Бессмертная жена, или Джесси и Джон Фремонт - Ирвинг Стоун

— Ой, мистер Бьюкенен! — воскликнула она. — Как чудесно увидеть вас в разгар битвы!

— Ох, хорошо, Джесси, — прошепелявил Бьюкенен, — мы ведь так мало можем сделать, чтобы ослабить драку. Джон и я — всего невинные зрители… Во время моей поездки в Нью-Йорк у меня оказался свободный часок, и я пришел сказать вам, что вы должны стать первой леди.

Изумленная Джесси рассмеялась:

— Значит ли это, что вы намерены голосовать за нас, мистер Бьюкенен?

— В той же мере, в какой я считаю, что Джон не должен быть президентом, — ответил он, подморгнув. — Меня так и подмывает проголосовать за него, с тем чтобы ввести вас в Белый дом.

— Это, мистер Бьюкенен, самый приятный комплимент, полученный мною. После вашей доброты я буду огорчена, если вы потерпите поражение.

Бьюкенен сел в кресло у окна, на которое ему указала Джесси.

— Вы не можете побить меня, Джесси, потому что слишком многие в стране знают, что избрание республиканца принесет гражданскую войну. Вы помните, как я старался добиться мира с Англией в споре о канадской границе, а сейчас всеми силами стараюсь удержать нас от войны с Мексикой…

— …В то время как мистер Фремонт и я всемерно старались втянуть страну в войну.

Джеймс Бьюкенен улыбнулся:

— Именно так. Американский народ понимает, что я не стану особым украшением Белого дома,[16] осознает, что я не могу взять с собой мисс Джесси, но он верит, что я буду стремиться к миру любой ценой. Пожалуйста, поверьте мне, мисс Джесси, любая цена — это хорошая цена, когда речь идет о мире. Именно поэтому я не могу голосовать за Джона при всем моем желании увидеть вас первой леди: он прибегнет к силе, чтобы сдержать Юг, а это почти немедленно ускорит войну.

— Вы слишком хороший кандидат для вашей партии, мистер Бьюкенен, точно так же как у вас есть соблазн проголосовать за меня, мое восхищение вами станет склонять меня проголосовать за вас. При отдаленной возможности, что вы возьмете верх над Джоном, — продолжала она, — ваша племянница станет очаровательной хозяйкой в Белом доме.

Бьюкенен встал, взял свою шляпу и направился к парадной двери.

— Верно, мисс Джесси, — сказал он, — но Белому дому требуется нечто большее, чем очаровательная хозяйка. Следующий раз, когда я стану бороться за пост президента, я хотел бы, чтобы вы были моим партнером в избирательной кампании. Мои комплименты вашему милому мужу.

Несмотря на напряженную работу, волнение и воздействие обстановки, она выкраивала время для личной жизни. Ее положение было схоже с тем, когда она оказалась в гуще американо-мексиканских отношений и к ней поступал материал из всех источников, превращая ее в некое подобие главного редактора грядущей войны. В столовой на Девятой-стрит, превращенной в рабочую комнату, она действовала в качестве главного редактора кампании, сюда стекалась вся информация, и отсюда исходила основная масса статей и решений. По мере того как кампания набирала темп, Джон начал выступать с короткими приветственными речами перед толпой, ежедневно собиравшейся около их дома в пять часов вечера. Он сам написал много важных писем и принялся просматривать вместе с ней газетные статьи.

Когда люди перед домом Фремонтов, прослушав речь Джона, начинали кричать: «Фремонт и Джесси!» — она чувствовала себя неловко: ведь он мог подумать, что это результат ее подстрекательства, и начать подозревать, что ей не нравится вторая роль и она хочет быть равной с кандидатом в президенты. Она начала припрятывать статьи, посвященные ей, проявляла максимум такта во всех своих интервью, записках и статьях, стараясь принизить свое участие в жизни мужа, показать, что ее роль была всегда вспомогательной. Когда Джон сделал ей предложение в доме Хасслера, она обещала:

— Я никогда не поставлю тебя в неловкое положение, я не хочу славы или хвалы, я никогда не стану расхаживать по улице с папкой дел в руках, чтобы, завидя меня, друзья устремлялись в боковые улочки.

Она почувствовала облегчение, узнав, что никто не знает о ее сотрудничестве в работе над тремя докладами Фремонта, о ее роли в подготовке защиты в военно-полевом суде или о ее политических собраниях в Монтерее, когда Джон находился в Марипозе. Один такой намек, и демократическая печать подняла бы шум, что Джоном Фремонтом руководит жена; она тревожилась, какой вред их сотрудничеству могут нанести подобные слухи.

Прогуливаясь однажды утром по Бродвею, она услышала, как группа молодых парней громко распевала:

Мы за нашу страну и СоюзИ всегда за отважную Джесси.

Вскоре почта стала доставлять экземпляры других песен, появившихся в ходе избирательной кампании. Одну пели на мотив «Прохожу я через рожь», и она называлась «О, Джесси есть милая блестящая леди».

С нами Джонни, а ну-ка, Джесси,Пусть будет чистым Белым дом.С отважным Джонни и милой ДжессиЮжан отгоним, и поделом.

Затем появилась еще одна песня, которая создавала впечатление, что если она не борется за пост вице-президента, то во всяком случае борется за положение помощника президента.

Ей мудрости и разума не занимать,Они ее красе и доброте под стать.Она отважна, защищая добродетель и свободу.И как не пожелать ей скатертью дорогуВ тот Белый особняк, что отведен старшому.

Фрэнсис Блэр был в восторге от ее работы; он понимал, что она играет важную роль в привлечении женщин северных и западных штатов к содействию республиканской партии. Он сказал ей, что до настоящего времени влияние женщин в политике было ничтожным. Однако письма его сына Фрэнка, поступавшие из каждого важного пункта республиканской кампании, говорили о том, что женщины довольны и хотят иметь своего представителя в Белом доме, что их политическая вовлеченность оказывает большое воздействие на мужчин. Он просил Джесси удвоить усилия. Она возражала, говорила, что должна соблюдать скромность, что некоторые могут считать, будто женщине не подобает играть слишком активную роль в национальных выборах. Фрэнсис Блэр выразил удивление по поводу того, что он назвал неожиданным изменением всей философии жизни, доверительно сказав ей, что если Джон будет избран, то значительная часть заслуги будет принадлежать ей.

— Подождите, пока не увидите новые плакаты, которые готовятся для наших больших парадов, — сказал он ей, сверкая глазами, — они гласят: СВОБОДНАЯ ДЖЕССИ БЕНТОН. Это побудит каждую женщину на Севере утверждать, что и она склонна к свободе.[17]

Осложнения для нее создала Лили, правда, она же рассеяла возникшие опасения. Лили нашла в ящике стола пачку припрятанных статей и песен о матери. Довольная, она показала их отцу. Джон спросил жену, почему она не показала ему эти материалы. Джесси покраснела и сказала, покачав головой:

— О, это всего-навсего пустячки из женских газет, сплетни на тему, какую еду я буду готовить в Белом доме, если тебя выберут.

Джон выложил статьи на обеденный стол, прочитал отдельные пассажи, вслух проскандировал песню:

Пусть ярко сияют свободные веси,А рог изобилья осыплет добромБелый дом, когда туда мы введемФремонта и нежную Джесси.

Закончив, он посмотрел на смущенное лицо жены.

— Это касается выборов, — сказал он. — Многие намерены голосовать за тебя из числа тех, кто не стал бы голосовать за меня. Впервые в истории нашей нации жена кандидата играет такую большую роль в выборах. Люди знают и любят тебя, Джесси. Они понимают, как настойчиво ты работала в мою пользу пятнадцать лет. Они восхищаются тобой и проголосуют за тебя…

— Действительно, Джон…

— Итак, прими эту дань как свидетельство успеха супружества. Люди знают, что ты мой полноценный партнер, что, избирая меня, они выбирают двух Фремонтов вместо одного. Ты мне сказала в рабочей комнате Хасслера, когда я предложил тебе выйти за меня замуж, что твое единственное желание — это хорошее супружеское сотрудничество; ты добилась этого настолько успешно, что станешь первой леди, избранной народным голосованием.

При возраставшем энтузиазме республиканцев, постоянном увеличении численности партии и быстроте, с которой она поглощала части бывшей партии вигов, становилось очевидным, что у Джона Фремонта превосходная возможность стать пятнадцатым президентом Соединенных Штатов. Партия свободной земли была небольшим облачком на горизонте, которое могло отобрать некоторые голоса сторонников свободы у Фремонта, но Миллард Филмор не казался сильным кандидатом, и республиканцы не тревожились. Ободренная Джесси не смогла удержаться от планов переустройства некоторых частей Белого дома, в особенности устаревших спален, сумрачной семейной столовой и детской, не слышавшей детского смеха уже много-много лет. Она решила восстановить неофициальные порядки режима Эндрю Джэксона: она откажется от формальных очередей при приеме и чопорных обедов, на которые могут приходить только приглашенные; цепочку леди в обязательных длинных платьях, присутствующих на приемах, заменят открытые двери. Обеды будут проводиться по-семейному; их друзья смогут приходить в любой вечер; а проезжающие через Вашингтон могут не стесняясь приходить в Белый дом. Обеденный стол в Белом доме станет неким подобием обеденного стола Бентонов, только с большим числом гостей, за столом будут обсуждаться все вопросы национальной политики. Она вспомнила, как впервые увидела Белый дом — ее привел туда перед большим приемом и ужином отец. В каминах ярко горел огонь, мерцали восковые свечи, залы были украшены камелиями и ветками лавра. В государственной столовой подковообразный стол, по центру которого стояли вазы с ягодами, конфетами, орехами и фруктами, ломился от изысканных блюд, изготовленных французским шеф-поваром, а на обоих концах размещалось любимое воскресное блюдо отца — замороженные лососи в мясном холодце.