Бессмертная жена, или Джесси и Джон Фремонт - Ирвинг Стоун

Она вернет прежние порядки в Белый дом. Каждый американец должен чувствовать, что это его второй дом.

Кампания была чревата тысячью осложнений, но к октябрю стало ясно, что ее исход решит фундаментальный вопрос: вызовет ли избрание Джона Фремонта выход из Союза? С сотни трибун в Миссури Том Бентон провозглашал, что Юг немедленно отколется, если будет избран «черный республиканец». Избиратели Севера стали задаваться вопросом: «Какой смысл избирать Джона Фремонта, если это вызовет гражданскую войну?»

В день выборов заря была светлой и ясной. Семья Фремонт поднялась рано, надела свои лучшие наряды, и Джесси вместе с Лили и Чарли проводили Джона к избирательной урне. Потом они пошли в штаб-квартиру кампании на Бродвее, куда к полудню стала стекаться по телеграфным линиям Сэмюэла Морзе информация о результатах голосования. К обеду стало ясно, что Джон получил большинство голосов в Нью-Йорке, Огайо, Мичигане, Висконсине, Айове, Коннектикуте, Мэне, Массачусетсе, Нью-Гемпшире, Род-Айленде. Его позиции слабели в Пенсильвании, Иллинойсе и Индиане, а ведь Блэр и Фремонт считали, что эти три штата перейдут к республиканцам. Наиболее сильным ударом для Джесси явилось то, что Миссури поддался доводам Тома Бентона и проголосовал за демократов. Маленький Чарли и Джон отдали должное обеду, принесенному на подносах, а Джесси и Лили не смогли и куска проглотить: было ясно, что Миллард Филмор и его партия свободной земли оттягивают достаточно голосов республиканцев, чтобы склонить сомневающиеся штаты в пользу демократов.

В переживаниях этого дня Джесси ощущала и признательность, и разочарование. Она была признательна добровольцам, участвовавшим в кампании, в своем большинстве это были молодые и лояльные делу свободы люди: они не желали признавать поражение до самого последнего момента и отважно повторяли: «Нас могут побить на сей раз, но мы выберем Джона Фремонта в 1860 году». Она понимала разочарование таких людей, как Дана и Грили, пришедших вечером пожать им руку и сказать, что они прекрасно вели борьбу; сдержанная, без эмоций реакция Джона на поступавшие свидетельства поражения притупляла огорчение тем фактом, что они отстали от Бьюкенена почти на полмиллиона голосов.

Они оставались в штаб-квартире до рассвета, пожимая руку уходившим участникам организации кампании, а затем по-научному анализируя результаты выборов с Фрэнсисом и Фрэнком Блэрами: Филмор и его сторонники свободной земли оттянули восемьсот тысяч голосов, которые достались бы республиканцам, не будь Север расколот. Триста тысяч вигов голосовали не за Фремонта и партию, более близко выражавшую их убеждения, а за Бьюкенена, стараясь не допустить раскола. Джесси подумала: «Если бы только эти виги и северные демократы, верившие в дело республиканцев, не испугались опасности сецессии Юга, Джон был бы избран. Если бы республиканцы избрали председателя Пенсильвании своим кандидатом на пост вице-президента, он мог бы нанести поражение Бьюкенену в его собственном штате. Если бы Том Бентон не выступил против своего зятя; если бы новая партия имела средства для проведения кампании, сопоставимые с ее молодым энтузиазмом; если бы…»

— Да, — прошептала она, когда первые лучи солнца проникли в выстуженную и опустевшую штаб-квартиру, — если бы…

Они побрели домой по пустынным улицам. Джесси и ее дочь отправились на кухню, чтобы приготовить яичницу с ветчиной. Она подала завтрак в столовую на стол, который почти пять месяцев был завален избирательными материалами. В середине еды Фрэнсис Блэр не выдержал: в его тарелку закапали слезы.

— Простите старика, — сказал он, — но я не могу сдержать свое разочарование. Я был так уверен, что мы создаем новую политическую партию, нового президента и новую эру. Теперь, когда все позади, видно, что мы ничего не свершили… ничего… Мы также участвовали в гонке!

Расстроенная этим срывом, Лили начала хныкать:

— Я замышляла провести следующие четыре года в Белом доме. Я организовала бы множество чудесных вечеринок, и все мальчики и девочки в Вашингтоне стали бы моими друзьями…

— А я даже перестроила Белый дом, — сказала Джесси с горькой улыбкой, — оклеила новыми французскими обоями приемный зал. Я провела ужин-буфет для тысячи гостей. Лили, прекрати хныкать. Надень пальто и погуляй по Вашингтон-сквер, пока не возьмешь себя в руки. Если ты не можешь выдержать более сильные разочарования, тогда ты будешь несчастной полжизни.

Лили надела пальто и вышла через парадную дверь. Фрэнсис Блэр извинился и пошел в свою спальню. Аппетит пропал, Джесси и Джон смотрели друг на друга через стол.

— Как ты думаешь, не отдохнуть ли нам? — спросила она.

— Да, должны попытаться.

Они устало поплелись наверх, в свою спальню. Джесси откинула тканевое покрывало. Они не стали раздеваться, а сбросили верхнюю тяжелую одежду и надели халаты. Они слишком устали, чтобы разговаривать и заснуть: они лежали рядом не двигаясь, и каждый думал о своем.

Впервые с тех пор, как пять лет назад она провела одинокие и бессмысленные месяцы в песчаных дюнах Сан-Франциско, ее охватило уныние. Она всегда верила в свои и Джона возможности, но теперь вынуждена признать, что для карьеры лучше всего подходит красочный французский термин «упущенная возможность»: они столько раз почти достигали превосходных результатов, но ничто не доводилось до логического конца. Они взбирались наверх в стольких многообещающих циклах, подходили к вершине, чтобы тут же соскользнуть вниз. Они не достигли ничего стабильного, что вело бы прямиком к дальнейшим достижениям. Чем они займутся и что сделают? Сумеют ли они справиться с очередной ожидающей их ролью? Или же снова подберутся к высокой вершине и снова упадут и окажутся за бортом?

Она понимала, что это несправедливо: Джон сделал много как исследователь, сыграл решающую роль в освоении Запада, успешно проявил себя в качестве завоевателя, гражданского губернатора, сенатора, кандидата в президенты. Но во всех этих ролях его успех был мимолетным, роли менялись так быстро, что шла кругом голова! Почему так происходит с ее мужем? Почему так происходит с ней? А как это влияет на их брак? Она так часто размышляла над загадкой Джона Фремонта, но теперь увидела, что действительную загадку задает их брак. Она удивилась тому, что, какими бы ни были трудности или острота кризиса, ни один из них в личных отношениях не подвел другого и этот добропорядочный и счастливый брак переживает неудачу почти при каждом изменении мирской карьеры. Почему такое хорошее супружество не ведет к таким же успехам? Неужели в одном из них есть нечто, исключающее другого? Или же способности мужчины и женщины жить в любви и гармонии являются теми атрибутами, которые заранее исключают мирской успех? Они терпели поражения по весомым, иногда даже героическим причинам, но всегда в конце их подстерегал неуспех.

Так ли это? Может быть, ей просто кажется, что цель важнее средств? В действительности Джон прекрасно преуспел как кандидат в президенты. Он остался верен лучшим чертам своего характера и наиболее достойным традициям американской государственности. Лишь она и муж ведают об этом; остальные граждане будут верить, будто они провалились; но с каких пор их единая точка зрения стала для них недостаточной? Разве они не были готовы принять осуждение и остракизм, решаясь на завоевание Калифорнии? Хотя завоевание произошло не совсем в такой форме, какую они предполагали, они не страдали от того, что были лишены возможности раскрыть закулисную деятельность. На этот раз действовали по собственному, скрытому от других убеждению: отказались принять предложение демократов о выдвижении кандидатуры, отказались вести кампанию грязными методами, отказались допустить в кампанию тему религиозной нетерпимости. Они не могли выйти на публику и крикнуть: «Мы настаивали на победе в идеальной обстановке!»

Нет, они не могли выставлять напоказ свои добродетели. Они проиграли, и это был конец. Но они сами как муж и жена знали, что, заплатив затребованное с них, они стали бы президентом и первой леди. Взаимное доверие — добро для супружества: оно придает ему вес и широту.

Джон поднялся с постели и пошел в свой кабинет. Она слышала, как он листает книги, передвигает мебель. Она встала, подошла к двери и увидела, что он стоит среди бумаг и заметок и смотрит на них с выражением пресытившегося. Он поднял взор и, не двигаясь, — лишь его темные впалые глаза казались живыми, — сказал через плечо:

— Ты можешь хранить тайну?

— Теперь, когда нет репортеров, осмелюсь сказать: могу.

— В таком случае должен сознаться, что я глубоко сожалею о том, что упорно старался быть благородным. Мне не следовало бы отклонять предложение демократов о выдвижении моей кандидатуры! Или же, приняв выдвижение от республиканцев, вести яростную кампанию, угрожать гражданской войной, если меня не изберут, допустить включение в кампанию вопроса о религии. Вчера перед нашим домом стояли тысячи; сегодня мы одиноки, нет даже ни одного репортера, чтобы выяснить, как чувствует себя проигравший. Говорю тебе, Джесси, мы были идиотами! Нам следовало бы вести игру по правилам политики! Эти правила были выработаны много лет назад. Если бы мы были разумными и деловыми, то сегодня утром ты могла бы пойти по магазинам и купить фиолетовые занавеси с розовыми шнурами для Белого дома, а ты беседуешь с мужем в скучной комнате, предаваясь ненужным воспоминаниям.