый номер один Исин Талгат», — уточняет один источник.

«Подозреваемый номер два — бывшая одноклассница Ольга Кампински», — подсказывает другой узнаваемый голос.

«Номер три — Джамала, уволенная вчера одним-единственным днем спустя пять лет верной службы».

И совсем уже экзотика — это заговор Риты и Ольги с целью расправиться с Мишкой, не дающим развода неверной жене из-за маленькой дочери.

В штаб-квартиру стекаются соболезнующие. Получив новую информацию, передают ее дальше по всем своим доступным каналам.

Слушая маму, находящуюся на грани истерики, Рита некоторое время не могла отделаться от предательской мысли о том, что в Городке ночью произвели испытание неизвестного психотронного оружия. Иначе как еще разумная, современная женщина-математик всего за одну ночь может превратиться в брызжущую слюной истеричку, явившуюся ни свет ни заря и не замолкающую теперь ни на минуту.

— Ты понимаешь, что его хотели убить?! — в сотый раз за текущее утро вскрикивает Диана Рудольфовна. — Из-за тебя! Люди все так говорят и считают!

Отвечать бессмысленно. Уже пробовала, не помогает. Рита закрывает лицо ладонями. Разговаривать сейчас с мамой, все равно, что с параноиком в период обострения, можно только вколов ей успокоительного и уютно завернув в смирительную рубашку.

— Ты слышишь меня?! — продолжает истерику женщина. — Не закрывайся! Отвечай!

— Заварить тебе ромашки с пустырником? — отнимая руки от лица, спрашивает Рита. — Иначе с тобой сегодня общаться просто невозможно. Я не знаю, кто ты и что сделала с моей мамой…

Обычно попытки обезвредить непонимание юмором поддерживаются обоюдно с обеих сторон. Но сейчас неизвестная психотронная хрень явно еще имеет эхо воздействия.

— Я тебе объясню! — ядовито отвечает Диана Рудольфовна. — Тебя обвинят в попытке убийства или убийстве, если Миша, не дай бог, не выкарабкается. Посадят в тюрьму…

«Наша песня хороша, начинай сначала».

— Мама! Перестань! — не выдерживает Рита. — Большей глупости от тебя мне даже представить сложно! Через… скоро я встречаюсь с Ольгой. Наверняка, она знает достаточно об этом происшествии…

— Наверняка, она даже в нем участвовала! Поэтому даже не думай! — перебивает мать. — Никаких встреч! Никаких звонков и вообще ничего больше! Марш к Мишке в больницу, пока я сама не убила тебя!

Закончив разговор с Арсеном, Ольга вертит телефон в руках, раздумывая, «позвонить ли Рите».

Звонить нужно, но, откровенно, страшно. Ибо совершенно не владеет информацией, что и как донесло до нее наступившее утро.

— Где у тебя соль или перец? — от невеселых мыслей отвлекает Талгат, занявшийся приготовлением яичницы «а-ля — холодильничные остатки».

«Наверняка, тоже скрывается от своих “должен” за этой бурной кулинарной деятельностью», — догадывается Ольга, подает специи. При свете нового дня Талгатик выглядит красочно. Лиловый синяк на левой скуле уравновешивает почти черное пятно вокруг правого глаза, приобретшего теперь монгольский прищур, руки поцарапаны, пальцы слегка вздуты припухлостью.

— КрасавЕц! — хмыкает Ольга. — В смысле, молодец, что нашел, чем подкрепиться, и я тоже буду кофе.

Она внешне ничем не отличается от себя вчерашней, только муторно на душе, и давят вопросы по ситуации — «Поедет ли Рита теперь? Как там Золотарев, каковы будут его дальнейшие шаги?»

— Арсен сказал, — телефон Талгата лежит на подоконнике, — состояние стабильное, в себя пришел, говорить не может.

— Угу, — Ольга садится к столу, получает свою порцию Талгатовского кулинарного произведения на тарелке. — Вилки-ложки там.

— Михалыч у него был, но к сыну его то ли не пустили, то ли показали и не пустили. Карапетяна не поймешь иногда, — Исин подает приборы, сгребает себе в тарелку остатки яичницы с беконом и жареным хлебом.

— Я много думал, — хмуро продолжает Талгат .— Времени нет, поэтому давай без предисловий.

Ольга согласно кивает.

— Вкусно.

— Короче, — Талгат упирается кулаками в стол и тяжелым взглядом в Ольгу, — по легенде мы подрались с местными или залетными ковбоями, они случайно докопались до нас с Золотаревым. В это время ты подъехала и спугнула их. Мишке досталось больше, и мы с тобой отвезли его к Арсену. Ни Джамалу, ни Риту, никого другого не упоминать.

— Кстати, я уже говорил сегодня с Карапетяном. Он что-то такое и выдал Золотареву- старшему, — закончив с изложением, Талгат переходит к завтраку.

Размышляя, Ольга согласно кивает:

— Окей, — мысленно вздыхая, что «все эти испанские сцены страсти и ревности в масштабе Компании и надвигающегося проекта выглядят просто нелепо».

— В остальном… — прикидывает все возможные варианты объяснений с Компанией, Золотаревыми и, возможно, даже людьми в форме. — Если менты виновных искать начнут? Никита их допечет, например. А он, я думаю, сейчас землю рыть будет.

— Еще как будет, — поддерживает Талгат. — Он не дурак и прекрасно понимает, в чем тут дело. Но дурак в том, что смешивает личное с рабочим. Давай прикинем, как будто нас это не касается, — дождавшись очередного Ольгиного кивка, продолжает. — Раздуть историю, где два главинжа подрались из-за уволенной секретарши — смешно. Притянуть за хвост историю с Ритой — глупо. Профессиональных терок между нами троими не было. Но, ни для кого не секрет, что он всегда хотел остаться здесь единоличным. Я свободно могу обвинить Старого в предвзятости, в том, что он проталкивает на проект сына и пытается устранить конкурентов. Решать, в конечном итоге, все равно Семенову.

— И тут я буду твоим джокером ,— не выдерживает, криво усмехается Ольга. — Красиво.

— Да, твою ж, мою дивизию! — Талгат медленно взрывается. Его голос по мере выплескивания слов становится то ли громче, то ли просто яростнее. — Бля, смешно! Мамочкин сериал смотрим про Хосе Родригесов! Ты же знаешь отлично — этот проект мне по силам! Иначе не сорвала бы меня с остальных! Я, блядь, загорелся им! Я не хочу терять «Северо-Запад» из-за… не глупости. Просто не намерен его терять! Понимаешь?! Я не отдам его теперь никому!