Семь крестов - Николай Прокошев

– Потому я и сомневаюсь, – бегающий взгляд великана ощупывал все пространство вокруг. – Но вдруг получится? Ведь арестовывать его не за что. Что он нарушил? Бога не поносит, братьев тоже. Да и народ своего любимца в обиду не даст. Вон в Меве хотели его схватить, так толпа, словно щенят, отбросила стражу.

– Знаешь, друг, я тоже на распутье. Ухожу из ордена…

– Да ладно! Тоже устал биться? Смотри-ка, мы ведь все стали другими людьми, как встретились с тобой, Гектор. И ты вместе с нами изменился.

– Давай сегодня вечером к нам на ужин, поговорим. Я только что Гуннара в Закхайме встретил – он тоже обещал прийти. И Джаспер с нами.

– Остались еще, значит, стрелы у старого лиходея, Галифакс ему в ребра, – развеселившись, Тронд локтем ткнул приятеля в бок.

– Не совсем, – вздохнув, прусс отвернулся в сторону. – Досталось ему. Я тебе вот что скажу – не принимай близко к сердцу басни Гуннара. Ты же сам говорил, что после ранения у него с головой стало плохо. Народ послушает-послушает да и плюнет в конце концов, когда кавалерия в город войдет. Кто посмеет оказать сопротивление?

– Старый Тронд размышляет так же, как ты. А новому хочется верить в то, что изменится нынешний уклад. Не зря мы все сошлись в Пруссии, как думаешь? Судьба нас собрала в одну упряжку. Почему мы с Гуннаром оказались наемниками именно в Кёнигсберге? Позови еще Михаэля, пусть тоже выскажется.

– Я верю, что наши пути пересеклись не случайно. Кроме того, мне кажется, я даже знаю, почему так случилось. Но давай подождем вечера. Обсудим дела наши насущные всей компанией, идет?

В замке новый маршал Йоганн фон Шенфельд принял отставку полубрата, будто заранее знал о его решении. Без эмоций и вопросов он поставил свою печать на договоре Бронте и с Богом отпустил того в архив, где архивариус фон Ризе, напротив, с ехидной усмешкой и лукавым взглядом, приобщил документ к остальным бумагам. По поводу ухода Гектора маленький человечек радости не скрывал, но все-таки пожелал бывшему уже солдату Тевтонского ордена счастливого пути и удачи.

С некоторым разочарованием Пес заметил, что в его отсутствие жизнь в замке не изменилась. Люди приходят и уходят, а служба идет. Во дворе хаускомтур фон Плотке беседовал с новобранцами. Немецкая корпорация всегда нуждалась в толковых людях и расставалась с проверенными членами крайне неохотно, но в свете последних событий, всколыхнувших патриотические чувства, отбоя от желающих пополнить ряды кнехтов и полубратьев не было. Никаких наград и похвал Псу объявлять никто не собирался: захотел – ушел, дело твое, найдем других. Прав был Тронд: довольствоваться нужно тем, что имеешь, нечего звезды с неба хватать.

На короткий миг прусс задержался у колодца, глядя на бывшее зернохранилище. Вся история началась в кёнигсбергском оплоте ордена, здесь она, по всей видимости, и закончится. Пройден долгий путь, многое осознано и достигнуто. Все завертелось с побега.

В результате такого досадного упущения был смещен бывший начальник гарнизона – на его место встал Гуго. Вот так, пусть косвенно, но Пес повлиял на жизнь другого человека. Потом викинги, Анна, Трудевут и дальше по спирали до тех пор, пока силы окончательно не иссякли.

С чем он остался в итоге? С калекой-другом, второй товарищ двинулся умом, третий близок к этому, на горбу еще двое чужих детей. Жена, бесспорно, не обрадуется, когда узнает, что из ордена он все-таки ушел. Бальтазар тоже устал от его выходок. Стоила овчинка выделки? Да уж, вопрос, несомненно, хороший. Резонов, конечно, больше в пользу того, что стоило, – откажись он тогда, болтаться бы ему в петле на счастье воронья. Ладно, не вешать нос – выход есть всегда, главное – его найти и умно им воспользоваться.

На обратном пути Гектор решил зайти в форбург проведать Йоганна. Полубрат был занят молитвой. Над его кроватью висели резные изображения Девы Марии и нескольких святых, и Йоганн по нескольку раз на дню, встав на колени перед лежанкой и облокотившись на нее, разговаривал с Отцом Небесным. А после мора в замке и вовсе не давал Иисусу продыха.

Укрепившейся набожности полубрата позавидовал бы любой правоверный мусульманин, привыкший молиться и в пустыне и в темнице. Тревожить друга прусс не отважился. Передав Паулю мешок с вещами и попросив кнехта предупредить Йоганна, что его ждут на ужин в «Вороне», Пес покинул казарму.

Как только Гектор ступил за ворота крепости, стражники назидательно опустили решетку, явно давая понять, что отныне дорога к братьям для бывшего полубрата навсегда заказана. В спину послышались грубые, хамские ругательства, чаще всего звучали слова «предатель», «слюнтяй» и «трус». Со стен часовые принялись освистывать «слабака», кидая в него мелкие камушки. Никто из них понятия не имел, сколько он сделал для ордена, поэтому Пес не стал отбиваться и дерзить в ответ.

С выходом из корпорации он словно оставил очень важную часть себя внутри крепости. И эта часть затем разлетелась на осколки. Один осколок плюхнулся в тюрьму, другой сквозь крышу упал в дормиторий, третий выполз в подвале фирмари, четвертый очутился в чьей-то плошке в ремтере, пятый попал в камин зала капитула.

Подобно тому, как крестоносцы грабили Иерусалим, как паломники на щепки разобрали Крест Господень, так и Гектор распался на множество частиц. Кучка пепла осталась в подземелье кирхи Святого Георга, пригоршня черепков – в древней Брутении, штоф крови – на Танненбергском поле, пятнышко пыли – в хижине Вицеля, мешочек серебра – в славном городе Генте. Тысячи мелких обломков беспорядочно валялись где-то на просторах времен и пространств.

Оказалось, что не так-то просто покинуть братьев. Это было самое сложное решение из когда-либо принятых Псом. Войти в трактир легко, а вот попробуй оттуда выбраться, особенно если карманы полны монет. Но в том, что решение верно, он ни на секунду не сомневался, просто не представлял, что оно дастся так болезненно. Любая потеря означает боль, причем боль душевная гораздо сильнее боли телесной. Путь избран, сворачивать поздно, и как бы плохо ни было, останавливаться нельзя. Остановка подразумевает поражение, а проигрывать Гектор уж точно не собирался.

На улице Бергштрассе бывший полубрат вдруг остановился как вкопанный меж гильдией рыбного промысла и прядильней Унтерса. Причиной послужила одна застенчивая девичья улыбка, посланная в его адрес молоденькой, прячущей глаза девчушкой в сером фартуке, которая несла на плече несколько заячьих шкур. Вот в чем дело! Настроение – раб твоего разума, когда думаешь о плохом, тебе, действительно, становится плохо. Значит, прогони все дурные мысли, и делов-то. Не надо ничего выдумывать, все очень просто.

– Приветствую вас, дорогие мои домочадцы, – с широкой улыбкой на лице Гектор зашел на кухню и размашисто хлопнул Бальтазара по плечу. – Сегодня у нас будет праздничный ужин! Отец, гони всех забулдыг вон и накрывай стол прямо в зале.

– Что это с тобой? – подозрительно покосившись на давнего друга, владелец трактира помахал у того рукой перед глазами. – Голову, что ли, напекло? Так вроде не лето. Или тебе, может, выходное пособие дали? А-а, нет! Прочат в магистры тевтонов, угадал?

– Да что ты заладил. Я понял одну вещь. Вот ты когда последний раз улыбался? Когда обвалилась крыша в «Пятом колесе»? Знаешь, я уже сто лет не едал твоих роскошных ворон. Сегодня мы ждем Гуннара, Тронда, Михаэля и Йоганна. Жаль, Анны не будет, ну да ладно, нам больше достанется. А то начнет опять: «жирное нельзя, уберите молоко»…

– Тебя что, в крепости отдубасили? По головушке досталось?

– Не нуди, перестань, Бальтазар, – такого прилива сил и бодрости Пес не ощущал с той поры, как однажды окунулся в прорубь. – Ты же знаешь, как я тебя люблю. Матиас, поди сюда!

– Да, господин Гектор, – мальчишка осторожно подступил к хозяину.

– Ты сегодня на кухне за старшего. Распорядись, чтобы к восьми часам накрыли в общей зале. А сейчас объяви посетителям, что к нам жалует князь Новгородский и с ним пятьдесят человек сопровождения. Пусть убираются.

– Сию минуту, господин, – бегло глянув на Бальтазара, Матиас удалился.

– Знаешь, что я осознал, друг?

– Понятия не имею, – Бальтазар шмыгнул носом. – Второе пришествие? Конец света? Ростовщики раздают свое добро задаром?

– Когда думаешь только о хорошем, становится легче жить, – указательный палец прусса назидательно поднялся. – Добро есть и в тишине, и в смешном котенке, понимаешь? Нужно просто научиться его собирать и раздавать дальше. Вот о чем говорил Гуннар.

– Однажды тебе уже было хорошо. – Гектор уже вышел, когда толстяк задумчиво поскреб щеку. – И чем это закончилось, мы прекрасно помним…

Бойкие кухонные служки, насвистывая задорные сельские песенки про пастушка Ганса, заученными движениями отодвигали столы в стороны. Центр помещения должен был занять комплект мебели, являвшийся гордостью всего Закхайма, а быть может, и Кёнигсберга. Изготовленный из персидского ореха на заре второго тысячелетия, стол имел настолько завораживающую резьбу, что диву давались многие императорские лица, имевшие удовольствие вкушать пищу за этим арабским шедевром.