К суду истории. О Сталине и сталинизме - Рой Медведев

Так, например, были арестованы бывшие видные руководители партии «левых» эсеров М. А. Спиридонова, Б. Камков, И. А. Майоров, А. А. Измаилович, И. К. Каховская, один из руководителей партии «правых» эсеров А. Гоц, эсер К. Когу и др.

Не пощадили и многих стариков-народовольцев. Почти сразу же после убийства Кирова было ликвидировано Общество бывших политкаторжан и ссыльнопоселенцев и закрыт журнал этого общества «Каторга и ссылка». При этом в первую очередь хватали тех, кто до революции был связан с террористической деятельностью. В 1935 г. были арестованы А. В. Прибылов и Н. М. Салова. Репрессировали и народовольцев, никогда не занимавшихся террором. Попала в заключение деятельница «Южнорусского рабочего союза» Е. Н. Ковальская, постоянный член редколлегии «Каторги и ссылки». Ряд других народовольцев (В. И. Сухомлин, А. И. Прибылова-Корба и др.) были арестованы позднее.

Почти все эти люди погибли. Среди реабилитированных в 1956 – 1957 гг. мне довелось встретить только одного бывшего меньшевика, фамилию которого я забыл, одну бывшую анархистку З. Б. Гандлевскую и «левую» эсерку И. К. Каховскую, которая незадолго до своей смерти оставила друзьям краткие воспоминания о страшных годах, проведенных ею в сталинских тюрьмах и лагерях.

Был арестован и расстрелян видный публицист и русский политический деятель, один из руководителей кадетской партии Н. В. Устрялов, идеолог так называемого «сменовеховства». В 20-е гг. Устрялов жил в Харбине. Он выступал за примирение с Советской властью и еще с 1921 – 1922 гг. проповедовал среди эмигрантов идею возвращения на родину. Он работал на КВЖД директором советской библиотеки. После захвата Маньчжурии Японией многие сотрудники КВЖД вернулись в Советский Союз. Вместе с ними вернулся в СССР и Устрялов, но был арестован и погиб.

Немало представителей других партий, арестованных тогда органами НКВД, не только давно изменили свои прежние взгляды, но и вступили в ВКП(б), участвовали в Гражданской войне на стороне большевиков и работали потом на ответственных постах в государственном и партийном аппаратах, в Коминтерне (В. Ф. Малкин, Г. Закс, А. П. Колегаев, Ф. Ю. Светлев, Е. Ярчук, Г. Б. Сандомирский, В. Шатов и др.). При этом уничтожение бывших членов всех антибольшевистских партий происходило уже без каких-либо открытых судебных процессов, об арестах этих людей почти никогда не сообщалось в печати.

Естественно, возникает вопрос: что побудило Сталина физически уничтожить всех бывших оппозиционеров и членов других партий, не представлявших какой-либо опасности для Советской власти?

Это была, во-первых, заблаговременно продуманная политическая акция. Выступая на январском пленуме ЦК ВКП(б) в 1933 г., Сталин говорил:

«Надо иметь в виду, что рост мощи Советского государства будет усиливать сопротивление последних остатков умирающих классов… На этой почве могут ожить и зашевелиться разбитые группы старых контрреволюционных партий эсеров, меньшевиков, буржуазных националистов центра и окраин, могут ожить и зашевелиться осколки контрреволюционных элементов из троцкистов и правых уклонистов. Это, конечно, не страшно. Но все это надо иметь в виду, если мы хотим покончить с этими элементами быстро и без особых жертв» [350] .

Уничтожение прежних противников не было продиктовано боязнью образования новой и более опасной оппозиции. Эти соображения в действительности мало беспокоили Сталина. Отчасти то была просто политическая месть. В 20-е гг. у Сталина не было достаточного влияния и власти, чтобы расправиться со своими оппонентами, часто весьма резко говорившими и писавшими о нем. Он терпеливо ждал своего часа. Капитуляцию большинства оппозиционеров Сталин принял только формально, он явно двурушничал: говорил одно, а готовился делать другое. И он немедленно уничтожил всех бывших оппозиционеров, как только почувствовал себя достаточно сильным для этого. В свою очередь, разгром и физическое уничтожение бывших оппозиционеров, обвиненных в шпионаже, измене Родине, вредительстве, позволили Сталину еще больше укрепить свою власть и влияние. Но главное заключалось, конечно, не в мстительности Сталина.

Организуя политические процессы над бывшими оппозиционерами, людьми, которые были частично скомпрометированы перед партией, людьми, растерявшими связи с партией и народом и потому беззащитными перед Сталиным, он стремился создать в стране обстановку чрезвычайного положения, запугать народ и партию, заставить всех поверить в существование в СССР разветвленной сети врагов и шпионов и на этом основании получить в свои руки чрезвычайные полномочия в качестве «спасителя» Советского государства.

Немалое значение имело и стремление свалить на «врагов народа» все политические и экономические трудности. Любому деспоту, насаждающему культ своей личности, нужен козел отпущения. Если в 1928 – 1932 гг. таким козлом отпущения были кулаки и вредители из числа буржуазной интеллигенции, то в середине 30-х гг. – бывшие члены различных оппозиций.

Логика борьбы за власть в стране и в партии, логика преступления вела Сталина к уничтожению под прикрытием политических процессов 30-х гг. основных кадров партии и государства, всех неугодных ему деятелей науки, культуры, независимо от того, принимали они участие в каких-либо оппозициях или нет. Таким образом, репрессии, о которых мы говорили выше, были только прологом и прикрытием еще более страшной и массовой террористической кампании, не имевшей, по-видимому, прецедента в мировой истории.

Л. Д. ТРОЦКИЙ В СЕРЕДИНЕ И КОНЦЕ 30-х гг.

На первом же московском судебном процессе в августе 1936 г. Л. Д. Троцкий был заочно приговорен к смертной казни. В это время он жил еще в Норвегии, и формально ему было запрещено заниматься политической деятельностью. Однако, узнав первые подробности московского процесса, Троцкий сразу же нарушил этот запрет: он делал заявления для печати, направлял телеграммы в Лигу Наций, посылал обращения к различным митингам. Это вызвало немедленную реакцию правительства Норвегии – оно предложило Троцкому покинуть страну. Однако ни одна страна Запада не хотела пускать к себе Троцкого. Он оставался пока в Норвегии, но под строгим домашним арестом. Защиту отца взял на себя старший сын Троцкого Лев Седов, однако, как потом выяснилось, каждый шаг Л. Седова был известен НКВД от осведомителей, которых Седов считал своими верными соратниками. В конце декабря Мексика дала согласие принять у себя Троцкого и предоставить ему политическое убежище. В глубокой тайне, под охраной, не на пассажирском судне, а на танкере, нанятом норвежским правительством, Троцкий с женой отплыл в Мексику. Он прибыл туда 9 января, а через две недели в Москве начался процесс «параллельного центра», где бывшие троцкисты преобладали среди обвиняемых.

В Мексике Троцкий развернул бурную деятельность, однако она находила очень слабое отражение в мировой прессе, ибо сам Троцкий не был популярен ни в буржуазных, ни в либеральных, ни в социал-демократических, ни тем более в коммунистических кругах. К тому же Троцкий не слишком хорошо понимал все то, что происходит в Москве, и в своих оценках часто выдавал желаемое за действительное. Он, в частности, писал:

«Временно спасая власть Сталина, кровавая чистка окончательно расшатывает социальные и политические основы бонапартизма. Сталин близок к завершению своей трагической миссии. Чем более ему кажется, что ему никто не нужен, тем ближе час, когда он сам окажется никому не нужен. Если бюрократии удастся, переделав формы собственности, выделить из себя новый имущий класс, этот последний найдет себе других вождей, не связанных революционным прошлым и более грамотных. Сталин вряд ли услышит при этом слово благодарности за совершенную работу. Открытая контрреволюция расправится с ним, вернее всего, по обвинению в… троцкизме… Однако такой путь вовсе не предрешен… Вполне вероятно, что революционные потрясения в Азии и Европе, предупредив свержение сталинской клики капиталистической контрреволюцией, подготовят ее падение под ударами трудящихся масс. В этом случае Сталину еще меньше придется рассчитывать на признательность» [351] .

Сразу же после процесса «параллельного центра» Троцкий решил организовать «контрпроцесс» для разоблачения разыгранного в СССР судебного фарса. Однако большинство видных и авторитетных деятелей западной интеллигенции отклонили предложение Троцкого принять участие в «контрпроцессе». Некоторые из них верили во многое из того, что происходило в Москве, другие не верили, но отрицательно относились к Троцкому. С большим трудом, при посредстве своих американских последователей Троцкому удалось создать специальную комиссию, во главе которой согласился встать 80-летний американский философ и педагог Джон Дьюи, человек, чья репутация ученого была вне сомнений. Заседания комиссии происходили в Мексике в доме Троцкого под строгой охраной полиции. Заседания комиссии начались 10 апреля 1937 г. и шли непрерывно в течение недели, однако западная печать уделяла им крайне мало внимания. Лишь через несколько месяцев после окончания заседаний комиссии в шестьдесят втором и шестьдесят третьем номерах «Бюллетеня оппозиции» был опубликован «Вердикт Международной комиссии о московских процессах», в котором, в частности, говорилось: «Комиссия находит: