Архитектура для начинающих (СИ) - "White_Light_"

Он стоит, покорно свесив голову перед закрытой дверью под прицелом «глазка».

Она изучает его и решает «поверить ли?»

Наверняка и соседка по площадке участвует в этом спектакле.

— Если что… я просто оставлю все здесь… — Миша знает, что его слышат. Он делает вид, что собирается положить цветы и коробку на входной коврик. Ответом щелчок замка. Рита настороженно смотрит на законного еще мужа через узкое, приоткрытое пространство.

— Привет, — словно от неожиданности слегка отстраняется он, выдвигает вперед дары, — я, это, вот…

Он выглядит безопасным, мирным, дурашливым.

Рита не верит во внезапно проснувшуюся в Мишке человечность, но взгляду ее его действия сообщают обратное.

— Если разрешишь, я бы с Соней сегодня погулял где-нибудь, — он не делает попыток войти или даже приблизиться, мнется, как школьник перед завучем.

— Разрешу? — удивляется Рита. — С каких пор тебе нужно мое разрешение?

«Она изменилась, — мысленно отмечает Золотарев, скрывая выводы под растерянной улыбкой виноватого мужа. — Она холоднее обычного и сильнее, и еще… так похожа на этих вчерашних сучек из центрального офиса».

— Не начинай, — смиренно просит Михаил — я действительно что-то понял. Я… был неправ, — ему вдруг вспоминается встреча с Джамалой перед выпускным вечером. Она тоже тогда была не его. Тоже красива и бестолкова, как бабочка. Но об этом нельзя сейчас думать, иначе сорвется все, и весь спектакль пропадет зря.

— Ну, хорошо, — соглашается Рита, — во сколько ты заедешь за ней? Я спрошу ее.

— Давай в шесть, — торопливо соглашается Золотарев будто только этого ждал/готовился. — Скажи, что пойдем в парк, на ее любимую качелю.

Рита хмыкает:

— Миш, ее снесли уже год назад. Там теперь комната страха.

Он растерянно/беспомощно хлопает глазами на Риту:

— Да? И? Как мне быть? …

— Тут у вас движуха почище, чем в столице! — за обедом басит Серый. Катя специально прибежала на час из студии, чтобы покормить его и узнать — «как с работой?», заодно выдернуть сына из-за компьютера, умыть и усадить за стол.

— Что ты имеешь в виду? — подливая супа «своим мужикам», она ест на ходу, следит, хватает ли всем хлеба, горчицы, мяса.

— Стройка! Не хочу больше, — Серый отодвигает свою тарелку, взамен получает кружку.— Там, на болотах.

Катька согласно кивает — да, об этом только и говорят все последние месяцы. Моя бывшая одноклассница что-то там нарисовала.

— Фигассе, что-то! — хмыкает мужик — Да там второй Городок будет! В общем, с понедельника выхожу пока разнорабочим, а там, может, на бульдозер посадят.

Федя восхищенно присвистывает, получает от матери подзатыльник и недовольно утыкается в недоеденный суп.

— Я и тебя с собой возьму, — полушепотом, заговорщически обещает сыну отец, — на бульдозере покататься.

— И что обещают? — Катя делает вид, что не замечает эти их «разговорчики в строю».

— Сделку, как и везде, — пожимает могучими плечами Сергей, оглядывается на буфет. — Для Городка нормально. Если так все пойдет, то куплю тебе к зиме новую шубу, а сейчас пока этих подай, чебуреков своих.

Ольга с Талгатом приехали после полудня.

На подступах к Городку отметили строящийся вагончиковый поселок и Мишку в костюме и зачем-то каске, скачущего со свитой по целине.

Алешина нашли уже в офисе, где у Ложкина буквально пухла голова от новостей, которыми он непременно собирался поделиться с «пропавшими в московиях» коллегами.

Слушая в половину уха, Ольга одновременно просматривала новости на внутреннем «портале» и мониторила «сводку событий».

Талгат «висел» рядом, а Ложкин не замолкал ни на секунду, пока в кабинете не появилась Зоинька в паре с незнакомой молодой женщиной.

— Это Маша, — пояснила она на прямой Ольгин вопрос. В повисшей паузе добавила:

— Она у нас пока временно, вместо Джамалы. Но если сработаетесь, то останется насовсем.

— Ээээээ…. — Ложкин растерянно, словно ища поддержки, оглядывается на Талгата. — Что это?

Талгат, словно только что проснулся, хлопает ресницами.

— А где Джамала? — так мягко, что даже страшно от этой мягкости, спрашивает Ольга.

Бедная Зоинька, словно кролик перед удавом, сначала замирает, а потом едва качает головой, всем своим видом показывая полную неосведомленность.

— Я не знаю. Честное слово.

«Ну, вот и все», — она, впервые за последние пять лет, не спеша и свободно идет по улице прямо в разгар рабочего дня и чувствует страшную/странную потерянность. Пять лет без выходных (их обычно занимал Золотарев), отпусков, больничных.

«Я как будто в тюрьме отсидела эти пять лет», — подмышкой Джамала держит папку с личными документами. Приказ о ее увольнении одним днем был получен сегодня утром. Зоинька даже не успела еще к тому времени заступить на рабочее место. Мария Федоровна из отдела кадров презрительно фыркала, показывая, где подписывать — «остатки зарплаты и расчет по отпускным придут к тебе на карту в течение трех дней» — сообщила противным голосом и, полная своего достоинства, отвернулась от «нештатной» более единицы.

Так Компания распрощалась с маленьким своим винтиком.

«Не работница, не любовница и не жена, — я свободна?»

По дороге она заходит в «Маленький супермаркет», покупает пакет чернослива в шоколаде, к нему соленой брынзы.

«Мама говорила, что, когда ходила мной, постоянно хотела варенья из розовых лепестков, и отец приносил ей его в огромных количествах, — проходя вдоль прилавка, Джамала равнодушно скользит взглядом по пузатым баночкам. — Странно, ибо я сама его просто терпеть не могу!»

Мысли путаются, как спагетти — потянешь одну, за ней остальные пучком. Оплатив покупки, Джамала выходит на улицу, переходит дорогу и сворачивает в сквер, ведущий к «шукшинским».

«Интересно, а жив ли еще мой русский отец? Хотел ли он когда-нибудь позже меня видеть? — она и сама не замечает, как щиплет по кусочку соленый сыр, заедая его черносливом. — Если я сама не знаю, хотелось ли бы мне отыскать, увидеть его? О чем тогда говорить?» — через аллею, навстречу Джамале решительно спешит человек в светлом. В пляске светотени она не видит его лица, но весь образ кажется очень знакомым.

В отделе кадров Талгату подтвердили — да, действительно, сегодня и по собственному желанию.

Если учесть, что это было еще утром, а сейчас дело уже близится к концу рабочего дня, то, надо полагать, Джамалы из офиса давным давно след простыл. Телефон ее отключен.

— Я отойду ненадолго, — на ходу звонит Талгат Кампински, — дело есть одно. Без меня разберетесь?

— Без проблем, — отвечает уверенный голос в трубке, — если что, держи нас в курсе.

Он сбрасывает звонок. Торопится так, словно опаздывает на самолет, и следующий рейс будет только лет через десять.

Ругает себя последними словами за то, что когда-то решил не заморачиваться приобретением автомобиля.

Ловит такси и подъезжает как раз тогда, когда Джамала очень эмоционально беседует с черноволосым незнакомым мужчиной в сквере позади собственного дома.

— Я у вас единственный мужик в семье, что ли?! — восклицает Джамала, ее голос испуган и взволнован. — Я ничего не знаю!

Отдав «не надо сдачи», Талгат выскакивает из машины. Слов Джамалиного оппонента не разобрать, только жуткий акцент и тот же страх, а еще мгновенная, дикая ревность.

— Что случилось? — слова «извне» действуют, как команда «брейк». Спорящие замолкают.

Словно в замедленном кино Джамала оборачивается к Талгату, встречает его взгляд своим. Ее глаза огромны, влажны и так невозможно честны, что Талгат уже готов на коленях просить у нее прощения за ложь Золотарева, будто за собственную. Как он мог вообще кому-то поверить? Зачем тогда жить, если не ради этих глаз, когда они на него ТАК смотрят!

— Умар в больнице, — произносят ее губы. Она не ожидала увидеть Талгата сейчас здесь.

— Его машина сбила! — волнуется незнакомый Исину участник диалога. — Нужно туда ехать! Доктор сказал, нужен его полис, паспорт, деньги.